Парацельс – врач и провидец. Размышления о Теофрасте фон Гогенгейме - Пирмин Майер

Возмущенное обращение Гогенгейма в городской совет и попытки возбудить дело по обвинению в оскорблении чести и личного достоинства окончились безрезультатно. Атмосфера отношений между профессором и студентами была отравлена, и обе стороны отзывались друг о друге с плохо скрываемой неприязнью. А проигранный процесс против каноника Корнелия фон Лихтенфельса поставил точку в падении авторитета Теофраста. Обладая горячим темпераментом, Гогенгейм обрушился с критикой на городские власти и по этой причине был вынужден в январе 1528 года покинуть Базель. Единственными друзьями, оставшимися у него в городе, были братья Амербахи. Одному из них, юристу Бонифацию, он 28 февраля и 4 марта написал два жалобных письма, в которых изливал свою боль. «Правда влечет за собой ненависть», – с горечью писал он. [301]

В лице Лаврентия Фриза он нашел не только гостеприимного хозяина, но и единомышленника в некоторых вопросах. Так, Фриз в своем «Зерцале медицины» также высказывался в пользу широкого применения немецкого языка в науке. В то же время, отдельные проблемы вызывали у них разногласия, которые в скрытом виде проявились в астрологических календарях и ряде других сочинений, написанных Гогенгеймом в Эльзасе. [302]

При всей спорности позиции Гогенгейма и ошибках, которые в результате привели к потере уникального и доходного места в Базеле, его вклад в реформирование городских аптек признавали даже противники врача. Он вел неустанную борьбу против инертности и косности местных аптекарей, придерживавшихся принципа «quid pro quo». Неквалифицированные продавцы, в качестве которых нередко выступали дети, спокойно заменяли одно лекарственное средство на другое, не задумываясь о последствиях. Городской закон был на стороне городского врача, который боролся со злоупотреблениями, основываясь на положениях специального аптечного устава, обладавшего юридической силой. [303]

В 1529 и 1530 году Гогенгейм побывал в Нюрнберге, Страсбурге, Эсслингене, Аугсбурге, Берацхаузене и Регенсбурге. Он наслаждался прославленными эльзасскими винами, которые, возможно, в известной степени стимулировали его творческую активность. Написанные в этот период хирургическое произведение «Бертеонея», «Книга о больницах», сочинение о язвах и открытых ранах, а также 10 глав о французской болезни укрепили их автора в намерении реформировать медицину путем активной публицистической деятельности.

Приблизительно в одно время с изданием популярного астрологического календаря «Практика доктора Теофраста о грядущих событиях в Европе» он при содействии нюрнбергского издателя Фридриха Пайпа опубликовал небольшую работу «О лечении деревом гваяко», которая положила начало его медицинским публикациям. В то время автору было 36 лет. Год спустя у того же издателя вышло сочинение «Три паракниги о французской болезни доктора обеих медицин, высокоученого господина Теофраста фон Гогенгейма». Эта работа была посвящена канцлеру городского совета Нюрнберга, «почитаемому и уважаемому господину Лазарю Шпенглеру», и, несмотря на внушительное название, представляла собой небольшую книжечку. Сочинение о сифилисе стало реакцией на «новые возгласы» (VII, 55) о возможности исцеления этой болезни и попыткой включиться в актуальную для того времени медицинскую дискуссию. Эта дискуссия имела и экономическую подоплеку, поскольку торговля гваяковым деревом, или lignum sanctum, постепенно становилась прибыльным делом в фармацевтической сфере того времени.

Другими словами, прибыв в Нюрнберг, Гогенгейм сразу же оказался в центре медико-фармацевтической дискуссии. Своим нестандартным поведением и оригинальными высказываниями он моментально вызвал раздражение у своих новых академических коллег. Его прямодушное и одновременно критическое отношение к лечению целебным деревом, которое лишь после известной публикации Гуттена получило широкое признание, затрагивало деловые интересы многих влиятельных предпринимателей. Торговые дома Фуггеров и Вельзеров к тому времени уже поняли, что прибыль можно извлекать не только из текстильной и металлообрабатывающей промышленности. Импорт гваякового дерева для фармацевтических целей стал настоящей золотой жилой. Понимал ли это Гогенгейм? Обращаясь к канцлеру Нюрнберга, он пытался заручиться поддержкой влиятельного лица, который при необходимости и в случае возможных проблем с цензурой мог бы замолвить за него словечко. Мы не можем сказать, принесло ли выспренное посвящение, составленное Гогенгеймом, желаемые результаты. Возможно, что, как и в Санкт-Галлене, автор переоценил влияние и заинтересованность своего адресата.

Не следует думать, что Гогенгейм огульно отвергает лечение гваяковым деревом. Признавая ценные свойства последнего, он в то же время не считает его панацеей и противопоставляет распространенной концепции свою теорию географической взаимосвязи болезней и лекарственных растений. Не дерево, а лето дает здоровье (VII, 56). Целебные функции лета передаются туземным растениям, среди которых Гогенгейм называет pinus (сосну), fraxinus (ясень) и viscus (омелу). В этом же ряду находятся agrimonia (репейничик), alchemilla (манжетка) и plantago serpentina (подорожник). Дальнейшие терапевтические рекомендации включают диету, в которую входят специальный потогонный суп из корней ungula caballina (мать-и-мачехи). В числе прочих ингредиентов мужчинам рекомендуется добавлять в суп имбирь, а женщинам мускат и шафран (VII, 62). Для лечения открытых ран Гогенгейм советует использовать пластыри, при изготовлении которых ни в коем случае нельзя использовать керосин и смолу. Давая фармацевтические рекомендации, Гогенгейм несколько раз подчеркивает, что лечение гваяковым деревом доступно главным образом для состоятельных людей (VII, 57; 61). Он советует не переоценивать пользу этого дерева, которое в его освещении теряет статус чудесного лекарства, не заменимого другими средствами. Интересно сравнение дерева с женщиной, которая стремится помогать больным (VII, 58). Гогенгейм задает встречный вопрос: «Почему же, несмотря на случаи выздоровления, многие все же погибают?».

В сочинении о сифилисе, посвященном Лазарю Шпенглеру, рассуждения о лекарственной ценности гваякового дерева занимают подчиненное место. Автор в контексте разбора различных научно-медицинских мнений и методов мимоходом называет лечение гваяковым деревом обманом. При этом его стиль становится язвительно-полемическим: «Ко мне приходит народ и жалуется на обманщиков и халтурщиков, которые, забывая о необходимости милосердного отношения к больному, ленились оказать ему реальную помощь, но при этом хвастались и кричали о том, что… появилось некое дерево… целебное действие которого бесспорно» (VII, 96).

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});