Изгнанники - Михаил Михеев

– Пятьдесят, – голос артиллерийского офицера как топором разрубил напряженную тишину, повисшую в боевой рубке корабля. Противник вышел на расстояние пятидесятипроцентной вероятности поражения его главным калибром, и артиллерист торопился сообщить об этом капитану. Не то чтобы Соломин не знал позиции, на его экран шла вся информация, но всегда лучше, когда на контроле сидит профессионал. В конце концов, капитан руководит ВСЕМ кораблем. Хорошо хоть, лишний раз голова не болит о совмещении залпов крейсеров – более новые орудия "Альбатроса", несмотря на меньший калибр, имеют ту же дальнобойность, что у флагмана. Данное обстоятельство очень облегчает работу и артиллеристам, и самому капитану.

– Ждем. Отсчитать до авианосца.

– Сорок пять.

– Докладывать через десять.

– Есть.

В рубке снова наступила тишина. Соломин сидел в кресле, внешне спокойный, как мамонт, хотя внутри все было напряжено, но командир должен оставаться для подчиненных образцом во всем.

– Шестьдесят. Пятьдесят пять.

– "Альбатрос"!

– Слушаю, – раздался в рубке голос бывшего старпома "Эскалибура", а ныне капитана крейсера.

– Работаю авианосец. Ваш залп по линкору. Дальше по плану.

Вот так вот, коротко и ясно. Первый залп будет дан одновременно, чтобы максимально ослабить конвой, а потом не долю "Эскалибура" достанется схватка с крейсерами, а "Алюбатрос" начнет гонять транспорты. Ну а пока оставалось только ждать.

– Ваш кофе, капитан.

– Что? – Соломин резко повернулся. – Какого хрена? Я же сказал, все по местам! Что делают посторонние в рубке?

Бьянка, между тем, не обращая внимания на негодование капитана, подошла, изящно лавируя между немногочисленных офицеров, поставила на столик перед онемевшим от такой наглости Соломиным кружку с великолепно (у кока так никогда не получалось) заваренным кофе, и так же изящно и бесшумно удалилась. Дисциплина, царящая в экипаже, на нее как будто не действовала, и Соломин уже начал задумываться над тем, что порка и добротно просоленные розги – отнюдь не самый плохой метод воспитания и не худшее изобретение человечества. Вот и сейчас явилась, хотя было ей это строжайше запрещено... В углу хрюкнул, давясь смехом, штурман, и тут же, под гневным взглядом Соломина, изобразил кашель – капитан был страшен в гневе. Однако гнев гневом, а что-то с дисциплиной делать было надо, иначе это грозило крупными неприятностями. Вот только что конкретно делать Соломин, пожалуй, впервые в жизни не знал. Что, уподобляться англичанам и рубку перед боем запирать? В русском космофлоте такой традиции отродясь не было – взаимное доверие на боевых кораблях было возведено в абсолют.

– Семьдесят. Шестьдесят пять.

Голос артиллериста вывел Соломина из состояния легкой прострации. Оглянувшись вокруг, он мрачно прорычал:

– Если она еще раз войдет в рубку, я за себя не ручаюсь. Все поняли? БЧ два! Степан Васильевич! Цель – авианосец.

– Командир, я в курсе, разговор ваш, наверное, только глухой не слышал. Не волнуйся ты так, сработаем, как обычно.

– Хорошо, поверю на слово, – Соломин механически отхлебнул кофе и склонился над экраном. – Степан Васильевич, я хочу подпустить его поближе, так что постарайтесь накрыть его сразу.

– Хорошо, капитан. Интересно, что они такое прут? Авианосец в охранении, в мирное время – это, знаешь ли, не шутка.

– А пес его знает, если честно, – Соломин пожал плечами. – Я даже задумываться не собираюсь. Меньше знаешь – крепче спишь.

– Тоже верно. Главное, платят хорошо.

– Это точно.

– Восемьдесят. Семьдесят пять. Капитан, они прибавили ход!

– Черт, неужели что-то заметили?

– Не должны.

Соломин и сам знал, что не должны. Пока его корабли не запустил двигатели или не открыл огонь, его не обнаружить. Американские радары неплохи, однако все равно с русскими их все равно не сравнить. Просто уж больно не вовремя начал разгоняться конвой. Может, это заранее запланированный маневр, ничего особенного за собой не скрывающий, но капитану не нравились совпадения.

– Всем внимание. Приготовиться к перегрузкам.

Огромный корабль, казалось, замер. Наверное, так замирает хороший конь прежде, чем ринуться вскачь, или крепко сжатая пружина перед тем, как высвободить всю накопленную энергию. И сложно было позавидовать тому, на кого она выплеснется.

– Девяносто. Восемьдесят пять. Скорость прежняя.

– Очень хорошо. Доклад через пять.

Сейчас уже появлялась некоторая опасность – для повышения эффективности собственного огня Соломин подпускал конвой поближе, но в результате уже сам оказывался в зоне досягаемости главного калибра линкора. Кстати, если он правильно определил, то это один из самых мощных кораблей американского флота – линкор типа "Аляска". Действительно, интересно, что же он охраняет, а еще интереснее извивы человеческой мысли. Американцы традиционно называют линейные корабли именами своих штатов или планет. Аляска давно уже русская земля, так они специально планету так назвали. Интересно, это верность традициям или маразм?

– Девяносто пять. Девяносто.

Ну что же, пора, наверное.

– Господа офицеры. Атака!

Спустя секунду корабль чуть заметно вздрогнул – бортовой залп гиперорудий главного калибра колыхнули даже этого гиганта. Полтора километра брони и электроники обладали огромной массой, но и артиллерия соответствовала габаритам линейного крейсера, и отдача, прямо как на морских кораблях далекого прошлого, была заметна.

В первый момент показалось, что ничего не произошло и залп не достиг цели, но затем на всех экранах загорелись яркие точки. Автоматика переключила радары на максимальную мощность – теперь не было нужды скрываться, и сразу же стало видно, как авианосец, окутанный облаком вырвавшегося из разбитых отсеков воздуха, неторопливо, как и положено такому великану, разваливается на куски. Артиллеристы не подкачали, сумев не просто накрыть вражеский корабль (на такой дистанции это было несложно), но и сконфигурировать залп таким образом, что полностью разрушили корпус. В случае, если бы авианосец раскололся, к примеру, пополам, часть ботов могла уцелеть и, теоретически, имела бы шансы взлететь. А сейчас взлетать там было уже некому. Еще через пару секунд один из обломков вспух от страшного внутреннего взрыва – очевидно, взорвались реакторы, а затем вспыхнуло все окружающее пространство, в пыль растирая останки авианосца.

С линкором было чуть иначе – этот корабль был лучше защищен, да и сама его конструкция была заметно прочнее. К тому же по нему били заметно более легкие орудия – "Альбатрос", все-таки, строился не для таких боев. Однако линкор горел, в его борту зияли огромные пробоины и двигатели уже не работали. Пожары вряд ли угрожали американскому линкору – они погаснут сами, как только выгорит кислород. Пробоины тоже не были смертельными – если линкор не разрушился сразу, значит, набор корпуса уцелел, и максимум, что грозило линкору, это потеря части экипажа из-за разгерметизации отсеков и, разумеется, того оборудования и вооружения, которое было поражено огнем русской артиллерии. А вот потеря гиперпривода – это уже намного серьезнее – фактически корабль лишился хода. Даже если его двигатели и уцелели, без гиперпривода скорость линкора становилась черепашьей, а обездвиженный корабль в такой ситуации – не боец.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});