Психология недоверия. Как не попасться на крючок мошенников - Мария Конникова

В этот момент Салливан вскочил со своего сиденья. «Да, да, я знаю! Я знаю, о чем вы говорите, я это чувствую! – закричал он. – Ох, сэр, можно мне попытаться выразить то, что у меня внутри?» Лидер благосклонно посмотрел на него сверху вниз. «Конечно, Анально-черепной перевертыш», – разрешил он. Салливан схватил микрофон и, прежде чем его смогли остановить, выпрыгнул на сцену. Изо всех сил, напрягая каждую жизнелюбивую клеточку своего тела, он начал петь («Скорее орать во всю глотку», – замечал он позднее) песню, которая как нельзя лучше подходила к этому моменту, – «Невозможную мечту». Во всем зале не осталось ни одного человека, кто бы ни расчувствовался до слез. Мечтать о несбыточном. Сражаться с непобедимым врагом. Нести в сердце невыносимую печаль… «Под конец я совсем разошелся. В зале все рыдали, – вспоминал Салливан. – Лидер обнял меня со слезами на глазах. Мы пели все вместе, громче и громче, никто не попадал в ноты, кто-то срывался на визг. И я прошел искупление. Я стал неожиданно достоин доверия. Я перешел на новую ступень. Я должен был возродиться. Я получил новое имя. Было очень приятно перестать быть Анально-черепным перевертышем». Более того, он не просто прошел этап искупления. В конце глава секты и его помощники, «ангелы» (гестапо, как их называл про себя Салливан), позвали его в отдельный кабинет для приватной беседы. Там ему сообщили, что он был избран и может не только перейти на следующую ступень, но и пройти особый тренинг для тренеров. «Меня признали годным для того, чтобы промывать мозги толпе очередных неофитов».

Салливан сумел перевести игру в доверие на следующий уровень. Он точно знал правила этой игры и направил против лидера его собственные приемы, зеркально отраженные и многократно усиленные. Он знал, какую власть может иметь история и как ее правильно рассказывать. Разве он мог не быть истинно верующим, если его слова шли из самой глубины души?

* * *

На самом деле Дэвид Салливан никогда не был истинно верующим. Этот термин он оставлял для тех, кому пытался помочь. Но он был, по словам Джелли-Шапиро, настоящим искателем. Он был одухотворенным человеком, хотел найти истину, жил среди индейцев сиу и учился у шамана племени, практиковал буддизм, а в 60-х странствовал по политическим коммунам. Он всегда стремился исследовать глубины и возможности духовного поиска. «Его тянуло к этому, – объяснял Джелли-Шапиро. – Он не был атеистом или циником. И он всегда принимал близко к сердцу, когда люди извращали суть духовного поиска и пытались использовать его в корыстных целях. Это глубоко его возмущало». Именно поэтому его так раздражали фальшивые обещания религиозных афер. Он знал, какой мощью обладает вера. Нельзя взламывать основополагающие элементы человеческого мироощущения ради сиюминутной наживы.

Бессмысленное – бессмысленно. Оно удручает, угнетает и обескураживает, не говоря уже о том, что глубоко дезориентирует и вызывает тревогу. Никто не хочет жить в кафкианской реальности. И в те моменты, когда это происходит, когда мы не можем ответить на вопрос, что, почему или как, мы тем не менее прикладываем все усилия (как только оправимся от потрясения), чтобы объяснить происходящее, вписать его в какую-то понятную схему. Даже главный герой кафкианского «Процесса» Йозеф К. не мог смириться с очевидной бессмысленностью своего ареста и суда. Он знал, что должен что-то делать, и изо всех сил старался придать хотя бы видимость осмысленности событиям, которые продолжали происходить с ним без всякого его участия.

Еще до того как люди научились изготавливать инструменты, разводить скот, выращивать злаки и писать, они уже рассказывали друг другу истории, и не просто какие-нибудь истории, а с глубоким смыслом. Охотник, который поймал зверя, был не просто силен. Знаки указывали, что ему повезет. Дух охоты улыбнулся ему. Реки приносили много рыбы не потому, что этому благоприятствовали погодные условия или время года. А потому, что дух – владыка, божество реки – пребывал в хорошем настроении. В ходе истории религиозные верования в той или иной форме спонтанно возникали в самых разных культурах. Все, что не получалось объяснить немедленно, со временем все равно непременно должно было получить объяснение. Это не может просто быть. И объяснение находили в сверхъестественной силе, действиями которой, в свою очередь, оправдывалось все остальное.

