Красная каторга - Никонов-Смородин Михаил Захарович

Я не думал, стремясь к побегу, о разлуке с Родиной. Но чувство любви к ней всегда жило в моем сердце, только я не ощущал его остро, как не ощущаем мы многое привычное. И вот теперь, в минуту расставания, это чувство помимо моей воли с особой силой проснулось, и тоскливо сжалось сердце.

Собираюсь с силами, стряхиваю нахлынувшую тоску и погружаюсь в холодные воды озера. Я купаюсь ежедневно по утрам до самых заморозков и это прекрасно на меня действует. Так и теперь: выхожу из воды твердым и решительным.

Около склада продовольствия обычная картина: зав складом выдает дневную порцию продуктов для зверей и кроликов. Бригадир зверкухни с Митей Сагалаевым, бригадир кормового отделения крольчатника – тут же. Несколько в стороне два сексота, очутившиеся здесь как бы случайно, дополняют картину.

Подхожу к группе.

– Ну, Митя, поедем на остров Левин за рябиной, – обращаюсь я к своему компаньону по побегу.

Митя молча следует за мной. Мы взваливаем на плечи весла, стоящие у крольчатника. Я вспоминаю о замке. Лодка у пристани на замке всегда. Посылаю Митю к бригадиру крольчатника за ключом. Митя возвращается немного обескураженный.

– Нет в крольчатнике ключа. Ключ у рыбаков. А рыбаки выехали на лов.

В это самое зремя из лесу по тропинке идет прямо к нам старший рыбак.

– Ключ от лодки у вас? – спрашиваю.

– У меня.

– Давайте сюда.

Рыбак, не сказав мне ни слова, передал мне ключ. Нам положительно везло!

У пристани моторное судно или по-здешнему  «сойма», несколько лодок. Около – матросы и группа рабочих, занятых ремонтом. Вблизи пристани – навес, загруженный мешками с зерном, охраняемый сторожем художником Ваулиным. Никто не обращает на нас ни малейшего внимания.

Наша лодочка, не спеша, степенно вышла из-за загиба деревянной пристани и направилась вдоль прибрежных камышей за ближний восточный мыс. Вдали по спокойной поверхности озера скользят рыбачьи лодки. Мы благополучно огибаем мыс и подплываем к лесным зарослям за заборами питомника. Василий Иванович и Петр Харитонович уже ожидают нас там. Положение становится опасным: если теперь из-за кустов вывернется охранник – мы пропали. Все улики на лицо: три ружья, запасы продовольствия, бинокль. Но охраны не видно и мы торопливо грузим все на лодку. Петр Харитонович отправляется почти бегом на мыс Оров Наволок за спрятанными бутылками рыбьего жира и должен там на мысе к нам присоединиться. Мы втроем садимся на лодку и выезжаем из камышей.

Лодка весело скользит мимо мыса обратно. Опять мы видим пристань, силуэты рабочих, ремонтирующих судно. На нас, разумеется, никто не обращает внимания: мало-ли лодок проходит по этим водным просторам. Налегаем на весла и быстро подвигаемся к мысу Оров Наволок. Забравши Петра Харитоновича и спрятанный там рис, мы направляемся на самую оконечность мыса.

Мы почти не разговариваем. Внимание напряжено до крайности: нет ли где случайно охранника или сексота.

Безлюдье и тишина. С каменистой отмели на оконечности мыса открылась озерная ширь. Километрах в двенадцати от мыса на противоположном берегу озерного рукава словно уснули огромные лесные массивы.

В молчании я вышел из лодки на каменистую отмель, внимательно осмотрелся кругом и, помолившись в душе, вынул компас и определил направление нашего пути мимо Аленина острова. Еще момент – и весла дружно заработали. Наша лодка направлялась в глухое место на противоположном берегу, расположенное как раз по средине между двумя рыбачьими поселками.

Выгрузка заняла не более минуты. В следующий момент мы быстро начали нагружать лодку камнями с намерением утопить на глубоком месте. Операцию потопления пришлось проделать мне и вышла она у нас неудачно.

