Не имей сто рублей... - Елена Горбачевская

В общем, психовали мы отчаянно. Уже сколько раз пробовали вернуться, и никак не получалось. Самое интересное, что с каждым разом объективные данные все в большей степени говорили за то, что все закончится благополучно, особенно сейчас. Но при этом с каждой попыткой было все меньше уверенности. Так что еще девяти не было, а мы уже были в полной боевой готовности, стояли на берегу перед клочьями тумана.

Этим приветливым и солнечным утром даже мрачное озеро выглядело привлекательно. Как улыбка вредной старой девы, которой вдруг по недоразумению кто-то подарил букет цветов. И даже вездесущая ряска не казалась такой мерзкой.

Только вот сам туман… Он всегда был такой какой-то мягкий, пушистый. Безобидный, будто гигантские комья ваты. Разве вата может быть агрессивной? А сейчас такое складывалось ощущение, что с ним что-то творилось. Внутри все время что-то происходило. И было нечто в этом непрерывном движении, вращении и мелькании странное и непривычное. Что-то там словно бы кипело и булькало, формировалось. То, чего раньше и близко не было…

— Ой, не нравится мне все это! — пробурчал Сережа.

— И не говори! Сколько времени до перехода?

— Почти полчаса, — ответил он. — А тебя, Ежик, следовало бы переименовать в ворону!

— Почему это?

— А кто ночью накаркал, что «дырка» может схлопнуться перед самым нашим носом?

— Не надо об этом, — попросила я. — И так тошно! Лучше сложи пальцы крестиком и молись, если умеешь!

— А раньше никак нельзя? — пролепетал Саня.

— Можно, конечно, — отозвался отец. — Только вот обратно можно и не вернуться. А, судя по происходящему, второго шанса завтра может и не представиться!

Время ползло, как старая больная черепаха. Хромая и спотыкаясь, переваливались секунды, а минуты так вообще, казалось, засыпали на ходу.

А бурление в недрах тумана продолжалось. Даже цвет его изменился. Вместо молочно-серого он то отдавал бирюзой, то приобретал сиреневый оттенок, а пару раз вообще пошел какими-то красными сполохами. И все более явственно проступала прямо в центре какая-то странная структура, светившаяся более ярко. Вскоре стало раздаваться легкое жужжание и потрескивание, источником которого, похоже, было все то же яркое ядро. Очень похоже гудят высоковольтные провода в линиях электропередач. Чем дальше, тем более становилось не по себе.

Отщелкивали последние секунды. Мы даже решились не вести велосипеды по тропинке, а ехать на них. Что-то тут явно должно произойти, и очень уж как-то хотелось, чтобы это событие случилось тогда, когда мы уже будем «дома». Мы заняли стартовую позицию: я — первая, за мной Саня, Сережа — замыкающий.

— Тридцать секунд! Двадцать! — отсчитывал папуля.

Ага, сейчас остается только сказать: «Ключ на старт!»

— Десять! Поехали!

И мы как бешеные рванули по тропинке. Это круглое и светящее было совсем рядом, но мы сочли за лучшее его все-таки миновать.

И только мы углубились немного в гудящие хлопья, как на нас навалилось ощущение такого горя и отчаяния, которое никогда прежде не доводилось испытывать. Ужас, одиночество, мука и боль! Умом я, как, наверное, и остальные, прекрасно понимала, что это — не мое, не наше, но такое было впечатление, что душу вынимают и завязывают узлом. Сердце готово было разорваться, пред глазами повисла черная пелена, и я уже не знала, кто я, что я, что делаю и зачем, мозг полностью отказал!

По счастью, ноги работали автономно, и, еще даже не очухавшись от шока, я увидела, как молочно-сверкающие хлопья редеют, а мне, словно старой подруге, протягивает мохнатую зеленую лапу елка. Из последних сил я вырулила на полянку и тут же свалилась, а через полминуты рядом со мной лежали Саня и Сережа.

Ни одной самой завалященькой мысли!

Только глаза тупо взирают на искры и разряды в клубах тумана, да уши слышат сквозь треск и гул шум ветра в кронах сосен.

А между тем бурление в недрах тумана достигло своей наивысшей точки, то яркое и круглое стало вращаться быстро-быстро, разбрасывая клочья вокруг, а потом вдруг резко выстрелило вверх и зависло над верхушками сосен. Повисело так немного, а потом стало прямо на глазах светлеть, превращаясь почти что в совершенно обыкновенное облачко. Которое подхватил ветерок и куда-то понес, и очень скоро мы потеряли его из виду. И тут же гудение прекратилось, а туман стал приобретать свой обычный вид. И одновременно с этим к нам возвращалось нормальное состояние, способность думать и анализировать.

— Что это было? — первым пришел в себя Сережа.

— Боюсь, мы так никогда этого и не узнаем, — пожала я плечами, а на нос мне упала огромная дождевая капля. — Ты лучше скажи, мы еще не вышли из промежутка?

Сережа посмотрел на часы.

— Нет, еще минут пять есть. Так что нужно по возможности определиться.

Холера ясная, как тут сыро! И холодно. С серого неба сыплется мерзость какая-то. Даже пришлось мастерку натянуть.

Мужики положили велосипеды и принялись лихорадочно осматриваться, шарить по траве и кустам в поисках примет времени. Я решила к ним присоединиться, да руль вывернулся, и перегруженный велик стал падать. Я еле успела его подхватить, но зато при этом угодила ногой в лужу. Мерзкая холодная жижа тут же просочилась в кроссовку. Вот невезуха! Да еще и сверху что-то прилипло, бумажка какая-то. Я посмотрела внимательнее. Это же сторублевка! Ну, да! Рваный и затертый «зубрик»! Такой изгвазданный и несчастный, что не оставалось никаких сомнений, что на него невозможно купить даже того куска бумаги, на котором он напечатан.

И сами собой вспомнились подробности того печального утра, когда Санька перекладывал свои «сокровища» и уронил одну из купюр в лужу, стал доставать, а я за это наехала на него.

— Мужики! — заорала я не своим голосом. — Мужики, мы дома!

Я вопила и подпрыгивала, будто пораженная пляской святого Витта, то прижимая к груди грязную замусоленную и мокрую бумажку, то принимаясь ее чуть ли не целовать. Сережа, кажется, все понял, глубоко и расслабленно выдохнул и устало опустился прямо на мокрую траву. А через минуту вспомнил те события и Саня, чьи радостные вопли были слышны, очевидно, даже в Мяделе.

Похоже, что наше семья представляла собой весьма достойную картинку. Особенно для какого-нибудь странствующего психиатра.

Правда, довольно быстро мы успокоились.

— Ну, что? Вперед? — спросил Сережа, держась за руль своего велосипеда. А в его голубых глазах светились золотистые солнышки, такие добрые и веселые.

— Пожалуй, — согласилась я. — У нас впереди еще длинный путь!

Но, словно по команде, мы все обернулись. Сзади по-прежнему висел ватными комьями туман, хотя создавалось такое впечатление, что сквозь него уже начинают проглядывать сосны, растущие на другой стороне поляны. Неужели мы действительно успели чуть ли не в последний момент? Или нет, и все это нам только мерещится? Пожалуй, мы этого не узнаем.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});