Русская фантастика 2010 - Людмила Белаш

Обманул я их. Дождался, когда они — кто лифтом, кто галопом вверх по лестнице — достигнут моего этажа и начнут высаживать дверь, вызвал лифт — и вниз, вниз! Выскочил из подъезда — а навстречу мне ещё одна толпа валит. Замер я на мгновение и вижу: узнали меня. Да и как не узнать, когда ещё недавно моя физиономия мелькала на всех экранах. И в следующее мгновение я уже бежал так, как не бегал никогда в жизни.

Взревела толпа — и за мной. Что они орали мне вслед, о том я распространяться не буду. Скажу только, что как услышал их крики — ещё наддал. Ясно и глупому: догонят — разорвут. Им не докажешь, что я ни в чём не виноват. Я для них вроде громоотвода — средство разрядки. У каждого из них одно пламенное желание: пусть я помру, но ты, паскуда, сдохнешь раньше меня!

Ноги уставать начали. И почему я, дурак, не занимался спортом? Только бы выскочить из уличных каньонов! Впереди лесопарк, там меня словить не так-то просто, там я затеряюсь…

Не успел. Впереди из переулка валит новая толпа. Нет дороги. У толпы рефлекс всегда один и срабатывает моментально: гони бегущего, бери в облаву, настигни и бей! Отступил я к серой стене, прижался к бетону, с жизнью прощаюсь. Толпа уже не бежит и не вопит, потому что незачем, а медленно, молча приближается. Что делать мне? На колени пасть, пощады просить — не поможет.

Вдруг завизжала истошно какая-то тётка, рукой вверх показывает — и тотчас наутёк. Вовсю локтями работает, и здоровые мужики отлетают от неё, как кегли. Просеку в толпе пробила, а стадо убийц взвыло дурными голосами — и кто куда! Вопят, падают, на карачках бегут, как крабы, верещат кто во что горазд. А я почему-то вижу это уже с высоты птичьего полёта и с каждой секундой всё быстрее взмываю вверх…

Хотите, верьте, хотите, нет — не испугался я и не удивился, а испытал облегчение. Даже когда посмотрел вверх и понял, что прямо над моей головой завис корабль-медуза и тянет меня к себе, подцепив неведомо чем, — не испугался. Есть, наверное, порог ужаса, за которым — только облегчение, чем бы дело ни кончилось, и я этот порог преодолел. Ну, тянут меня, думаю. Вверх тянут, чтобы на стол подать, словно фрукт заморский. Мозг вынут и сожрут, людоеды, гурманы инопланетные. Что ж, это всё-таки лучше, чем быть разорванным толпой на кусочки. Но жаль, жаль… А жальче всего то, что у меня с собой нет гранаты…

Лечу вверх вроде зенитного снаряда, со свистом воздух рассекаю. Потом дышать стало трудно — высота уже большая. Холодный ветер за шиворот задувает. Но я не успел ни замёрзнуть в ледышку, ни задохнуться — прибыл.

Сияние переливчатое. Окутало. Сковало по рукам и ногам, шевельнуться не даёт. Вращаю глазными яблоками — где тут у них гильотина или хотя бы трепан? Зря вращал — нет ничего. Зато чувствую: что-то невидимое проникает в меня, щекочет изнутри черепную коробку. Ну конечно, у них там технологии шибко продвинутые, им архаичные инструменты ни к чему… Всё равно, думаю, кончится тем же самым — отключится моё сознание, и все дела. Тот, кем чавкают, чавканья не услышит.

Рванулся я что было сил, да не тут-то было. Вклеен в студень. Закричать хотел — тоже не вышло. А нечто невидимое в моём черепе шевелится, ворочается, щекочет…

Пощекотало и вдруг ушло. Колыхнулся студень. Заурчало что-то утробно — знаете, как желудок иногда урчит. Студень вокруг меня сотрясся, ходуном заходил. И всё кончилось. Тем же манером был я доставлен назад, в ту же точку, откуда меня забрали. Только ветер в ушах свистел. Никакой толпы поблизости от места приземления уже не было, о чём я, признаться, нисколько не пожалел.

Пригнулся я и побежал куда глаза глядят, ничего не соображая…

15 января

Жизнь входит в норму.

Народы, правительства и военные понемногу успокаиваются. От кораблей-медуз, по-прежнему плавающих высоко в небе над нами, нет особого вреда — они лишь захватывают время от времени то одного, то другого человека и, подержав недолго в фиксирующем студне, возвращают его на земную поверхность. Неприятно, но не смертельно. Дышать в том студне нельзя, но мук удушья не бывает, это я вам говорю как очевидец. Уж как инопланетяне это устраивают — не знаю. Не повезло лишь тем, кто с перепугу сразу концы отдал, да случаев таких, надо признать, было немного и только в первые дни. Теперь о таких несчастьях совсем не слышно: не то чужаки усовершенствовали технику похищений, не то основная масса людей уверовала в то, что похищения эти временны и безопасны.

