Времена негодяев - Эдуард Геворкян

Крепежные кольца насадили на эти увитые руки, взялись за тросы и с гиканьем втащили брезентовые полотнища.

Не прошло и получаса, как задымили кухни, вестовые забегали между сотнями, со стороны подошедших обозов пошел смех и крик, те, у кого еще доставало сил, любезничали с кухарками и дразнили коноводов.

В небе громыхнуло, ветер дернул полотнища, вздул и снова отпустил. Зашелестел дождь. Кашевары второй тысячи, не дожидаясь подмоги, впряглись в кухни и оттащили их от края, чтоб не заливало. Из прорех немного лило, но на такую ерунду никто не обращал внимания.

Прибежал Богдан и весело сказал, что приглашают откушать сотники первой тысячи.

— Скажи, может, и подойду.

Богдан кивнул и ушел к кострам.

Маршальская палатка одним боком упиралась в каменную стену, сиротливо торчавшую у края поляны. Виктор обошел стену, соображая, для какой нужды она была построена. Хорошая каменная кладка, высотой в три человеческих роста, но никаких следов других стен, словно, выстроив одну, каменщики обиделись и ушли. Чуть позже Виктор обнаружил на одной стороне следы от вбитых в камень стальных клиньев — ржавые пятна и дыры остались от них. Шли они ровными рядами, а кое-где на камне проступали глубокие царапины, словно большие прямоугольники были когда-то прибиты к стене. Мох и плесень не брали камень.

Вернулся Богдан, покосился на Ивана, угрюмо протиравшего рапиру маршала, и полез в узел с едой. Выложил на салфетку хлебец, нарезал вяленого мяса. Понюхал с сомнением кусок сыра, завернутый в тряпицу, после достал флягу. Вопросительно посмотрел на маршала.

Виктор улыбнулся и покачал головой.

— Пойдем угощаться, — сказал он.

Богдан плотоядно потер руки.

— Рубай, Иван, с утра ведь не ел! — Богдан поднялся с травы и поправил на себе ремень.

Иван еще раз молча прошелся ветошью по рапире, затем отнес ее в палатку. Вышел в плаще, к поясу был подвешен короткий меч.

— Я с вами, — негромко сказал он.

Виктор хотел было приказать ему остаться, но передумал. Не в правилах Ивана идти, когда не зовут. Стало быть, опасается чего. Впрочем, хранитель левой руки в походе должен быть неотлучен. Ладно, пусть!

Обойдя круг костров, маршал вернулся к палатке и, усевшись на свернутое одеяло, привалился, отдуваясь, к стене. Здесь кусок, там глоток… Чуть не лопнул, а обижать никого нельзя. Сотник в походе фигура важная, иной сотник в трудную минуту тысяцкого стоит.

Можно вздремнуть минуту-другую. Дозорные на местах, патрули широким веером пошли во все стороны, да и маги спокойны. Отдохнуть надо, сил набраться, до Казани два-три перехода. Даже если проскочит итильский лазутчик — поздно, дело уже сделано.

Рядом на тюк тяжело опустился старый полковник:

— Поспал бы немного, вон какие круги под глазами.

— Посплю, — согласился Виктор, — ты тоже поспи, Семен Афанасьевич.

— Не спится. Все думаю — ребята мои под Бугульмой сигнала ждут, а я весточки отсюда подать не могу.

Он вздохнул, посмотрел вверх, туда, где меж брезентовых полотнищ в узких щелях темнело вечернее небо.

— Слали же гонцов.

— Не дойдут. Ты прости, что спать не даю. Может, колдунов твоих попросить, пусть наворожат, нагадают, весть какую им перешлют. Ведь могут, а?

Виктор смежил глаза. Полковник не зря беспокоится. Последняя весть с укреплений пришла месяц назад. Сдерживают натиск. Сами выступают против мелких отрядов. Учинили даже рейд на Мамадыш, пощипали казанцев. Но если большая сила навалится, не сдюжат, уйдут лесами к Волге. И еще сообщили, что с юга странные ходоки приходили, сулили много, склоняли послужить богатым людям, а кому — не говорили. Так тех ходоков вышибли, а кого и порубили.

— Места знакомые, — вдруг сказал полковник, а Виктор, вздрогнув, открыл глаза. — Я детство здесь провел, три или четыре года. Отец трубы тянул, а вон там, — он махнул влево, — хранилища варили. Газ качали. Или нефть, не помню.

В той стороне, на пустырях, даже трава не росла. Огромные металлические емкости, собранные из листов. Многие в дырах, ободраны, жалостно торчат ребра-каркасы. И трубы — толстые, тонкие, ржавые и не очень, какие-то лохмотья наворочены, много старого железа. Эти места дружина обходила с опаской. Маршал выслал вперед пластунов, и пока те не обшарили каждый уголок, двигаться не разрешал. Да и после нервничал, каждый миг ожидая коварного удара из незамеченной щели. Однако пронесло.

— А город здесь был смешной, — Семен Афанасьевич зевнул, прикрыв рот ладонью, — и название было смешное: Помары.

Дождь давно кончился. Один за другим гасли костры, разговоры и песни стихали. Подошел Егор, сделал замечание охране маршальской палатки, у него слова не спросили, непорядок. Покосился на тонко храпящего полковника. Присел рядом на корточки.

— Что? — шепотом спросил Виктор.

— Тихо.

— Сармат?

— Ждем к утру.

— Ладно.

Тысяцкий кивнул и бесшумно исчез. В темноте большими крыльями неведомой птицы хлопали полотнища, усыпляли монотонным шумом. Но сон не шел.

События последних месяцев всплывали одно за другим, теснили друг друга. Виктору казалось, что его опять затянул поток, вихрь, несущий вперед вопреки его воле. Не так давно он был уверен, что после падения Бастиона все встанет на свои места и на тех местах утвердится. Но случилось иначе.

Мартын бил себя в грудь и топал на Сборе ногами. Но кулак он мозолил втуне — дружина фатально не была готова к походу. Рейд на Бастион дорого стал не только магам, но и бойцам. Хоть погибших можно по пальцам перечесть, а с потопленных судов почти все выплыли, но в суматохе и беготне сломанных рук и ног, вывихнутых пальцев оказалось предостаточно. Не говоря уж о том, что на стадионе от бетонных осколков толком укрыться не смогли, многих побило, хорошо не до смерти, а синяки и шишки без счету шли. Подводы, что зеркала магов везли, на полпути завязли, у кого ось полетела, где колесо рассыпалось, пока лошадей перепрягали, пока перетаскивали…

Неделю после побоища Виктор ходил белый от ярости, на глаза ему не то что сотники, тысяцкие боялись попадаться, двух дозорных, задремавших на тихом посту, разбудил кулаком в зубы, а потом велел раздеть догола и в таком виде домой отправил, к мамкам на печку.

Дружина притихла и подтянулась. Сотники забегали по казармам, веселые девки только успели свои вещички собрать, пух и перья со свистом летели. А как начались утренние побудки затемно, да марш-броски в полной выкладке через всю Москву аж до Савеловской заставы и обратно, не останавливаясь, тогда попотели дружинники, враз жирок сбросили да про ночные гульбища забыли.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});