Чужак в стране чужой - Роберт Хайнлайн

Триединый конферансье-владелец-управляющий покончил с финалом в темпе вальса, столь же торопливо выпроводил из павильона лохов и тут же вернулся.

— Постой, Смитти, тут дело есть. — Он вытащил из кармана конверт, сунул его волшебнику и добавил: — Слышь, мне самому жутко жаль, но только вы ребята, не едете с нами в Падуку.

— Я знаю.

— Да ты только не обижайся, тут же ничего такого личного, парень ты хороший, но мне нужно думать о сборах. А тут подвернулись парапсихологи — они вроде вас, муж и жена. Мысли читают — чистый отпад, а потом предсказывают судьбу, она — по шишкам на голове, по руке и по всякому, а он — хрустальным шаром. И ты ж помнишь, что я никаких тебе гарантий, что конца сезона, не давал.

— Помню, — кивнул волшебник. — И я, Тим, совсем не обижаюсь.

— Ну вот и хорошо, вот и слава богу. — Конферансье немного замялся. — Смитти, хочешь я дам тебе хороший совет?

— Я с радостью приму твой совет, — серьезно кивнул головой волшебник.

— О'кей, значит так. Фокусы у тебя — зашибись, но фокусы — не единственное, что нужно фокуснику и даже, пожалуй, не главное. Ты не въезжаешь в профессию. Ну да, ты ведешь себя, как настоящий карнавальщик, отличный товарищ — не суешь нос, куда не просят, не поливаешь чужие номера, всегда готов помочь. И все равно ты — не наш. Ну не чувствуешь ты, что нужно лохам, чего они от нас ждут, на что покупаются, не чувствуешь — и все тут. Настоящий волшебник всего-то и сделает, что выудит четвертак из воздуха — а у всех зрителей уже челюсти поотваливались. Вот эта, скажем, твоя левитация, в жизни не видел, чтобы кто работал ее лучше, а лохи смотрят в потолок и зевают. Психологии у тебя нет. Ты вот меня возьми, ведь я даже и тот четвертак из воздуха выудить не могу. У меня нет никакого циркового умения — за исключением одного, самого главного. Я знаю нашего посетителя. Я знаю, чего ему позарез хочется — даже тогда, когда он сам того не знает. Ты же, сынок, фокусник — а значит, должен быть шоуменом в не меньшей степени, чем политикан, вешающий своим лохам лапшу на уши, или проповедник, долбящий кулаком по кафедре. Ты сумей понять, чего хочет публика — и тогда смело можешь даже не вынимать половину своего реквизита из чемодана.

— Думаю, ты прав.

— Ты думаешь — а я точно знаю. Она хочет секса, крови и денег. Крови мы им не даем, но зато даем надежду — а вдруг огнеглотатель ошибется или там метатель ножей. Мы не даем лоху денег, но зато поощряем его жадность надеждой на легкий выигрыш — ну и, конечно, малость его на этом вычесываем.

Секса мы ему тоже не даем, но как ты думаешь, почему семь лохов из десяти покупают билеты на финальный номер? Бабу им хочется посмотреть голую — вот почему. Мы и тут их нажигаем — и все равно они расходятся вполне удовлетворенные.

Кровь, секс, деньги — а что еще? Лоху нужна тайна! Ему хочется думать, что наш мир — таинственное, романтичное место, — хотя, если по правде, ни хрена в мире романтичного не было и нет. Вот этим-то и должен ты заниматься, только ты не знаешь как. Ты пойми, сынок, каждый лох прекрасно знает, что все твои чудеса — чистая липа, но ему очень хочется поверить, что это не так, что они настоящие, — и ты просто обязан ему помочь. А ты — не умеешь.

— А как это делается?

— Кой хрен, этого не расскажешь, это нужно почувствовать, каждый учится этому сам. Но… ну, вот, скажем, эта твоя идея объявить себя «Человеком с Марса». Лох может проглотить, не поперхнувшись, очень многое — но все же не все. Они же видели Человека с Марса, если не на картинках, то хоть по стерео. Да сходство у вас какое-то есть, но будь ты хоть вылитой его копией, ни одна собака не поверит, что этот, настоящий, будет показывать фокусы в брезентовом балагане, лохи знают, что такого не может быть. Это — ну все равно как представить шпагоглотателя президентом Соединенных Штатов. Лох хочет поверить — но он не позволит так вот, в открытую, держать себя за идиота. У него все-таки есть какие ни на есть мозги, может — с одной извилиной, но есть.

— Я запомню.

— Что-то очень уж я разговорился — у конферансье это входит в привычку. Так как, ребята, я вас не слишком в хреновое положение поставил? Вы прикопили что-нибудь на первые дни? Не мое это, в общем-то, конечно… а может, дать вам в долг?

— Спасибо, Тим, с нами все в порядке.

— Ну ладно, ребята, не давайте себя в обиду. Пока, Джилл. Тимошенко торопливо ушел — и тут же в балагане появилась Патриция Пайвонская, успевшая уже прикрыть свои нательные фрески халатиком.

