Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А потом, когда я у него в гостях рассказывал всякие истории и решил комически изобразить случай с водяным баком, вдруг как бы в одно мгновение родилась конструкция. Я увидел способ резко повысить жесткость всей машины, а не одной лишь цилиндровой группы, то есть увидел наконец, словно при взблеске молнии, еще нигде не существующую, кроме как в моей фантазии, конструкцию самого мощного мотора в мире.
И выбежал в переднюю, как безумный. И, позабыв про Новый год, про завтрашний пробег, ничего кругом не замечая, зашагал по Москве домой чертить, чертить.
Вот, мой друг, какие истории в наше время иногда случаются под Новый год.
11
Три дня или, вернее, трое суток, никуда не выходя из дому, не отвечая на телефонные звонки, питаясь главным образом лишь крепким кофе, Бережков чертил свою конструкцию, чертил в разных разрезах, в разных видах, на больших листах бумаги, размером во весь стол.
Порой, не раздеваясь, он на два-три часа забывался на кушетке, но даже и тогда перед закрытыми глазами назойливо возникали чертежи, то дико искаженные, то вдруг поразительно ясные.
Четвертого января утром, пропустив два рабочих дня, он прибыл на службу на грузовике. Грузовик подкатил к подъезду института; Бережков стоял в кузове, бережно придерживая два легких деревянных щита, сложенные вместе, аккуратно завернутые в газеты и перевязанные бечевкой. Он не забыл поручить сестре заказать эти щиты, на которых теперь были прикреплены кнопками его чертежи, — Бережков всегда любил отделать до блеска свою вещь и с блеском ее продемонстрировать.
Осунувшийся, с желтоватыми тенями утомления, которые не согнал мороз, но не чувствующий ни этого мороза, ни усталости, наоборот, внутренне невероятно возбужденный, он — в коротком полушубке, в шапке, в теплых бурках — легко спрыгнул, осторожно снял щиты и расплатился с шофером.
К подъезду вместе с двумя-тремя другими сослуживцами в эту минуту подходил профессор Ниланд, заведующий конструкторско-расчетным бюро института, тяжеловатый человек — тяжеловатый, как мы знаем, и в переносном смысле, — тот, кто с давних пор, с первого столкновения из-за гайки, не жаловал Бережкова.
— Здравствуйте, Филипп Богданович! — звонко крикнул Бережков. — С Новым годом!
— Здравствуйте. Поправились? Воротник советую все же застегивать. Грипп нынче с осложнениями. Будьте осторожны. — Ниланд покосился на странную ношу Бережкова. — Что это у вас?
— Помогите мне, пожалуйста, — попросил Бережков, — подержите дверь.
Ниланд любезно открыл дверь и пропустил Бережкова. Они направились к барьеру вешалки.
— Что это у вас? — повторил Ниланд.
Бережков загадочно ответил:
— Одно скромное произведение. Сегодня вы узнаете.
— Не понимаю… Вы же болели эти дни?
Бережкову захотелось созорничать; он наклонился к уху Ниланда и доверительно шепнул:
— Встречал Новый год…
— Четыре дня?
— Да. Опомнился только сегодня утром.
— А мне кажется, что вы еще и сегодня не опомнились…
Бережков не совладал с неудержимо расползавшейся улыбкой, но увидел уже спину Ниланда.
Со своим неудобным грузом Бережков поднялся на второй этаж, где находились кабинет директора и главный чертежный зал. На площадке он заметил объявление с крупной надписью: «Внимание!» Сотрудники в большинстве проходили мимо, не задерживаясь; очевидно, объявление уже было прочитано всеми вчера или позавчера. Бережков прислонил свои чертежи к стене и стал читать. Перед ним был приказ по институту. Внизу, под текстом, стояла подпись Шелеста. Быстро пробегая по строчкам, Бережков узнавал слова, которые под Новый год вместе с другими конструкторами слышал от Родионова.
В приказе говорилось о задачах индустриализации, великого преобразования всей страны, о необходимости стремительных, невиданных темпов для того, чтобы догнать и перегнать в технической вооруженности капиталистические государства. Выдержка из Ленина, которая недавно потрясла Бережкова, приводилась и здесь, в этом приказе: «Погибнуть или на всех парах устремиться вперед». Казалось бы, для Бережкова это уже не было ново, но он опять ощутил волнение.
Далее несколько фраз было посвящено авиации. «Нашему государству, читал Бережков, — нужен большой, могущественный Воздушный Флот. Ныне мы, коллектив АДВИ, получили от правительства задание, являющееся историческим: сконструировать авиационный мотор мощностью восемьсот восемьсот пятьдесят сил, то есть мотор, который превзойдет в мощности и прочих показателях лучшие заграничные авиадвигатели».
Бережков посмотрел на свои щиты, хотел улыбнуться, но губы вдруг задрожали: сказалось нервное перенапряжение, бессонница трех суток; он сжал рот. Теперь, перед этим листком на стене, Бережков как бы заново понял значение того, что он сделал.
