Разыскания о жизни и творчестве А.Ф. Лосева - Виктор Петрович Троицкий

он и привел в порядок, вместе с тем, как мы знаем, заполняя в полученной «таблице» временно пустующие «клетки» гипотетическими элементами типа «экабора» (аналога известного химического элемента бора). Лосев, правда, нигде не упоминает великого химика-систематизатора, но дело его знает хорошо и не раз, сопоставляя полученную категориальную систему с результатами неоплатоников, вводит свои «экаэлементы» и с эпическим спокойствием, к примеру, отмечает: «дедуцировано ради заполнения свободного места» или «такой определенной дедукции, проведенной со всей терминологической определенностью, я не нашел в платонизме» 23.

Впрочем, одна «клетка» в лосевской тетрактиде осталась незаполненной. В номенклатуре Таблицы 1 это строка 14-я, которой уже нами 24 придано содержание информации. В первой трети XX века данная необходимейшая категория еще была размещена на периферии языкового сознания и со стороны фундаментальной науки до поры не почиталась значительной, потому Лосев и обошелся здесь фигурой умолчания. Конечно, чтобы узнать привычную теперь категорию в становлении единичности подвижного покоя самотождественного различия, данном как факт или ставшей единичности подвижного покоя сомотождественного различия, рассмотренной в ее алогическом становлении (на разные лады читаем наш пентадный код строки 14), чтобы соотнести эти формулы с такими известными для информационных работников смысловыми координатами, как мера неопределенности или отраженное разнообразие, нужна непростая аналитическая работа, а потом уже и привычка. И то и другое потребно, заметим, и в отношении всех прочих категорий периодической системы начал по Лосеву.

Поучительно сопоставление данной системы с известной «системой» категорий Аристотеля. Казалось бы, можно говорить о существенном их пересечении. Если брать перечень «основных родов бытия» из трактата «Категории» Аристотеля и сравнивать с номенклатурой категорий Таблицы 1, то можно обнаружить совпадения по четырем позициям («количество», «качество», «место», «время») или даже по шести (если «сущность» у Аристотеля приравнять в целом ко второму началу у Лосева, к Сущности, а «положение» у Аристотеля – к «пространству»). Добавляя категорию «движения» из «Метафизики» – ее нет в «Категориях», – число совпадений можно довести до семи. Но этих простых совпадений или, вернее, терминологических сходств еще маловато, существенные отличия много весомее. Во-первых, Аристотель рассматривает еще четыре категории, которые не отыскиваются на строках Таблицы 1 – это «отношение», «обладание», «действование» и «претерпевание». О первой категории данного небольшого списка иногда судили и неоплатоники, например Плотин, но она у них формулируется «настолько широко» и настолько «покрывает все, кроме сущности», что «ею можно пренебречь» 25, – и Лосев так и поступил. Что же касается трех остальных, то нетрудно заметить, что лосевская система не нуждается в фиксации подобных категорий отчетливо динамического характера, так как они «ушли» на строительство отношений и связей между началами тетрактиды. Во-вторых, нужно подчеркнуть называемое многими исследователями полное отсутствие дедуктивности 26, существенную разнородность и «голую» эмпиричность набора категорий у Аристотеля (потому и нужно говорить именно о наборе и ставить кавычки у слова система). В этом аристотелевская «система» бесспорно проигрывает системе Лосева и реабилитируемых Лосевым неоплатоников, где все категории выведены и взаимосвязаны. О данном обстоятельстве стоило говорить со специальным нажимом хотя бы потому, что современная наука в своем отношении к категориям, как базовым философским категориям и общенаучным понятиям, все еще упорно следует по стопам Стагирита. Априорно разъединив основные «начала» ради так называемой точности, наука после длительных поисков и под давлением фактов вынуждена то и дело ликвидировать разрывы и мучительно соединять, скажем, «материю» и «сознание», «пространство» и «время» или «время» с «информацией». Над монтажом последней из указанных пар в свое время потрудился и автор этих строк 27, так что увесистую долю наличного здесь сарказма он отводит и на себя.

Периодическая система начал Лосева сходна с гегелевской системой категорий, что естественно для учений, имеющих диалектическую родовую основу. Заметные, хотя и не принципиальные отличия явственно фиксируются, правда, на этапах дальнейшего расширения лосевской системы (о них речь ниже), но кое-что нужно указать и для уровня тетрактиды. Прежде всего, важной особенностью является сквозная пентадная обработка, которой подвергнуты у Лосева все (кроме первого) начала. Это своеобразная смысловая сетка, уготованная для детальной фиксации многообразного содержания, «в более крупную клетку» уже очерченного в череде начал. Ряд моментов расхождений с Гегелем указал и сам Лосев, особенно много места этому уделив в «Диалектике художественной формы», в обширных примечаниях книги. Он, в частности, значительно подробнее, чем Гегель, развил учение о числе, и придавал принципиальное значение переходу от стандарта гегелевской триады к четвертому началу (имеется специальный разбор 28 отличий четвертого начала от «наличного бытия» у Гегеля). «Тетрактидность», заявлял Лосев, только и спасает диалектику «от субъективного и бесплотного идеализма» и позволяет ей захватывать «как раз всю стихию живого движения фактов» (163). Конечно, в четвертом начале обнаруживается тоже еще не слишком много чаемой «плоти». Это было вполне ясно самому Лосеву, потому число новых начал, все дальше удаленных от Одного, верховного и неисповедимого, в его системе последовательно росло.

5. Расширения системы (о размерности)

Действительно, и тетрактида (базовое объединение начал) и пентада (базовое объединение категорий внутри начал), кратко описанные выше, получали в работах Лосева существенные расширения. Начнем с таковых в области пентады.

Диалектические пары подвижного покоя и самотождественного различия в интересах более субтильного, как любил выражаться Лосев, анализа могут рассматриваться под более прицельным «логическим ударением», так что удается выделять покой на фоне движения (или наоборот) или различие на фоне тождества и обратно. Потому наряду с категорией множества (в пентадном коде – еППср) можно различать еще категорию смыслового движения (кратко: еПпср) во втором начале 29 и, соответственно, уточненную категорию движения, вернее, вещного движения (кратко: е П п с р) в четвертом начале 30. Дальнейшего рассмотрения для комбинации (епПср), а также аналогичных разделений в сфере топоса (еппСр и еппсР) автор не делает, ограничившись, видимо, ясным указанием на возможность значительного расширения числа «состояний» пентады. Тем самым во втором начале вместо четырех категорий (еппср, Еппср, еППср, еппСР) можно рассматривать целых восемь (добавить: еПпср, епПср, еппСр, еппсР), а всего их по всей тетрактиде будет не шестнадцать – напомним, что Одно не является категорией и в подсчет не входит, – а уже тридцать две. Пожалуй, столько первичных (фундаментальных) категорий современная наука еще и не наработала.

Изобразительные свойства лосевской пентады взывают, как представляется, к отнюдь не поверхностным аналогиям с некоторыми новыми и весьма изысканными достижениями из круга так называемых точных наук (для Лосева, надобно кстати подчеркнуть, философия в лице диалектики – наука точная). Такова, например, идея скрытых размерностей, с недавних пор освоенная