Поначалу людям, пережившим похищение, чрезвычайно докучали репортёры и просто любопытные, не говоря уже о спецслужбах, но прошло не более двух-трёх дней, как до большинства дошло: лучше один раз ощутить, чем сто раз услышать. Никаких проблем, достаточно поторчать сколько-то времени на видном месте, чтобы с большой вероятностью подвергнуться похищению с кратковременным заключением в студне и неизменным возвращением.

Бурдюков, оказывается, тоже не погиб, хотя уж ему-то как раз угрожала реальная опасность. Не от инопланетян — от ядерного взрыва, испарившего некогда моё, а теперь его космическое тело. Он дал краткое интервью, где распинался насчёт технических неисправностей своей яхты, повреждённой при прохождении сквозь облако частиц, окружавших кометное ядро, из-за каковых неисправностей он не сумел вовремя выйти на связь и успокоить население Земли касательно намерений пришельцев. Насчёт юридических последствий он бросил лишь краткое «посмотрим», из чего лично я сделал вывод, что уничтожение своей собственности он так не оставит. Не стал он и комментировать свой контакт с буем, сказав лишь, что кто пробовал, тот знает. Ну и правильно. На его месте я бы тоже не стал об этом распространяться. Я и на своём месте не стал этого делать.

Пока ясно одно: расшифровка того послания буя, где говорилось о Мировой Гастрономии, была выполнена правильно, подвело лишь незнание семантических нюансов. Инопланетяне оказались не цефалофагами, они питаются не мозгами, а их содержимым — мыслями, памятью, эмоциями, причём человек от такого питания умственно не страдает, поскольку информация копируется, а не стирается. Тут тонкий юридический вопрос: можно ли считать содержащуюся в мозгу каждого индивида информацию его интеллектуальной собственностью? Ответа пока нет, а он мне интересен. Заставить бы наших гостей раскошелиться тем или иным способом! Покушали? Вот вам счёт, извольте аккуратно оплатить.

Что помимо этого думают о состоявшемся (состоявшемся ли ещё?) контакте те, кому об этом думать положено, я не знаю и, признаться, не очень интересуюсь. У меня полно других забот. Разгромленная квартира требует ремонта, а мои сто миллионов — применения. Связанного, естественно, с приумножением, а не наоборот. Хлопот достаточно и у меня, и у моего адвоката, который готовит ряд исков к тем, кто наблюдал мою комету, пока она ещё была моей, и подлым образом не заплатил.

Лишь изредка я позволяю себе задуматься о том, что означало короткое судорожное колыхание студня за несколько секунд до того, как я был освобождён кораблём-медузой. Пароксизм удовольствия? Ну, допустим. Но что, если это был смешок? Надо мною, над тем, что у меня в голове, над миллиардами примерно таких же людей, как я, над моим мнением о себе и о них, над всем нашим миром? Быть может, здесь таится ещё одно семантическое недоразумение и слова «покушать» и «посмеяться» для наших гостей идентичны?

Тогда у меня портится настроение, и я отвечаю себе: нет-нет, это невозможно. Я решительно протестую! Такое предположение попросту оскорбительно. Этого не может быть, а чего не может быть, того и не бывает.

Похоже на заклинание. А когда оно перестанет действовать, я придумаю новое.

Марина и Сергей Дяченко

Самум

Инспектор прилетел на рассвете. Два солнца взошли одно за другим, и корабль опустился на посадочную площадку в семь шестьдесят пять по местному времени.

— Гриша, — сказал губернатор. — Предупреди своих: сидеть на рабочих местах, как пришитые. Увижу кого-то в рабочее время на террасе…

И он выразительно замолчал.

Губернатор двадцать лет царил на Ириске, пережил десятки ЧП и две большие производственные катастрофы, но удержался на посту. Теперь под него копали, и ни помешать зложелателям, ни хотя бы проконтролировать их губернатор не мог: от Ириски до Центра было тридцать земных часов пути, а связь в последнее время работала нестабильно. Явление чиновника с внеплановой инспекцией могло быть как мелкой неприятностью, так и Последним Звонком, поэтому губернатор не спал ночь.

Третий зам не любил губернатора, в частности, за то, что тот упорно звал его «Гришей». Настоящее имя зама было Саундер: его родители, на тот момент пятнадцатилетние, сочли, что младенец слишком громко орёт, и нарекли его собачьей кличкой. Саундер Григорьев привык откликаться на Сашу, но губернатор прозвал его Гришей, лишний раз утверждая этим свою самодурскую власть.