В заключение в приказе объявлялось, что ввиду особой ответственности и важности задания создается комиссия для руководства проектированием. Председательствование брал на себя Шелест. Наряду с ним членами комиссии значились академики и профессора, в том числе Ниланд. Своей фамилии Бережков в этом списке не нашел, — он был в те времена лишь одним из старших конструкторов института и не имел еще никакого ученого звания. Первое заседание по вопросу об основных принципах проектного задания было назначено через неделю. Сообщалось, что после доклада состоится широкая научная дискуссия. На заседание приглашались все сотрудники АДВИ. Теперь Бережков улыбнулся и подмигнул именитой комиссии.
12
Кто-то неслышно подошел сзади и обнял Бережкова за талию. Обернувшись, он увидел Шелеста.
— Что с вами было? — ласково спросил Шелест. — Вы плохо выглядите. Может быть, вам надо еще денек-два полежать? Пожалуйста.
— Нет. Благодарю вас.
— Ну вот. Я так и знал, что вы на меня обидитесь.
— За что?
— Дорогой мой, к чему нам дипломатничать? Вы же прочли приказ.
— Прочел.
— Не обижайтесь. В комиссию, как вы видите, привлечены исключительно академики и профессора. Это нам необходимо для авторитетности, для представительства во внешнем мире. А здесь у нас, внутри, я рассчитываю в первую очередь на вас. Я хочу, чтобы вы с самого начала принимали участие во всей этой работе. А через некоторое время, прошу вас мне поверить, мы и формально включим вас в комиссию. Не дуйтесь же. Подготовьте к заседанию все ваши соображения, ваши идеи…
— Август Иванович, у меня уже нет никаких соображений…
— Значит, все-таки обиделись?
— Ничуть. Соображения у меня были четыре дня назад, когда… Мне кажется, что я понял тогда, какую конструкцию вы хотели бы взять в качестве основы…
— Да, я и теперь это продумываю. Не следует ли нам в будущей компоновке… пойдемте-ка ко мне, поговорим… в будущей компоновке танцевать от «Райта»?
— Уже… Уже, Август Иванович, все сделано.
— Что сделано?
— Я вам принес не соображения, а конструкцию.
— Конструкцию? — Шелест внимательно посмотрел в зеленоватые глаза Бережкова. — Какую? Сверхмощного мотора?
— Да.
— Где же она?
— Вот!
Бережков щелкнул по фанере.
— Так покажите же!
— Сам этого жажду! Разрешите, Август Иванович, показать всем.
— А ежели разнесут в пух?
— Готов повоевать.
— Что же, давайте… Идите в зал. Поглядим, покритикуем.
Бережков со щитом вошел в чертежный зал. Следом ту же дверь отворил Шелест. Сунув руки в карманы, с виду очень спокойный, директор встал у дверного косяка.
13
Об этом появлении Бережкова в главном конструкторском зале института с двумя чертежными досками, которые он привез на грузовике, еще и поныне сохранились легенды в АДВИ.
Волнуясь, он долго не мог ни развязать, ни разорвать крепкую веревку. Кто-то из конструкторов, сидевший возле, протянул ему перочинный нож. Упала перерезанная бечевка. Упаковку из газет Бережков попросту сорвал. На стенах зала висели разные чертежи заграничных моторов, которые в то время исследовались, изучались в институте. Не долго думая, поверх двух такого рода чертежей Бережков повесил для всеобщего обозрения свои доски. Там, на листах ватмана, прикрепленных кнопками, была изображена в продольных и поперечных разрезах некая конструкция. Надпись гласила: «Авиационный двигатель в восемьсот лошадиных сил. Компоновка конструктора А. Бережкова».
Оглянувшись, он увидел, что в зале уже никто не работал; порывистые безмолвные действия Бережкова притянули все взоры; два-три конструктора уже поднялись с мест и подошли к его чертежам. В дальнем углу Бережков заметил покрасневшее от раздражения лицо Ниланда. Тот поднялся и прошагал к Шелесту.
— Это… Это… Это что? — выговорил он.
- На другой день - Александр Бек - Советская классическая проза
- Броня - Андрей Платонов - Советская классическая проза
- Территория - Олег Куваев - Советская классическая проза
- Территория - Олег Михайлович Куваев - Историческая проза / Советская классическая проза
- Ради этой минуты - Виктор Потанин - Советская классическая проза
- Глаза земли. Корабельная чаща - Михаил Пришвин - Советская классическая проза
- Минуты войны - Евгений Федоровский - Советская классическая проза
- Первая детская коммуна - Михаил Булгаков - Советская классическая проза
- Сердце Александра Сивачева - Лев Линьков - Советская классическая проза
- Голос и глаз - Александр Грин - Рассказы / Советская классическая проза