Волшебник Земноморья (сборник) - Урсула Ле Гуин

Лодка покачивалась в серой холодной мгле.

– Вот за это я и люблю море, – неожиданно прозвучал во тьме голос Ястреба.

Аррен понимал его; однако собственные мысли юноши стремились вперед, в течение этих трех долгих дней и ночей – только вперед, к цели их поисков. И поскольку волшебник явно пребывал в разговорчивом настроении, Аррен наконец решился спросить:

– Ты думаешь, мы найдем то, что ищем, в порту острова Уотхорт?

Ястреб только головой покачал: то ли не был уверен, то ли просто не знал.

– Может быть, это какое-то поветрие вроде чумы, что ползет с острова на остров, пожирая урожай, скот и даже человеческие души?

– Всякое поветрие или мор – это, в общем-то, обычное колебание маятника в часах Великого Равновесия. Теперь же происходит нечто иное. Здесь явно попахивает вмешательством злых сил. Мы порой испытываем страдания, когда миропорядок стремится обрести утраченное на миг Равновесие, однако не теряем надежды, даже если приостанавливается развитие искусств и люди ненадолго забывают Слова Созидания. Это ведь тоже естественное состояние природы. Однако сейчас происходит отнюдь не восстановление утраченного Равновесия, а все большее его нарушение. И только одно существо способно полностью нарушить баланс.

– Человек? – напряженно спросил Аррен.

– Да, люди.

– Но почему?

– Из-за своей неуемной жажды жизни.

– Жизни? Но разве это плохо – желать жить?

– Нет, это не плохо. Но когда мы силой заставляем природу выполнять наши желания, когда мы требуем, требуем, требуем – несокрушимого здоровья, абсолютной безопасности, бессмертия, – тогда естественное желание превращается в алчность. А когда алчность подкреплена Знанием, она открывает ворота Злу. И тогда Великое Равновесие нарушается и Зло тяжким бременем тянет чашу мировых весов вниз.

Аррен некоторое время размышлял над услышанным, потом спросил:

– Значит, мы ищем все-таки человека?

– О да, человека и мага. Мне думается, это так.

– Но я всегда считал – так объясняли мне отец и учителя, – что искусство Высшей Магии пребывает в зависимости от Великого Равновесия, от существующего миропорядка и именно поэтому не может быть использовано во зло.

– Это, – сухо откликнулся Ястреб, – давний спорный вопрос. Бесконечны споры магов между собой. На любом острове Земноморья найдутся ведьмы, что творят злые заклятия, и колдуны, использующие свое ремесло, чтобы разбогатеть. Но есть и другие. Например, великий маг, Повелитель Огня, который пытался уничтожить Тьму и остановить полуденное солнце в зените. Даже Эррет-Акбе вряд ли смог бы одержать над ним победу. А вот другой пример: тот, кто погубил Морреда. На его сторону переходили целые армии. Заклятие, которое он сотворил против Морреда, было столь сильно, что, даже когда проклятый волшебник погиб, действие этого заклятия приостановить было нельзя, и остров Солеа со всеми жителями исчез в пучине морской. То были люди, своим великим могуществом и знаниями служившие Злу и питаемые Злом. Всегда ли может волшебство, служащее Добру, оказаться сильнее? Неизвестно. Мы можем на это только надеяться.

Всегда испытываешь некоторое разочарование, когда вместо твердой уверенности обретаешь всего лишь надежду. И Аррен вдруг почувствовал себя неуютно на холодных вершинах столь высоких материй.

– Мне кажется, – сказал он, – я теперь понимаю, почему зло творит лишь человек. Ведь по сравнению с людьми даже акулы невинны: они убивают потому, что должны это делать.

– Именно поэтому ничто в мире не способно противостоять людям. Одно лишь может служить препятствием человеку с исполненным зла сердцем: другой человек. В позоре нашем кроется и наша слава. Лишь человеческий дух способен вершить зло, способен и одержать над ним победу.

– Ну а драконы? – спросил Аррен. – Разве не творят они зла? Разве они так уж невинны?

– Драконы! Драконы кровожадны, ненасытны, коварны; они не знают жалости или угрызений совести. Но являются ли драконы носителями зла? Кто я такой, чтобы судить о деяниях драконов?.. Они значительно мудрее людей. С ними, Аррен, как со снами. Нам, людям, снятся сны, мы занимаемся магией, творим добро и зло. Драконы не видят снов. Они сами – сон, мечта; волшебство – это их сущность, а потому они не занимаются магией как наукой. Магия – основа их бытия. Они не совершают поступков: они просто существуют.