В момент погружения лодки камни сдвинулись к корме и лодка, погрузившись в воду, стала вертикально. Корма уперлас в дно и кончик носа выставился из воды. Получился сигнал, указывающий охране место нашей высадки. Нырнув к корме я стал под водою швырят камни из лодки. Однако, работа оказалась совсем не легкой. Минут сорок работал я изо всех сил, ныряя для выбрасывания камней. Наконец, полузатопленная лодка поднялась на поверхность. Я толкнул ее посильнее, предоставив дальнейшее легкому ветерку и, дрожа от холода, направился к берегу. Моя тренировка холодными купаниями и обливаниями зимой мне очень пригодилась: я не схватил даже насморка.

Молчаливый дремучий лес, сбегавший к самым водам с прибрежной возвышенности, принял нас в свои объятия. Мы живо углубились в лес и только там немного передохнули и начали приспосабливать к переноске наши грузы.

Петр Харитоныч захватил с собою даже щипцы для резки проволоки на границе. Наши представления о границе были очень туманны и каждый рисовал ее себе по-своему. Петр Харитоныч представлял ее себе опутанной проволочными заграждениями и по сему случаю припас щипцы. Мы же взяли с собой топор и веревку, впоследствии сослужившие нам великую службу.

Теперь наша ближайшая задача – пересечь полотно Мурманской железной дороги и оттуда направиться по намеченному заранее маршруту.

Бодро шагаем по сухому хвойному лесу, напряженно всматриваясь вперед.

К полудню лес стал редеть: вероятно, скоро дорога. Однако, дороги все еще нет. На нашей карте она, к сожалению, не нанесена и определить где она невозможно. Уже под вечер добрались мы до каменистых отсыпей, они преградили нам путь, уходя на север и на юг из поля зрения. Пришлось идти прямо по этому каменному хаосу. Опасное это было путешествие, угрожавшее целости наших ног. Но, слава Богу, ноги остались целы и мы преодолели это первое серьезное препятствие на нашем пути. Тяжелые мешки с провизией нас буквально душили – приходилось идти через силу, пока не добрели мы до железной дороги.

Первая ночь застала нас, возбужденных и радостных, на обширной свежей гари. Пожар здес уничтожил верхний почвенный покров и обнажил камни. Идти в темноте по этому каменному хаосу – значило рисковать вывихом ноги. Мы прилегли на камнях, положив в изголовье свои тяжелые мешки. Но едва засерел рассвет, как уже бодро двинулись вперед.

Нам нельзя пользоваться ни дорогами, ни даже тропинками: везде могла быть засада. Наш путь лежал через леса, через бесконечные моховые болота. Приходилось идти прямо по зыбкой поверхности болот, по напитанным водою мхам. За спиной каждого из нас тяжелый мешок с продуктами, не дающий возможности двигаться быстро.

Зыбкая почва трясется вокруг от наших тяжелых шагов. Всюду блестят зеркала воды. Опасность стережет нас на каждом шагу. Но у нас нет выбора. Сфагновые болота, наиболее мокрые и зыбкия, сменяются клюквенными болотами, состоящими по большей части из пышных моховых подушек. В них нога тонеть по колено. При ходьбе приходится высоко поднимать ноги, для того, чтобы опять погружаться в подушку. Шаги получаются детские. На болотах всюду поблескивающий своими кожистыми листьями болотный мирт, багульник, со своим одуряющим пряным запахом, и мох, мох без конца.

Силы напряжены до крайности то моховыми подушками, то зыбью торфяников. Давит плечи тяжелая ноша. Каждый раз, добравшись до сухого местечка, падаем в изнеможении и отдыхаем. А там опять моховые подушки, опять торфяная зыбь.

Только к вечеру мы достигли, наконец, до сухой, твердой земли и решили здесь провести ночь. Василий Иванович с удовольствием осмотрелся.

– Вот это местечко подходяще. Теперь роса упала на наш след и никакая ищейка нас не найдет. А человек в темноте по лесу не ходок.

– А как насчет костра? – осведомился Митя.

Разводим большой костер. Теперь опасаться нечего. Даже с горы наш костер не увидят. Ночью надежно. А вот днем дым видно, откуда хочешь. Днем костры жечь опасно.

Около полыхающего костра мы начинаем готовить еду. Через полчаса сварился рис. Кладем по две ложки рыбьего жира в каждый из двух котелков и с удовольствием съедаем все. У нас есть хлеб и даже немного сливочного масла, добытого мною по блату.

После еды мы весело болтаем, представляя себе, какой поднялся шум на нашей командировке, когда обнаружили наш побег.