Противостояние - Стивен Кинг

Ллойд выглядел как человек, севший на самую суровую диету. Его арестантская одежда болталась на нем, как обвисший парус. Последний раз ему принесли ленч восемь дней назад. Кожа Ллойда прочно прилипла к черепу, обрисовав каждый изгиб и выступ. Глаза его сверкали. Губы обвисли и обнажили ряды зубов. Волосы его стали вылезать целыми прядями. Вид у него был абсолютно сумасшедший.

– Ду-ба, ду-ба, – прошептал Ллойд, орудуя ножкой от койки. Когда-то он не знал, зачем ему понадобилось калечить пальцы, чтобы отвернуть эту проклятую штуку. Когда-то он думал, что знает, что такое настоящий голод. Но тот голод в сравнении с этим оказался всего лишь легким позывом к еде.

– Скачи всю ночь… Скачи весь день… ду-ба…

Ножка зацепилась за штанину Траска, но ненадолго. Ллойд положил голову на пол и заплакал, как ребенок. Позади него в углу лежал скелет крысы, которую он убил в камере Траска пять дней назад, двадцать девятого июня. Длинный розовый хвост по-прежнему остался на том же месте. Ллойд несколько раз пытался съесть его, но это оказалось ему не под силу. Почти вся вода в унитазе была выпита. В камере воняло мочой, так как Траск мочился в коридор, не желая расходовать небольшой запас воды. Облегчать свой кишечник – и это было вполне понятно исходя из его теперешней диеты – ему не приходилось.

Он съел весь свой запас еды. Слишком быстро. Теперь он это понимал. Он ведь думал, что кто-то придет. Он не мог поверить.

Ему не хотелось есть Траска. Сама мысль об этом была ужасна. Прошлым вечером ему удалось поймать таракана и съесть его живьем. Прежде чем он перекусил его пополам, он успел почувствовать, как таракан заметался у него во рту. В сущности, это было не так уж плохо, куда вкуснее, чем есть крысу. Нет, Траска ему есть не хотелось. Он не хотел превращаться в каннибала. Это было вроде крысы. Он подтащит Траска поближе… но просто на всякий случай. На всякий случай. Он слышал о том, что человек долгое время может обходиться без еды, если у него есть вода.

«Воды не так уж и много – но я не буду об этом думать – не сейчас – только не сейчас».

Он не хотел умирать. Он не хотел голодать. Он был исполнен ярости.

Ярость его росла наравне с чувством голода. Он подумал, что если бы его кролик был способен мыслить, он точно также возненавидел бы его (он много спал теперь, и во сне его всегда преследовал кролик, с распухшим тельцем, с побитым мехом, с личинками в пустых глазницах и, самое ужасное, с окровавленными лапками: просыпаясь, он завороженно смотрел на свои собственные пальцы). Ненависть Ллойда концентрировалась вокруг одного простого образа, и этим образом был КЛЮЧ.

Он был заперт. Когда-то ему казалось, что это справедливо. Он был одним из несимпатичных парней. Не совсем уж несимпатичный, конечно, в отличие от Поука. Без Поука он оказался бы способен разве что на мелкое хулиганство. Но все-таки и на нем лежала частичная ответственность. Ему казалось, что он действительно заслужил небольшой срок. Нельзя сказать, что он сам просился в тюрьму, но когда тебя берут на месте преступления, то приходится смириться. Он сказал адвокату, что заслужил двадцать лет за соучастие в убийстве. Но уж никак не электрический стул, это уж точно. Мысль о том, что Ллойда Хенрида можно усадить верхом на молнию была… просто безумной.

Но у них был КЛЮЧ, вот в чем все дело. Они могли запереть тебя и делать с тобой все, что им заблагорассудится.

За последние три дня Ллойд стал смутно понимать символическую, волшебную силу КЛЮЧА. КЛЮЧ был наградой за то, что ты играешь по правилам. Если ты нарушаешь правила, то тебя могут запереть. КЛЮЧ означал обладание некоторыми правами. Они могут отнять у тебя десять лет жизни, или двадцать, или сорок. Они даже могут усадить тебя на электрический стул.

Но даже КЛЮЧ не давал им права уйти и обречь тебя на голод. Он не давал им права заставлять тебя есть дохлую крысу и паклю из матраса. Он не давал им права оставлять тебя в таком месте, где, для того чтобы выжить, тебе вполне возможно придется съесть человека из соседней камеры (если, конечно, тебе удастся до него дотянуться, вот какая штука – ду-ба, ду-ба).

Есть какие-то вещи, которые просто нельзя делать. Есть какая-то граница тех прав, которые дает вам КЛЮЧ. Они обрекли его на ужасную смерть, хотя вполне могли выпустить его. Он не был бешеной собакой, готовой прикончить первого же встречного, чтобы о нем ни писали газеты. До встречи с Поуком он был способен разве что на мелкое хулиганство.

Он ненавидел, и ненависть приказывала ему бороться за жизнь. Какое-то время ему казалось, что ненависть и борьба за жизнь бессмысленны, так как все те, у кого был КЛЮЧ, умерли от гриппа. Он уже не мог им отомстить. Потом понемногу, по мере того, как рос его голод, он начал понимать, что их грипп убить не мог. Он мог убить неудачников, вроде него, но не охранников, у которых был КЛЮЧ. Охранник, который сказал, что начальник тюрьмы болен, был отъявленным лжецом. Грипп не может убить офицеров, заседающих в комиссиях по досрочному освобождению, шерифов или агентов ФБР. Грипп не причинит вреда тем, у кого есть КЛЮЧ. Он просто не осмелится. Осмелится Ллойд. Если он проживет достаточно долго, чтобы выбраться отсюда, он им всем покажет.

Ножка снова зацепилась за штанину Траска.

– Ну же, – прошептал Ллойд. – Давай. Иди сюда…

Тело Траска медленно скользило по полу камеры. Ни один рыбак никогда не подсекал рыбу с такой осторожностью, с которой Ллойд тащил Траска. Вскоре его нога оказалась в пределах досягаемости Ллойда… если, конечно, Ллойд захочет ее достичь.

– У меня нет к тебе личной неприязни, – прошептал он Траску. Он дотронулся до его ноги. Он погладил ее. – Никакой личной неприязни. Я не собираюсь есть тебя, старина. Разве что мне придется это сделать.

Он не подозревал о том, что во рту у него выделилась обильная слюна.

В пепельном свете сумерек Ллойд расслышал какой-то звук, но сначала он был таким тихим и странным – позвякивание металла о металл – что он посчитал его плодом своего воображения.

Но потом раздался голос, и он подскочил на своей койке. Глаза на его истощенном лице широко раскрылись и заблестели. Голос плыл по коридорам административного крыла, потом по лестничным пролетам в коридоры, соединяющие помещения для свиданий с центральным отделением, где находился Ллойд, и наконец достигал ушей Ллойда:

– Эээээээээээээй! Есть кто-нибудь дома?

Как ни странно, первой в голову Ллойда пришла следующая мысль: «Не отвечать. Может быть, он уйдет».

– Есть кто-нибудь дома? Считаю до трех: раз, два?.. О'кей, я пойду дальше, отрясая пыль Феникса с моих ног…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});