Мэрилин Монро - Дональд Спото

Пожалуй, самым важным для Мэрилин аспектом учения Михаила Чехова было то, что он призывал артистку выйти за рамки собственного мировоззрения. Старайся расширить круг своих интересов, и благодаря этому тебе будет все легче и легче даваться умение показывать психику других персонажей без того, чтобы навязывать им свою личную точку зрения, — вот к чему сводились его советы Мэрилин. Это представляло собой основополагающий принцип театральной философии знаменитого Московского художественного, хотя спустя несколько лет Ли Страсберг переделал его в нечто совсем иное и даже противоположное.

Занятия и упражнения были интенсивными, но устремленными на достижение вполне простой цели. Чехов просил Мэрилин широко развести руки, расставить ноги и воображать, что она становится все больше и больше. Его ученица должна была говорить себе: «Я смогу пробудить спящие мышцы своего тела. Я оживлю и использую их». Потом ей следовало скрючиться, стоя на коленях на полу, и воображать, как она делается все меньше, сжимаясь при этом так, словно бы она собиралась сию минуту напрочь исчезнуть. За этим следовали упражнения на растяжение и самые обычные занятия по регулированию дыхания (влияющие на естественность дикции) — причем все это для того, чтобы в ней возросло чувство свободы, которое, по мнению Чехова, было пока у Мэрилин весьма ограниченным. Благодаря этой новой свободе, — говорил Мэрилин ее наставник, — она в конечном итоге освободится от самой себя и ее преобразует — ею «завладеет» — сценический образ. «Одни дискуссии по поводу персонажа, его сознательный и разумный всесторонний анализ не в состоянии дать желанного эффекта, который состоит в том, чтобы актер превратился в другого человека, — подчеркивал Чехов. — Доверяясь только своему мыслящему разуму, ты останешься холодной и пассивной. Но если ты сумеешь создать "воображаемое тело" [вероятно, он понимал под этим использование творческого воображения и своего рода физическое смирение и покорность], то твоя воля и чувства как бы сами пожелают вселиться в другую личность». Однако наибольшее впечатление произвело на Мэрилин и наибольшее восхищение вызвало в ней постижение понятия «творческой индивидуальности», которое вводил в оборот Чехов, — постижение некой воображаемой автономии, которая позволит актрисе больше, чем когда-либо до сих пор, выйти за пределы собственной ограниченной натуры — чего она так сильно жаждала.

Она никогда не разговаривала с Чеховым на темы, связанные с ее личной жизнью, и потому должна была счесть благословенным знаком судьбы, когда тот рекомендовал ей непременно познакомиться со «Смертью коммивояжера». А неделю спустя педагог прочел ей вслух из собственной рукописи о «художниках такого масштаба, как Артур Миллер и Элиа Казан, и о магии их творчества, в котором присутствует как исконно американская, так и общечеловеческая трагедия».

Тематика, которую затрагивал Чехов, и его методы работы казались Мэрилин простыми и чудесными, но одновременно они были также весьма рафинированными, порой даже почти мистическими. В результате, когда педагог необычайно деликатно и осторожно попросил ее рассказать о своих размышлениях, а также об упражнениях, проделываемых на дому, Мэрилин просто одеревенела от страха, будучи не в состоянии даже всего лишь подумать о том, что могла бы разочаровать своего ментора. В тот период молодая артистка болезненно боялась поражения, она тряслась от самой мысли, что может стать причиной неловкости для себя или других людей, хотя для этого не было ни малейшей причины. Кроме того, она культивировала в себе чуть ли не безумное устремление делать все идеальным образом, как того усиленно добивалась от нее в свое время Ида Болендер.

Такой сверхусердный подход к учебе приносил неблагоприятные результаты — неустанное стремление Наташи к совершенству привело к тому, что нормальный способ разговаривать, от природы свойственный Мэрилин, превратился в слишком старательную и неестественную дикцию, а занятия с Чеховым довели дело до того, что она в еще большей степени боялась проявить свое естество, дабы не оказаться отвергнутой. Наставник как-то попросил ее прочесть трудную книгу Мейбл Элсворт Тодд «Мыслящее тело». Несмотря на то что Мэрилин несколько лет пыталась понять учение этого мудреного автора и постичь ее теорию о связи между анатомией, психикой и эмоциями, актриса (как, впрочем, многие читатели до Мэрилин и после нее) чувствовала себя слишком слабо образованной, чтобы понять присущий этой работе специфический, немного заумный язык.

В том-то и состоят наиболее трогательные парадоксы жизни и карьеры Мэрилин Монро, что апробированные профессиональные методы, применявшиеся для того, чтобы укрепить в ней веру в себя, приносили противоположные результаты. Она так никогда и не смогла полностью совладать с аналитическим подходом к исполняемым ею ролям, равно как и подняться на тот высокий интеллектуальный уровень, которого от нее ожидали. Однако Мэрилин была настолько чарующе покорной и пластичной, такой милой и столь благодарной за каждую крупицу знаний и информации, что каждая беседа любого влиятельного человека с нею завершалась обретением им своего рода контроля над артисткой, пусть даже и благожелательного. Чем тяжелее и напряженнее работала Мэрилин, тем более неуверенной она себя чувствовала.

Под воздействием требований, которые к ней предъявлялись, Мэрилин, играя роль, стала еще более робкой, стеснительной и закрепощенной, а это в итоге приводило к своеобразному параличу. Вместо того чтобы дать Мэрилин возможность отыскивать воплощаемый сценический персонаж в себе, преподаватели уговаривали ее искать себя в исполняемом персонаже, а когда она этим занималась, то возвращалась в привычное для нее состояние неуверенности и неспособности что-то сделать. С каждой очередной ролью она становилась все более запуганной, все более терзаемой беспокойством, а также убежденной в том, что так никогда и не сумеет удовлетворить своих педагогов или режиссеров, — словом, если перед уходом на работу в павильон она съедала легкий завтрак, то из-за тошноты непременно расставалась с ним еще до того, как успевала появиться на съемочной площадке[183].

И при всем том достоин внимания тот факт, что в конечном итоге ей удалось добиться столь многого при столь примитивных сценариях. Она как-то смогла найти в себе силы, чтобы перейти от полного отсутствия опыта через обычный профессионализм к рафинированному и утонченному актерству для специфической разновидности легкой комедии в стиле Билли Бьюрк и Ины Клэр[184]. Однако подлинные возможности Мэрилин были сильно скованы и ограничены порядками, господствовавшими на кинофабрике, ролями, которые ей отводились, слишком академичными указаниями советчиков, собственной психической слабостью и довольно хлипким здоровьем. Первым непосредственным результатом сложившейся ситуации явилась отвратительная привычка опаздывать, которая в конечном итоге вошла в ее плоть и кровь.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});