Мисс Пим расставляет точки. Мистификация - Джозефина Тэй

внимание от мира античности на события окружающей жизни, от него можно было ждать и утешения, и дельного совета. Ничто, казалось, не могло вывести Джорджа Пека из душевного равновесия. Видимо, полагала Беатриса, близкое знакомство с делами античности, вдобавок к профессиональным обязанностям по исцелению больных душ в деревенском приходе выработали у него иммунитет к потрясениям. Его не удивляли ни безобразные деяния древних, ни нарастающее равнодушие к религии в современной сельской Англии. Поэтому Беатриса шла со своими тревогами не к Нэнси, а к ее мужу. Нэнси бросилась бы ее утешать и успокаивать, а Беатриса нуждалась не в утешении, а в поддержке. Кроме того, Нэнси, которая забыла про существование Патрика, вряд ли могла помочь Беатрисе; другое дело викарий, который обучал мальчика и, наверняка, прекрасно его помнил.

Беатриса пересекла залитое вечерним солнцем поле, потом прошла через кладбище и вошла в сад Пеков через железную кованую калитку, из-за которой в 1723 году в деревне разгорелись такие страсти. Ныне здесь все дышало спокойствием и два соперника-кузнеца мирно спали в своих могилах на расстоянии нескольких шагов друг от друга. «Наступит день, — подумала Беатриса, положив руку на изящный железный завиток, — и, может быть, скоро, когда и мои волнения тоже затянет дымка времени. Не надо преувеличивать их значение». Это был голос разума, но ее сердце отказывалось его слушать.

Беатриса знала любимое место викария, и он оказался там, где она его искала. После вечерни он всегда уходил в сад и там долго разглядывал какое-нибудь растение; обычно он забирался в самый дальний угол сада, откуда его было нелегко дозваться и вернуть к скучным повседневным обязанностям.

Сейчас он глядел на куст сирени, оскверняя ее благоуханной трубкой, которая воняла, как залитая водой головешка.

— Такие трубки надо запретить законом, — говаривала его жена. Уловив знакомый запах, Беатриса вдруг впала в еще большее уныние.

Джордж покосился на нее и вернулся к созерцанию сирени.

— Какой замечательный цвет, правда? — заметил он. — Даже не верится, что это просто оптическая иллюзия. Интересно, какого цвета бывает сирень, когда на нее не смотришь?

Беатриса вспомнила, как викарий однажды уверил Сандру и Джейн, что часы не тикают, когда в комнате никого нет. Она вдруг увидела, как Сандра на цыпочках крадется через прихожую к двери гостиной. Когда Беатриса спросила, от кого она прячется, та ответила, что хочет «подкрасться к часам в гостиной так, чтобы они этого не заметили» и поймать их, когда они не тикают.

Беатриса молча стояла рядом с викарием, любуясь гроздьями сирени и пытаясь собраться с мыслями. Но в голове у нее царил полный сумбур.

— Джордж, — наконец заговорила она, — вы, наверно, помните Патрика.

— Патрика Эшби? Конечно.

Викарий повернул голову и вопросительно посмотрел на Беатрису.

— Оказывается, он вовсе не умер. Просто убежал из дома. В записке ведь прямо не говорилось о самоубийстве. А теперь он вернулся и скоро приедет в Лачет. И Саймон вовсе этому не рад.

Большая круглая слеза бесстыдно покатилась по щеке Беатрисы. Та смахнула ее с подбородка и молча смотрела на куст сирени.

Джордж поднял руку и ткнул ей в плечо костлявым пальцем.

— Сядьте, — сказал он.

Беатриса села на стоявшую рядом скамейку под навесом из зеленеющего молодыми листочками куста жимолости. Викарий сел рядом.

— А теперь расскажите мне все по порядку.

И Беатриса принялась по порядку и с подробностями рассказывать всю эту фантастическую историю: как ей позвонил по телефону мистер Сэндел, как она поехала в Лондон, как они были в Пимлико у этого молодого человека, как «Коссет, Тринг и Ноубл» проверяли его историю, как ей пришел на помощь дядя Чарльз, как она, получив заключение адвокатов, сообщила детям о возвращении Патрика, и как они это восприняли.

— Элеонора говорит о Патрике с холодком, но, как всегда, рассуждает разумно. Раз уж так получилось, надо с этим смириться. Джейн, разумеется, целиком на стороне Саймона, но я думаю, это пройдет, когда она лучше узнает Патрика. Она ведь добрая девочка.

— А Сандра?

— Сандра готовится встретить брата в своем лучшем наряде, — не без яда сказала Беатриса.

Викарий улыбнулся.

— Таким, как Сандра, легко жить.

— Но Саймон… Как вы объясните поведение Саймона?

— По-моему, это совсем не трудно объяснить. Надо быть святым, чтобы радоваться возвращению брата, которому достается твое наследство. Тем более брата, которого он с тринадцати лет считает мертвым.

— Но Джордж! Это же его близнец! Они были неразлучны.

— Для двадцатилетнего юноши события, происшедшие, когда ему было тринадцать лет, кажутся очень далекими. Прошла, по сути дела, целая жизнь. Дружба, которая закончилась в тринадцать лет, для него практически ничего уже не значит. Вот уже — сколько? — восемь лет Саймон считает себя хозяином Лачета, восемь лет он знает, что по достижении двадцати одного года получит завещанные матерью деньги. И вдруг, безо всякого предупреждения, он всего этого лишается — тут и более сильный характер дал бы трещину.

— Наверно, я действовала неправильно, — сказала Беатриса. — Надо было рассказать сначала Саймону — наедине. Но мне не хотелось делать различия между детьми. Хотелось верить, что все они будут рады. Если бы я сначала поговорила с Саймоном, это бы…

— Предотвратило ту сцену?

— Да. Думаю, что да. Мне кажется, что в глубине души я ожидала, что он отнесется к этой новости… не так, как остальные. Но я надеялась, что ничего странного не произойдет. Мне и в голову не приходило, что он так взорвется. Что он откажется признать, что Патрик жив и будет твердить, что это самозванец.

— Он просто не желает мириться с неприятным фактом.

— Неприятным? — тихо повторила Беатриса.

— Да, неприятным. Иначе и быть не могло. От этого никуда не денешься, и не стоит из-за этого так расстраиваться. Вы помните Патрика памятью взрослого человека, и вы рады, что он жив. Или нет? — спросил викарий, глядя на Беатрису.

— Конечно, я рада! — чересчур поспешно ответила она. Викарий не стал углубляться в эту тему.

— А Саймон не помнит его памятью взрослого человека. Ни его ум, ни его чувства тогда еще не сформировались. Для Саймона Патрик — некое смутное воспоминание о дружбе, а не сегодняшний друг. В нем нет любви, которую он мог бы противопоставить возникшей в нем… ненависти.

— Что вы говорите, Джордж!

— Да, надо смотреть правде в глаза. Надо быть ангелом, чтобы на месте Саймона не чувствовать антагонизма к Патрику. А в Саймоне нет ничего ангельского. Бедняга Саймон. Судьба сыграла с ним злую шутку.

— И в такой неудачный момент. Как раз, когда мы собрались праздновать