Ричард Длинные Руки — курпринц - Гай Орловский

— А какие не решаются?

— Те неразрешимы, — заверил он. — Их никто не разрешит, так что не стоит и тужиться.

Снизу со стороны войск ветерок донес рев могучих голосов:

Смело мы в бой пойдем за веру нашуИ как один умрем за матерь Божью!

Он сказал одобрительно:

— Умереть за идеалы — разве есть что-то выше? Какие молодцы.

— У нас не только воинский дух, — ответил я, — но вообще все лучше, начиная с вооружения.

Арбогастр давно намекает, что нечего здесь топтаться на месте, когда вон впереди дорога, Бобик вообще посмотрел на меня вопрошающе и унесся гигантскими прыжками, прочел в моих глазах разрешение.

— Простите, граф, — сказал я, — надо конячку размять, а то застоялась…

Арбогастр все понял по интонации, я едва успел пригнуться, ветер засвистел в ушах. Уже через несколько минут догнали конников Норберта, а потом впереди на вершине зеленого холма нечто нещадно засверкало золотом так ярко, что я прикрыл глаза ладонью.

Арбогастр снизил скорость до простого галопа, и я рассмотрел гигантское яйцо ярко-желтого цвета, словно отлитое из чистейшего золота. Огромное, в рост человека, оно стоит торчком, острой вершинкой вверх, неестественно ярко выделяясь на голубом небе и зеленом ковре холма.

Разведчики Норберта, покинув седла, суетятся вокруг, вымеряют, прислушиваются, прижавшись ушами к скорлупе, а вокруг них прыгает Бобик с бревном в зубах и уговаривает лучше заняться этой увлекательной игрой.

Один обернулся на стук копыт, лицо восторженное, глаза сияют, как звезды.

— Ваше высочество! — закричал он. — Крестьяне сказали, здесь яйцо феникса…

Второй возразил:

— Да что они понимают!.. Видно же, дракон снес!..

— Но сказали, что феникс…

— А они его видели? Феникс — это ж птица, а тут смотри, какое яйцо!

Я подъехал ближе, коснулся кончиками вытянутой руки поверхности странного яйца.

У земноводных яйца примитивные, кожистые, сквозь оболочку проникает влага, но уже у всех рептилий они известковые, прочные и прекрасно защищены от высыхания, потому отличить яйцо птицы и яйцо черепахи я смогу вряд ли, а уж феникса — тем более.

Примчался Норберт, осмотрел, сказал с интересом:

— Такое вижу впервые…

— Я тоже, — признался я. — Кто-то снес… и сразу же оставил. Сразу видно, что его никто не касался.

— Может и касались, — сказал Норберт, — но стоит тупым концом вниз, столкнуть непросто. Да и побоятся.

Простучали копыта коня Альбрехта, он взлетел к нам, Альбрехт охнул:

— Вы что здесь отыскали?

Норберт буркнул:

— Да вот думаем, что с ним делать…

Альбрехт сказал с ходу:

— А если ничего?

— Как это? — спросил Норберт. — Оно же тогда выведется!

— Его покинули, — сказал Альбрехт. — Значит, и так пропадет.

Норберт с сомнением покачал головой, посмотрел на меня с вопросом в глазах.

— Это куры высиживают, — сказал я, — и всякие там прочие пернатые, а черепахи и рептилии без всяких церемоний… Кто зарывает в песок, а кто и вот так… Само высиживается.

— Такое не зароешь, — поддержал Норберт. — Весь холм пришлось бы разбросать. Представляю такую курицу… Ваше высочество?

Я подумал, сказал со вздохом:

— Скорее всего, яйцо дракона. Хоть и нетипичного. Но нам высокоэволюционный дракон тем более ни к чему. Они в народном хозяйстве пока нигде не пригаживаются.

Норберт спросил суховатым тоном:

— Значит?

— Либо расстреляйте из арбалетов, — решил я. — Либо разом всадить несколько копий на всю длину. Пока не вылупилось.

Альбрехт возразил:

— Убить, не увидев, что там?

— А вам не жалко убивать детеныша? — спросил я. — Я, например, не смогу. Всевышний всем нам вложил в сердца мощный инстинкт любви к малышам, будь это волчата, утята, цыплята или кабанята. Мы всех их хватаем на руки и балуем… Нет уж, я поеду, а вы тут убивайте без меня. Но чтоб убили обязательно!

Норберт буркнул:

— Ну, это детеныша жалко… а вот яйцо разбить — это никакое не убийство.

Я обернулся, крикнул:

— Только побыстрее, пока Хреймдар не увидел! А то алхимиков со всего обоза созовет, а зачем нам народные волнения и ропот недовольства интеллигенции?

Попозже, курсируя между отдельными частями на марше, я видел, как у некоторых мелькают в руках яркие слепящие глаза зайчики, словно солдаты ухитряются нести в руках по осколку солнца.

Альбрехт перехватил мой взгляд, крикнул весело:

— Всю скорлупу разобрали!..

— Как диковинки?

— Как все сразу!.. Говорят, такая скорлупа дороже золота… А вообще-то интересно, что там было.

Я зло посмотрел на его сияющее лицо.

— Просто интересно? А вот мне до зуда в заднице интересно!.. Я бы всю жизнь изучал эти интересности и ничем больше не занимался. Но эта проклятая действительность постоянно заставляет делать не то, что нам хочется, а то, что вынужден!.. Отвратительно. Мерзко и… угнетающе. Но именно так и создается величественная и могучая цивилизация, подчиняющая всех зверей, пространство и время…

— …и в конце концов приводит к очередной Войне Магов, — добавил он в тон, — после чего остается только выжженная и оплавленная земля.

— Типун, — сказал я сердито, — на язык и десять в задницу! На этот раз мы примем меры. И не допустим. А кто восхочет, тому руки отобьем.

Впереди лесок, трусливые березки держатся тесными кучками, дальше густая и темная зелень дубровника, там еще совсем молодые деревца, но дубки и есть дубки: вцепились в землю крепко, уже растопыривают локти ветвей, за ними темное разнолесье, куда забредают только охотники, а бабам собирать ягоды, грибы и хворост хватает и опушек.

Первый день марша прошел бодро и весело, еще никто не устал и не сбил ноги, а когда конники Норберта сообщили, что вон там они нашли удобное место для привала, всем показалось, что еще рано, хотя солнце уже начало багроветь и медленно сползать по выгнутому небосклону к горящей внизу земле.

Зигфрид едет за моей спиной, приотстав на десяток ярдов. Рядом с ним его женщина, но пока никто не знает, что это не самец — достаточно рослая, с красивыми прямыми плечами, а доспехи скрывают длинные волосы и прочие вторичные признаки.

Она явно избегает меня, страшась, что выгоню из войска и разлучу с Зигфридом, тот начинает дергаться, разрываясь между желанием быть со мной рядом, чтобы прикрывать мою спину, и стремлением быть рядом со спасенной, наконец я, заметив его муки, подозвал ближе и сказал негромко:

— Зигфрид! Любое покушение на важного лорда, который обычно окружен либо свитой, либо охраной, требует длительной подготовки. Согласен?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});