– В Серилюне, – сказал Аррен, – есть шкура дракона Бар Отха, убитого Кеором, князем Энлада, триста лет тому назад. С того дня ни один дракон больше не пролетал над Энладом. Я видел шкуру Бар Отха. Она тяжела, как железные доспехи, и так велика, что, как говорят, могла бы закрыть всю рыночную площадь в Серилюне. Зубы у него не меньше моей руки. И все-таки Бар Отх считался молодым драконом, не достигшим полной зрелости и величины.

– Тебе страшно хочется увидеть драконов, – сказал Ястреб.

– Да.

– Кровь их холодна и ядовита. Нельзя смотреть им в глаза. Они гораздо старше людей… – На некоторое время волшебник погрузился в молчание, потом продолжил: – И все же, хоть порой я и начинаю забывать или сожалеть о содеянном когда-то, я всегда буду помнить, как однажды на закате видел парящих в потоках ветра драконов над далекими западными островами. И каждый раз воспоминание это дарит мне радость.

Теперь замолчали оба. Ничто не нарушало тишины, кроме шепота волн, бьющихся о лодку в кромешной тьме. Потом путешественники наконец уснули, а лодка мирно покачивалась над темной морской бездной.

Утренняя дымка была просвечена ярким солнцем, когда они входили в бухту Хорта. На рейде стояла добрая сотня судов; некоторые быстро шли к причалам. Там были лодки рыбаков и краболовов, траулеры, торговые суда, две двадцативесельные галеры и одна огромная, шестидесятивесельная, требовавшая значительного ремонта; несколько легких парусников с треугольными парусами, предназначенными для того, чтобы ловить высокий ветер в теплых и тихих морях Южного Предела.

– Это военное судно? – спросил Аррен, когда они проплывали мимо одной из двадцативесельных галер, и спутник его ответил:

– Скорее, рабовладельческое, раз там на скамьях для гребцов крепеж для цепей. Здесь, в Южном Пределе, людьми тоже торгуют.

Аррен с минуту обдумывал это сообщение, потом вытащил из рундука свой меч, бережно завернутый в кусок ткани еще при отплытии с Рока. Он развернул тряпицу и застыл в нерешительности, держа обеими руками меч и не вынимая его из ножен. Перевязь свисала до земли.

– Для ученика морского торговца этот меч не подходит, – сказал он. – Ножны слишком хороши.

Ястреб, правивший лодкой, бросил в его сторону быстрый взгляд.

– Если хочешь, возьми его с собой.

– Я подумал, что он, возможно, весьма пригодится там…

– Если меч сам просится в дело, мешать ему не следует, – сказал волшебник, внимательно следя, чтобы не столкнуться с кем-нибудь в забитом судами заливе. – Этого меча надо слушаться.

Аррен кивнул:

– Да, так мне говорили. Но он все-таки убивал. Людей. – Юноша посмотрел на изящную, чуть потертую рукоять. – Он уже убивал, а я еще нет. И в его присутствии чувствую себя дураком. Ведь он настолько старше меня… Возьму-ка я лучше нож, – заключил он, снова заботливо заворачивая меч и поглубже засовывая его в ящик. Лицо его было озабоченно и сердито. Ястреб ничего на это не сказал и, помолчав немного, предложил:

– Может, сядешь теперь на весла, парень? Нам нужно причалить вон там, у лестницы.

Город Хорт, один из семи крупнейших портов Архипелага, покоился на трех высоких холмах, поражая многоцветьем своих улиц и шумной портовой жизнью. Дома, в основном глинобитные, были раскрашены в красные, оранжевые, желтые и белые цвета; крыши из пурпурно-красной черепицы; красные купы цветущих деревьев виднелись повсюду. Разноцветные полосатые тенты были натянуты от крыши до крыши, затеняя маленькие рыночные площади. Причалы были залиты солнцем; улочки, отходящие от них вглубь города, казались темными щелями, полными теней, людей и шума.

Когда они причалили и как следует привязали «Зоркую», Аррен уже хотел было выпрыгнуть на пирс, но Ястреб чуть помешкал, якобы проверяя прочность узла, и сказал юноше в спину:

– Сынок, здесь в Хорте есть люди, которые знают меня слишком хорошо. Так что смотри внимательно, чтобы в случае чего сразу отличить меня в толпе.

Когда он выпрямился, то шрамы на лице его совсем исчезли, волосы побелели, а нос стал курносым и похожим на грушу. Вместо длинного тисового посоха в руке у него появилась палочка из слоновой кости, а может, и хлыст, который он сунул за пазуху.

– Что, парень, не узнаешь? – сказал он, широко улыбаясь и с чисто энладским выговором. – Неужто никогда раньше не видел? Что ж ты дядюшку своего не признал!

Аррену приходилось видеть, как волшебники при дворе в Бериле до неузнаваемости меняли свой облик, представляя в лицах сказание о подвигах Морреда, так что он понял, что это всего лишь иллюзия, быстро справился с собой и даже оказался в силах ответить: