Операция «Аврора» - Дарья Плещеева

— Готов, Федор Самуилович.

— Как вышло, что вы кинулись вытаскивать англичанку из больницы?

Давыдов рассказал все с самого начала.

— Это было затмение рассудка, — завершил он. — Когда я увидел мисс Веллингтон в больничной палате, я потерял всякое соображение. Ее записка довершила дело.

— О том, что о таких записках нужно докладывать начальству, пока не будем… — вздохнул Нарсежак. — Я вижу ваше состояние. Когда человек в таком состоянии бросается исправлять свои ошибки, можно сразу идти к попу и заказывать панихиду Не пытайтесь сейчас вычислить, как и почему мисс Веллингтон оказалась в больнице. Это выяснится когда-нибудь потом, а возможно — и никогда. Предлагаю вспомнить то утро…

— Она умоляла меня не идти на совещание к Балавинскому, она чуть не плакала. Что я должен был делать?!

— Вы уже сделали… Но любопытно, как бы развивались события, если бы вы туда не пошли. В сущности, единственное, чего бы мы лишились, так это фотографических карточек Ходжсона в обществе масонов «Возрождения». А вы бы, я допускаю, получили возможность перевербовки агента.

— Нет. Я ее знаю. Она бы не согласилась, — убежденно заявил Давыдов. — Но неужели все было актерством?

— Конечно, она отличная актриса! — согласился Нарсежак. — Но и тут мы правды не узнаем. Как вы думаете, почему она телефонировала Балавинскому не сразу после вашего ухода, а в то время, когда совещание было в разгаре? Ведь она должна была предупредить его заранее, и он бы успел перенести совещание на другое время или, скорее всего, в другое место. А она допустила, что вы появились там, всех увидели, многое услышали. Ваши версии?

— Не знаю.

— Вот и я не знаю. Но иные дамские поступки объясняются так, что мужчине и на ум не взбредет. Вот самая забавная версия: после вашего ухода она собралась покинуть вашу квартиру. Умывалась, одевалась, причесывалась, пудрила носик. А когда была совсем готова, телефонировала Балавинскому и убежала. Допускаете? Допускаете, что она по меньшей мере два часа прихорашивалась и натягивала чулочки?

— Допускаю…

— Но вам хочется думать, что она все это время страдала и мучилась: выдавать любовника или не выдавать? Денис Николаевич, дама может страдать и пудрить нос одновременно!

Давыдов вздохнул.

— Ни черта я в них, оказывается, не понимаю… — признался он.

— Это я уже заметил, — не удержался от сарказма Нарсежак. — Мое вам предложение: женитесь поскорее на хорошей девушке и успокойтесь. Сейчас вы — легкая добыча для опытной авантюристки, понимаете? А венчание — оно обязывает. Пейте кофе, Денис Николаевич, стынет же…

— Что мне теперь делать?

— Жить дальше. Конь о четырех ногах — и тот спотыкается. Я обязуюсь молчать про мисс Веллингтон, а вы обязуетесь взять себя в руки и думать головой.

— Нет, молчать об этом нельзя…

— Молчать об этом необходимо. Если начальство узнает про ваши амурные шалости, вас отзовут из Москвы и выведут из операции. А вы сейчас именно в Москве нужны. Никто, кроме вас, не доведет это дело до конца. Ну?.. Долго вы киснуть будете? Гимназистка, потерявшая любимую кошечку! Итак — фотографические карточки вам удались. Павлов, правда, ворчал и требовал надбавки за сложность работы, но важен результат. Связь наших масонов с англичанами доказана. Денис Николаевич!

Давыдов поднял взгляд.

— Так. С вами все ясно. Я пошел за мылом и веревкой! — С этими словами Нарсежак вышел из комнаты.

Денис не сомневался, что брусок дешевого мыла и веревка, на которой соседская бабка Авдотья Ивановна сушит во дворе простыни, через пять минут будут доставлены и брошены перед ним на стол.

И что же? Снимать с крюка люстру и вешаться? Офицеру, впрочем, полагается стреляться. Дуло к виску — и честь вроде как обелена. Вешаться — бесчестно. Вот ведь чертов Сенсей!..

Давыдов вскочил, опрокинул стул, сбил со стола кофейную чашку, поймал ее в воздухе и запустил в стену. На обоях осталось пятно с крошками молотого кофе. Но на душе полегчало.

Нарсежак явился, когда Денис, разложив по столу расшифровки стенограмм, изучал все, что связано с Ходжсоном. Увидев его, Давыдов даже прикрыл руками бумажки — а ну как шлепнет на стол веревку с мылом и нарушит тонкий порядок? Но Федор сказал:

— Я вам подарочек принес. — И достал из кармана запечатанную карточную колоду.

— Имеете в виду игру в дурака? — усмехнулся Денис. — За дураком далеко ходить не надо…

— Нет, скорее пасьянс.

Нарсежак вскрыл колоду и ловко раскидал на две кучки — в одной короли, дамы и валеты с тузами, в другой — все прочее.

— Очень удобно, когда изучаешь дело со многими участниками. Даешь имена, раскладываешь, перемещаешь, изучаешь взаимосвязи… Вот, попробуйте.

Нужные для контрразведывательного пасьянса карты лежали на углу стола. Давыдов взял королей.

— Допустим, крестовый — консул Ходжсон, кладем в середку и смотрим, кто располагается вокруг него.

— Маргулис, — буркнул Денис, выкладывая пикового короля. На Маргулиса он был порядком зол.

— А за доктора цепляется Шапиро… — Нарсежак положил к пиковому королю пикового валета. — Вот он, голубчик, роковой брюнет… Уразумели? Эти мордочки помогут вам отыграться и взять реванш!

В руках у Федора оказалась червовая дама. Давыдов напрягся — ожидал услышать имя «Элис».

— А эта красотка, допустим, Шурка Еврион, — безмятежно сказал Нарсежак. — Тоже, кстати, полезная карта в вашей будущей игре. Ведь доказать нежную любовь Ходжсона с масонами недостаточно, требуется обвинение в шпионаже или даже подготовке мятежа. Архангельские гости с перепугу несут чушь про мировое правительство и царство света, но это значит — их еще всерьез не втянули в дело. Одно то, что их позвали, уже косвенный признак подготовки мятежа. Ну? Будете думать?..

В конце концов карты легли нужным образом, одни фигуры переместились в центр, другие отодвинулись на окраину, и в Давыдовской голове оформился рискованный план.

Нарсежак, выслушав его, только в затылке почесал.

— Зима кончилась, сугробов нет, — сказал он, — и, значит, ваш хладный труп поднимут довольно скоро.

— Не поднимут.

— Вы уверены, что справитесь? В непредвиденных обстоятельствах?

Речь шла вовсе не о том, способен ли Давыдов свалить с ног двух-трех противников или выскочить в окошко второго этажа. Нарсежак прямо намекал на Элис. Она могла появиться в самую неподходящую минуту, внести разлад в давыдовскую душу и вывести его из игры вековечным женским способом.

— Справлюсь. С меня одной глупости достаточно. Больше это не повторится.