Цветущий сад - Маргарет Пембертон

Пьер Каннингэм был юношей яркой наружности с гладкими, блестящими волосами. Судя по одежде, он должен быть джентльменом, но его манеры явно опровергали это предположение.

Сестра герцога была одного возраста с Нэнси, с изысканной прической и когда-то миловидными тонкими чертами лица. Но сейчас от ее былой красоты и репутации мало что осталось.

Она громко и пронзительно кричала от негодования. Однако резко сбавила тон, когда Нэнси невозмутимо сказала ей, что, если она не согласится немедленно и без шума покинуть отель, герцог и герцогиня Дентли будут информированы о том, что она не только потакала встречам их дочери с человеком, от которого они оберегали ее, но и стала его любовницей, из-за чего их горячо любимая дочь едва не покончила с собой.

Ни Пьер, ни его любовница, казалось, совсем не расстроились, узнав о попытке самоубийства Хелен. Никто из них даже не полюбопытствовал, как она себя чувствует.

Когда они вернулись в свои комнаты, их вещи были уже уложены. Один из шоферов отеля отвез их на пристань и благополучно доставил на борт «Аквитании».

Их отъезд прошел почти незаметно, так как в это время графиня Змитская устроила истерику. Слышались громкие рыдания и обвинения, когда она в сопровождении целой свиты шла к ожидавшему ее «бентли». Из-за густой вуали ее лицо невозможно было разглядеть. Взволнованные гости решили, что, вероятно, графине сообщили о тяжелой утрате и потому она так. одета и плачет. Но они ошибались. Странная черная шляпа с траурной драпировкой скрывала ее лицо, но не была символом горя.

Дело в том, что ночью таинственно и непостижимо исчезли вставные челюсти графини. Ни поиски, ни щедрые посулы не помогли вернуть их назад. При отеле имелось много всевозможных служб, однако зубного врача не было, по крайней мере такого, который был бы способен быстро сделать протез целой челюсти. Графиня громко кричала, лежа в полубессознательном состоянии на кровати. Затем, собравшись с силами, била себя в грудь, колотила своих служанок, но все бесполезно. Зубы, так необходимые леди в ее возрасте, пропали. Потребуется несколько недель, чтобы она добралась до Вены и своего зубного врача. Несколько недель она не сможет появляться в обществе и будет вынуждена скрываться под густой вуалью. Несколько недель не сможет иметь дело с мужчинами! Почти ничего не соображая от горя и злости, графиня уселась на заднее сиденье «бентли». Ее жалобные крики еще можно было слышать, даже когда автомобиль исчез из виду, направляясь к пристани.

После отъезда графини Мария усмехнулась и похлопала рукой по вздувшемуся карману своего платья. Она выбросит эту ужасную вещь в море. Теперь осталось убрать только виконтессу Лоземир. Однако у виконтессы были натуральные зубы. Но это не могло остановить Марию. Бог не обделил ее смекалкой.

* * *

— Где ты была, черт побери? — спросил Рамон, целуя Нэнси так неистово, что она пришла в себя только через несколько минут.

— Я занималась костюмированным балом, встречала русского князя и его коня, а также двух очень энергичных леди.

— Значит, мисс Уотертайт и миссис Мэрфи уже прибыли?

— Да, и еще как!

Рамон засмеялся и склонился над ней, чтобы снова поцеловать. Нэнси увернулась, дразня его, и сказала:

— Я отправила из отеля двух гостей, которые не желали уезжать, и утешала восемнадцатилетнюю девушку, решившую покончить с собой, вскрыв вены.

Рамон внимательно посмотрел на нее:

— Не слишком ли много для тебя?

— Нет, ничуть. Я очень довольна собой.

— Поскольку в отеле, кажется, все идет своим чередом, давай уедем и проведем день в горах.

— Но я еще не завтракала.

— Поэтому в багажнике «даймлера» стоит корзина с провизией.

Солнце уже припекало. Шофера в автомобиле не было. Довольная Нэнси сидела рядом с Рамоном, они мчались по крутым переулкам и улицам Фанчэла, утопающим в зелени деревьев и цветах. В ярком солнечном свете мощеные тротуары отливали золотом. Сильные руки Рамона умело вели машину на крутых поворотах и захватывающих дух спусках, по дороге к скалам, где грохотал прибой. Густые заросли иудина дерева сменились горными соснами. Потом они поднимались по тропинке, где могли пройти только мулы, все выше и выше среди густой листвы.

Никто из них не упоминал о Джеке, никто не сказал ни слова о разводе. Этот день целиком принадлежал им, и не хотелось портить его неприятными мыслями. Они расположились на берегу стремительного горного потока. Нэнси скинула босоножки и, визжа как девочка, шлепала по ледяной воде. Рамон снисходительно наблюдал за ней, затем, допив вино, вскочил на ноги и бросился вдогонку, ловко перепрыгивая с камня на камень, пока не поймал ее и, смеясь, не вытащил на берег. Ноги ее блестели от воды, а юбка вся промокла.

Он повалил ее на густую, покрытую душистыми цветами траву…

— Я люблю тебя, — прошептал Рамон, а его ласки были такими нежными, что она не могла не поверить ему.

Несколько часов спустя, когда они возвращались назад, обнимая друг друга за талию, Нэнси спросила:

— Как называется этот горный поток?

— Рибейра де Джанела, — сказал он, и его рука скользнула к ее груди.

— Джанела. Прекрасное имя. — Позже Нэнси сама удивлялась, почему она спросила об этом. Почему это чудесное имя так запомнилось ей. Может быть, подсознательно она уже тогда чувствовала, какой смысл приобретет оно для нее. А сейчас она знала только, что наступают сумерки и на рассвете отплывает «Аквитания», а Джек не намерен уезжать без нее.

Нэнси была почти уверена, что он ждет в ее номере, чтобы еще раз поговорить. Но его там не было. Мария сообщила, что приходила мисс Гизон, чтобы принести свои извинения, и внезапно почувствовала себя плохо. По тону Марии можно было понять, что болезнь мисс Гизон не стоит воспринимать серьезно. Тем не менее Нэнси позвонила Джеку.

— Как чувствует себя Сайри? Мария говорит, что утром ей было плохо.

— Все в порядке. — Голос Джека звучал уверенно и твердо. Чувствовалось, что сейчас он владел собой лучше, чем в предыдущие два дня. — Полагаю, ваш последний разговор расстроил ее, но сейчас все прошло.

— Рада слышать это, — холодно произнесла Нэнси. Для того чтобы расстроить леди с таким характером, как у Сайри Гизон, надо, вероятно, сказать что-то уж слишком резкое, а не пару ничего не значащих слов.

— Я отплываю завтра и по-прежнему хочу, чтобы ты уехала со мной, Нэнси. Все встало бы на свои места. Мы могли бы договориться, если бы ты была благоразумной…

— Нет, Джек. — В его голосе звучала такая разительная перемена отношения к ней, что Нэнси была вынуждена сесть на стул. — Я остаюсь с Рамоном, но даю тебе слово, что не сделаю ничего, что могло бы повредить твоему будущему.