Недотепа - Сергей Лукьяненко

– Это получилось?

– И тут нет согласия, – вздохнул Щавель. – Ортодоксы считают, что получилось, и теперь после смерти все люди попадают в чудесный новый мир. Агийские еретики утверждают, что воплощенное в человека Высшее Божество некоторое время жило среди людей, но так в них разочаровалось, что вообще ушло из мира и занялось самопознанием, а все люди после смерти незримыми духами витают вокруг Божества и ждут, пока то освободится от дел. А вот горские знахари уверены, что Божество никогда и не просыпалось, что весь наш мир – это его страшный сон. И после смерти люди снова рождаются, ничего не помня о прошлой жизни. Хорошие люди рождаются умными, красивыми и богатыми, а дурные люди – уродливыми бедными дураками. Поэтому горцы обычно сразу убивают уродливых, продают в рабство бедных, а над дураками издеваются – ведь эти люди чем-то сильно провинились в прошлой жизни.

– Так кто на самом деле прав? – не выдержал Трикс.

– А кто его знает? – пожал плечами Щавель. – Несколько раз великие волшебники пытались с помощью магии связаться с Высшим Божеством и узнать, в чем смысл жизни и что происходит после смерти. Например, первая ассамблея волшебников увлекалась этим в полном составе. Однажды коллективными усилиями они составили такое мощное вопросительное заклинание, что даже получили ответ.

– Какой?

– Цветок герани, стоявший на окне, вспыхнул ярким пламенем и горел, не сгорая, три дня и три ночи. На стол, вокруг которого сидели волшебники, упала с неба морковка. А у тех волшебников, что были женаты, волосы стали зелеными.

– И что это значит?

– Пятеро волшебников сошли с ума, пытаясь догадаться. А остальные плюнули, герань погасили в ведре с водой, морковку съели, волосы перекрасили и больше ерундой не занимались. Понимаешь, Трикс, не в человеческих силах постигнуть ход мысли Божества… О, кстати, мы пришли.

Дворец Исмунда ничуть не походил на самаршанские постройки – это был строгий дворец с колоннами у входа и мощным фронтоном над ними. Наверное, таким образом барон подчеркивал свою преданность королевству, несмотря на инородное происхождение.

Двери во дворец были открыты, стража у ворот пропустила волшебника с учеником без всяких вопросов. Зато сразу во дворце Щавеля немедленно взял в оборот немолодой властный мужчина, сидящий за большим письменным столом. Одет он был по какой-то необычной моде – в лакированные ботинки, темные прямые штаны, белую рубашку и темный сюртук неудобного покроя. Вокруг шеи у него почему-то была повязана яркая красная лента, свисающая почти до пупа. Все попытки волшебника что-то объяснить мужчина отмел сразу.

– Я младший церемониймейстер барона, – вручая Щавелю свиток пергамента, объяснил он. – Все желающие пройти на прием должны заполнить эту анкету.

– Я волшебник!

– Это хорошо. Значит, умеете писать почти без ошибок.

– А если бы я вообще не умел писать и читать? – спросил волшебник.

– Наняли бы писца. Вон они, на той скамейке ожидают клиентов.

– А если бы у меня не было денег на оплату писца?

– Как вы полагаете, – едко спросил младший церемониймейстер, – достоин ли отнимать время барона необразованный и бедный человек?

– Ясно, – мрачно забирая пергамент, ответил волшебник.

– С вас одна серебряная монета за анкету, – добавил церемониймейстер.

Щавель крякнул, но безропотно расплатился.

– Я слышал про такие штучки, – пояснил он Триксу. – Это называется столовластием.

– Столовластием?

– Ну да. Все вопросы решаются заполнением бумажек, которые рассматривает специальная порода людей – чиновники. Идиотизм, конечно, я бы ему все объяснил на словах в пять раз быстрее. Но давно хотелось посмотреть, как эта система работает… Так… ого… тридцать четыре вопроса. Ну ладно…

Щавель присел за стоящий в стороне свободный стол, презрительно осмотрел старое неочиненное перо, лежащее рядом с чернильницей, полной засохших чернил, достал красивый свинцовый карандаш в замшевом чехольчике.

– Так-так-так… Анкета для домогающихся аудиенции… Так. Имя и прозвище. Радион Щавель… Предыдущее имя и прозвище, если таковые были… Хм. Не менял… Возраст… Ну, допустим… Пол… Они издеваются? Мужской! Пол до смены, если таковая была…

Щавель удивленно посмотрел на Трикса:

– Наверное, в этом есть какой-то смысл, да? Так…

Он снова принялся заполнять анкету, время от времени комментируя свои действия:

– Имя отца… Имя матери… Есть ли родственники в Самаршане или на Хрустальных островах… Кто по происхождению – человек или иное существо… Не замышлял ли зло против королевства и короля? Не замышлял ли зло против барона… Очень дотошные люди! В каком возрасте выпал первый молочный зуб…

Этот вопрос вогнал Щавеля в оцепенение.

– Очевидно, это тоже зачем-то нужно… – сказал он. – Но зачем? И… я совершенно этого не помню! Когда у тебя выпали молочные зубы?

– Тоже не помню, – сказал Трикс. – Халанбери надо спросить…

– Ничего, напишем – в пять лет, – решил волшебник. – Я думаю, это примерно тогда случается… В каком возрасте вы перестали… Нет, они все-таки издеваются!

Дальше Щавель писал молча, лишь временами вздрагивая и пораженно перечитывая вопросы. На последний вопрос – «цель визита» он ответил красивым словом «аудиенция», после чего направился к младшему церемониймейстеру.

– Надо было заполнять чернилами, – не глядя на пергамент, сказал чиновник.

– Почему вы сразу не сказали? – оторопел Щавель. – Или когда увидели, что я пишу карандашом?

– Я не обязан смотреть, чем вы пишете! – вспыхнул младший церемониймейстер. – И все объяснять тоже не должен. Вы могли спросить, я бы ответил!

– Хорошо. – Щавель встряхнул пергамент. – Слово – рабочий инструмент мага, и не важно, как оно записано – карандашом, чернилами или кровью сердца! Слово несет в себе смысл, который не меняется от формы. Повинуясь воле могущественного мага, слова на этом пергаменте изменили свое начертание – и превратились из карандашных штрихов в чернильные линии – из самых лучших чернил, что существуют в мире, созданных из глубоководной твари каракатицы и отборных квасцов!

Чиновник с легким любопытством глянул на пергамент. Строчки и впрямь выглядели написанными чернилами.

– Волшебник, значит… – пробормотал он. – И впрямь… Так. Цель визита – аудиенция. Это как-то странно звучит!

– Почему? – напористо спросил Щавель.

– Ну… в анкете же спрашивается, какова цель вашей аудиенции, а вы отвечаете – аудиенция!

– И в чем я соврал?

– Но это же не ответ!

– Почему не ответ? Если бы я написал «аудиенция?» с вопросительным знаком, то это был бы не ответ. Это был бы вопрос. Если бы я написал «аудиенция…» с многоточием, то это был бы не ответ, а размышление о цели визита. Но я написал – «аудиенция». И поставил точку. Я дал ответ!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});