Путинбург - Дмитрий Николаевич Запольский

был серьезный компромат. Во-первых, он был странно женат — Наталья была девушкой, широко известной в интуристовских кругах[544]. Во-вторых, весь город судачил о некоей пленке, снятой скрытой камерой в плавучем баре-борделе «Кронверк», переименованном впоследствии в «Забаву-бар». В-третьих, Вадим страдал зависимостью: он принимал стимулирующие препараты и без подхлестывания нервной системы выглядел ужасно. В-четвертых, дочка Милана отличалась странным характером с малолетства, тоже была зависима от алкоголя и тяжелых наркотиков. Что, кстати, недавно вылилось в публичное поле, когда этот факт подтвердил ее бывший муж, футболист Кержаков…

После спикерства в городском парламенте Тюльпанов стал сенатором. Довольно бестолковым. Впрочем, как и все остальные члены Совета Федерации. Этакая почетная отставка. Он мечтал возглавить Минтранс, разруливать морские перевозки, командовать авиалогистикой и зарабатывать миллиарды. Но Матвиенко слишком хорошо знала слабости Вадима и, как говорят друзья Тюльпанова, взяла над ним шефство: усадила в верхнюю палату парламента и убедила Путина никуда дальше Тюлю не двигать. Это было обидно, но необходимо — слишком много они знали друг о друге за годы совместного руководства Петербургом.

Когда 3 апреля 2017 года во время визита Путина в родной город раздался взрыв на станции метро «Технологический институт», унесший жизни шестнадцати человек, Путин вечером лично приехал на Литейный, 4, в родное здание управления КГБ-УФСБ по городу и области. По официальной версии, он сам провел оперативное совещание, выслушивая трясущихся генералов, требуя оперативные справки и листая донесения. Его многие годы уверяли, что в Санкт-Петербурге все под контролем и ни одна мышь не проскочит — вся исламская тема настолько пронизана агентурой, что ничего не может случиться. А вот случилось. Прохлопали. Один начальник-генерал, арабист по образованию, перевелся в Москву, другой не смог на его месте обеспечить функционирование системы, образования религиоведческого не хватило. И Путин понимал, что взрыв в метрополитене — черная метка ему, выданная в родном городе. Он был, конечно, в страхе и ярости.

Тюльпанов встречался с ним во время этого визита. Был в свите. На следующий день поехал с цветами к Техноложке[545], где накануне вечером цветы возложил сам Путин. Почувствовал себя плохо. Решил отдохнуть. Отправился в свою вотчину, в Кировский район. Там, в его избирательном округе был типа оздоровительный центр «Оазис»: сауна, бассейн, комнаты отдыха. То ли нюхнул и пошел в сауну, то ли просто давление подскочило — как сообщалось в новостях, на лестнице его накрыл сердечный приступ. Смерть была мгновенной. Бездыханное тело катилось кубарем по ступенькам, банщик подскочил сразу, пытался поднять, что-то типа искусственного дыхания сделать, но Вадим Альбертович Тюльпанов уже был на том свете. Скорая зафиксировала смерть. Вскрытие показало, что сердце сенатора было изношено полностью. И, возможно, если бы он не умер тогда, то в любом случае его ждал бы обширный инфаркт, он полностью израсходовал отпущенный природой запас здоровья. А ведь он неплохо пел. У него был чудесный баритон. Мог бы стать гениальным оперным певцом. А стал символом своей эпохи во времена не самые худшие, но самые наиподлейшие…

ВИЛЛИ, КОТОРОГО СЛИЛИ

B Ленсовет его привела Марина Евгеньевна Салье. Мальчонка способный. Глазенки умные. Образования и опыта работы нет, зато бегае-е-ет! По папе то ли русский, то ли еврей, мама — немка. Он затусил с молодежью, но к старшим все время прибегал с идеями. Умение правильно себя поставить равнее равных у него сформировалось с детства: мама была учительницей. Знаете таких? Для всех директор и завуч — гроза и ужас-ужас-ужас, а он снисходительно так: «А у нас вчера Роза Михална дома была и мне шоколадку принесла». А шоколадку эту Левушкина мама подарила учительнице английского, чтобы та четверку на пятерку в четверти исправила, ведь Левушка на медаль идет! Ну а англичанка — директрисе на Восьмое марта. Толстый, рыжий, неряшливый. Вот так и дал бы по хитрой рыжей морде, а нельзя. Настучит маме, та — классной, родителей вызовут. Неправильная идея…

Учиться он не пошел: зря время терять не хотелось. Зачем, когда знаешь намного больше профессора и даже ректора. И самое важное знаешь: старого мира больше нет. Система рухнула. Все с чистого листа начинается, можно писать что угодно — никто не станет проверять. С Мариной Евгеньевной они были чем-то похожи. Она его как сына приняла. Своих-то не было, с мужчинами она вообще как-то не очень… А инстинкт подсказывал: если бы был у нее сыночек, то вот именно такой — хитрый, ласковый и с резьбой, куда хочешь ввинтится. Мальчонка там много интересного узнал и понял. Как устроена власть, например. Не конкретная, а вообще любая. Ведь дело-то не в мандатах и полномочиях. Власть — это идея, которая прорастает на почве человеческой глупости и приносит ресурсы. Как огурцы в парнике. Но вкуснее. Главное — труд: все время поливать и проветривать.

Хорошо быть сыном учительницы. Особенно если ты мизантроп. Не надо стремиться быть равным тем, кто выше тебя, это невозможно — они старше. Но ты и так равен им, так как из их клана. А те, кто ниже, — они материал. Не ровня.

Он рано стал мизантропом. К восемнадцати годам, когда я столкнулся с ним в Ленсовете, он уже был вполне циничным юношей, умевшим четко разделять людей на перспективных и не стоящих внимания. Где я его видел? Да в «аквариумной» клаке[546].

Я с трудом вспомнил юного солнечного лохматого толстячка, пробравшегося в 1988 году за кулисы дворца спорта «Юбилейный», чтобы взять автограф у БГ[547] и восторженно смотрящего на Сашу Ляпина[548]… Тогда он был каким-то более просветленным. Покурил, наверное…

В партии «Демсоюз» (потом в СвДПР[549]) у Марины Евгеньевны он стал координировать религиозные контакты. Не залезая в политику — чисто функционально. В ту пору он был баптистом. Как и все, проходил послушание: доставал на Невском прохожих, пытаясь проповедовать, рожу при этом делал постную. Как-то не пошло у него это дело, но начальство баптистское оценило усердие — юношу приметили. И именно тогда он открыл лайфхак[550]: для церковников хорошо быть политиком, а для политиков — христианским активистом. Придерживаясь чудесного завета «за любой кипеш[551], кроме голодовки», он сошелся с американскими и немецкими миссионерами и выбрал себе амплуа молодого политического функционера — христианского демократа. К 1993 году у него были уже наработанные связи не только в России, но и в Америке. Миссионерские программы дрессировки с последующей вербовкой выходцев из бантустанов[552] помогли