— Ребята? Я же знаю, Тим зарубил ваш номер.

— Ничего, Пэт, мы же и сами собирались уйти.

— А я вот тут думаю, не послать ли мне этого сукина сына подальше, прямо зла на него не хватает.

— Слушай, Пэт, ты бы…

— А что — уйду, и пусть он кукарекает без финала! На другие номера исполнителей найдется сколько угодно, только свистни, а вот заключительный — такой, чтобы лохи не забросали его тухлыми яйцами — это еще поискать и поискать.

— Но ведь он совершенно прав. Ну какой из меня шоумен?

— В общем-то… только мне будет очень без вас скучно. Слушайте, знаете, что я придумала — до утра же я свободна, так пойдем ко мне в палатку, посидим, потреплемся, пошли, а?

— Идем лучше к нам, — предложила Джилл. — Полежишь в большой хорошей ванне, отмокнешь, как следует.

— Н-ну… только я сбегаю за бутылкой.

— Нет, — остановил ее Майкл. — У нас и у самих этого добра хватает, я же знаю, что ты пьешь.

— Н-ну… Вы же в «Империале» остановились, да? Только мне все равно нужно сбегать проверить, как там мои крошки и сказать Сосисочке, чтобы не скучала. На полчаса, не больше, а потом словлю такси.

Городишко был маленький, без автоматической системы управления транспортом, так что Майкл управлял машиной вручную. Он вел ее точно на максимальной допустимой скорости, проскальзывал в просветы, которых Джилл даже не замечала, пока они не оказывались позади. И все это — без малейших усилий, словно играючи. Джилл такому только начинала учиться; Майкл растягивал свое время таким образом, что жонглирование яйцами в воздухе — или машиной в плотном потоке движения — становилось элементарнейшим делом; все окружающее двигалось с черепашьей скоростью, как при замедленном показе фильма. А вот какие-то месяцы назад, подумала Джилл, этот же самый парень с ботиночными шнурками, и с теми не мог справиться, даже не верится.

Они молчали — очень трудно общаться с собеседником, чьи мысли двигаются совсем не с той, как у тебя скоростью. Вместо этого Джилл думала о жизни, оставляемой ими позади, вспоминала ее в мельчайших подробностях, возносила ей хвалу — по-марсиански, и по-английски. Раньше, до встречи с Майклом, она была рабыней часов, вечно боялась куда-нибудь опоздать, сперва — в школу на урок, потом — в училище на лекцию, потом — в больницу, к началу смены.

Карнавальный быт организован совсем иначе. Там ей почти ничего не приходилось делать в точное, определенное время — разве что несколько раз в день покрасоваться на подмостках. Майклу было абсолютно безразлично, кормят его один раз в день или шесть и как там Джилл ведет домашнее хозяйство. У них была своя палатка; в некоторых городах они даже не покидали территории карнавала — так и сидели на ней до отъезда. Карнавал был теплым, уютным гнездом, куда не проникали беды и тревоги внешнего мира.

Само собой, территория карнавала вечно кишела посетителями, но Джилл быстро усвоила карнавальную точку зрения: посетители — не люди, а лохи, чья единственная жизненная функция — выкладывать наличные.

Золотые карнавальные денечки. А ведь сперва, когда Майкл только-только вышел — чтобы получить образование — в большой мир, дело складывалось значительно хуже. Их нередко узнавали и начинали преследовать, иногда — репортеры, иногда — какие-то люди, которым почему-то взбрендило, что они имеют полное право чего-то там от Майкла требовать. Приходилось уклоняться, спасаться бегством, прятаться, зачастую — с большими трудностями.

Нужно было что-то делать; Майкл придал своему полудетскому лицу более зрелый вид, произвел еще некоторые изменения — благо, трудностей это для него не представляло никаких. Новая внешность плюс тот факт, что они с Джилл стали держаться таких мест, где никто и никак не ожидал встретить Человека с Марса, обеспечили благословенный покой. Однажды, когда Джилл звонила Джубалу, чтобы сообщить очередной свой адрес, тот предложил удобную легенду. Джилл охотно согласилась и уже через несколько дней прочитала в газете, что Человек с Марса удалился в некий неназываемый тибетский монастырь.

«Тибетский монастырь» располагался в каком-то Богом и людьми забытом городишке, это был гриль «У Хэнка», куда Джилл устроилась официанткой, а Майкл — мыть посуду. Посуда мылась у него очень быстро, особенно когда отлучался хозяин и можно было воспользоваться своими, специфическими методами. Здесь Джилл с Майклом просидели неделю, а затем двинулись дальше, иногда — работая на новом месте, иногда — нет. И почти ежедневно ходили в какую-нибудь местную библиотеку, начиная с того момента, когда Майк узнал об их существовании. Прежде он считал, что у Джубала есть все изданные на Земле книги; неожиданная чудесная новость задержала их с Джилл в Акроне чуть не на месяц. Все это время Джилл ходила по магазинам, тратила от скуки деньги — вцепившийся в книгу Майкл был почти не доступен для общения.