В современной науке часто говорят о том, что Бог прячется в пробелах. Загадки мира находят все больше умопостигаемых объяснений и оказываются вовсе не божественными, и пробелы в знаниях – те явления, которые мы пока не в силах объяснить, – и есть то место, где обитает сила, не требующая понимания. Возможно, ее владения сократились, но она по-прежнему существует. До тех пор пока будут появляться вопросы, на которые нельзя дать немедленного ответа, будут возникать и верования.

Неудивительно, что так много афер процветает в области религии: религиозность – один из немногих факторов, на основе которых можно с уверенностью сделать вывод о подверженности мошенничеству. Между верой в одно чудо и верой в другое пролегает тонкая грань. Религиозные аферисты мира делают свою работу вполсилы: религия сама по себе представляет собой естественную почву для мошенничества. Человек уже верит, нужен только проповедник, который перельет его веру в нужный сосуд.

Адам Лорд Гиффорд, скончавшийся в 1887 году, оставил необычное завещание. Он хотел, чтобы на его деньги во всех университетах Шотландии читали курс лекций, которые будут «поддерживать и распространять изучение Естественной Теологии в самом широком смысле слова – другими словами, знания о Боге». Читать эти лекции с самого начала было великой честью, поэтому, когда Уильяму Джеймсу стало известно, что это дело хотят поручить ему, он с готовностью принял предложение.

В 1901 и 1902 годах Джеймс дал один из самых знаменитых лекционных туров в истории гиффордовских лекций. Это был очень трудный опыт. После первой серии выступлений у него случился нервный срыв, второй тур он отложил почти на год и пытался (но безуспешно) вообще его отменить. Результат, однако, лег в основу одной из его важнейших книг – «Многообразие религиозного опыта: Исследование человеческой природы».

На страницах этой книги Джеймс не только обращался к истокам религии. Он включил в ту же группу эзотерику, суеверия и мистику, что для представителей религии и науки того времени казалось абсолютно немыслимым. Но для Джеймса все это были явления одного порядка. Он не был атеистом, отнюдь нет. Он, как Дэвид Салливан, был искателем и одухотворенным человеком. Кроме того, он был человеком науки. И для него параллель была очевидна. Если вы верите, вы верите не только в религию. Вы верите во все мистические феномены, если их подкрепляют факты. Вы не просто верите в то, что вам удобно. Вы верите в то, к чему вас привели эти факты. Если вы хотите обратиться к религии, вы должны также изучить все остальные области непознанного.

Люди возмутились. Религия – это свет. Она достойна веры. Суеверия и мистика – это заблуждения. Истинная религия отрицает суеверия. Несмотря на престиж Уильяма Джеймса, Джеймс Уорд, британский философ и психолог, который ранее был вынужден оставить кафедру проповедника из-за излишне либеральных взглядов на религиозные доктрины (он читал гиффордовские лекции до Джеймса), наотрез отказался рецензировать «Многообразие религиозного опыта». Он заявил, что книга «запятнана» парапсихологическими рассуждениями. Он отнюдь не считал себя ханжой, но в этом случае Джеймс, как он полагал, перешагнул границы дозволенного.

Для Джеймса, однако, никакой границы дозволенного не существовало. «Всем известно, – писал он Элизабет Глендовер Эванс, одной из своих бывших студенток в Гарварде, которая позднее ассистировала ему в парапсихологических исследованиях, – что истоки религии находятся в так называемом мистическом слое человеческой природы». Этот мистический слой лежал в основе всех верований. Вопрос был, какие верования считать приемлемыми, а какие отвергать? В большинстве случаев ответ на этот вопрос заключался в субъективной оценке – субъективной оценке, которая могла не противоречить закону, а могла с тем же успехом использоваться для этически сомнительных действий.

Каждый человек, сказал Джеймс в своей последней лекции, имеет право – и, несомненно, пользуется этом правом – на собственные «сверхубеждения», которые являются «самой ценной и интересной частью» его личности. Стремление к сверхубеждениям неизбежно и весьма широко распространено. «То, что Бог, к общению с которым мы можем отдаленно подступиться, лишь выйдя за пределы собственного сознания, становится абсолютным властителем мира – весьма существенное сверхубеждение. Сверхубеждение в своей чистой форме – объект почти каждой религии, – писал Джеймс. – Большинство из нас делают вид, что у них это убеждение опирается на философию, но на самом деле это философия опирается на веру».