Королевское чудовище - Кристина Кашор

— Ты ненормальный, — прошептала Файер.

— Я прогоню своих людей, — продолжал он, — обещаю. Каттер и Джод уже и так мертвы — я их убил. Будем только мы вдвоем. Больше никакой вражды. Будем друзьями.

От осознания, что Арчер погиб, защищая ее от этого глупого, сумасшедшего недоразумения, невыносимо разрывалось сердце. Файер закрыла глаза и прижалась лицом к крепкой ноге лошади.

— Где эти семь королевств? — тихо спросила она.

— Не знаю. Я провалился в гору и оказался здесь.

— А это в порядке вещей в тех королевствах, откуда ты вывалился, чтобы женщина объединялась с противоестественной силой, которая убила ее друга? Или это только ты со своим микроскопическим сердцем мог такое предположить?

Он не ответил. Открыв глаза, она обнаружила, что его улыбка осторожно превратилась в нечто неприятное, по форме напоминавшее улыбку, но по ощущениям иное.

— В этом мире нет ничего противоестественного, — сказал он. — Противоестественное — это то, чего не может случиться в природе. Я случился. Я естественный, и то, чего я хочу, тоже естественно. Власть твоего разума и твоя красота, даже когда ты две недели валялась на дне лодки, покрытая грязью, с фиолетово-зеленым лицом — твоя неестественная красота естественна. Природа ужасает. К тому же, — продолжил он, сияя странной улыбкой, — как мне видится, наши сердца не так уж различны по размеру. Я убил своего отца. Ты убила своего. Это ты сделала от полноты сердца?

Файер смутилась: это был жестокий вопрос, и один из ответов на него — «да», но это полная бессмыслица. Она слишком одурела и ослабла для логического мышления. Надо защищаться нелогичностью, нелогично подумала она. Нелогичность всегда была присуща Арчеру, хоть он никогда этого и не замечал.

Арчер.

Она учила Арчера укреплять разум. И именно из-за его сильного разума, который она в нем воспитала, его и убили.

Но и он тоже учил ее. Учил пускать стрелу так быстро и точно, как она сама никогда в жизни не научилась бы.

Файер, вскочив, потянулась к колчану и луку на спине, о которых вдруг вспомнила, упустив из виду, что окружающие тут же чувствуют все ее намерения. Лек схватился за свой лук и оказался быстрее — его стрела нацелилась ей в колени прежде, чем она успела наложить свою на тетиву. Файер приготовилась к вспышке боли.

И тут стоящая рядом с ней лошадь взвилась. С визгом и ржанием кинулась на мальчишку и ударила копытами в лицо. Он закричал, повалился на землю и выронил лук, зажимая глаз обеими руками. Всхлипывая, попытался убраться подальше, но лошадь ринулась за ним. Ничего не видя, с залитыми кровью глазами, он споткнулся и растянулся во весь рост. Завороженно замерши, Файер смотрела, как он соскользнул по замерзшей луже через край трещины в земле, провалился в нее и исчез.

Файер доковыляла до трещины. Встала на колени и заглянула внутрь. Дна не было видно; мальчика — тоже.

Его поглотила гора.

Было очень холодно. Если бы только мальчишка погиб в огне и не последовал за ней… а так он разбудил ее, и теперь она начала воспринимать такие вещи, как холод. И слабость, и голод, и мысли о том, что это значит — потеряться где-то на западе Больших гор.

Она расправилась с остатками еды, которую ей дали дети, не слишком надеясь, что желудок их примет. Попила воды из полузамерзшего ручья, стараясь не думать о ночи, которой сменится этот день, потому что у нее не было кремня, а она ни разу в жизни не зажигала огня без него. Да она ни разу в жизни не зажигала огня нигде, кроме как в очаге. Всегда ее баловали и нежили.

Трясясь от холода, она развязала шарф и снова завязала так, чтобы он покрывал не только волосы, до сих пор слегка влажные, но и лицо и шею. Она убила хищное чудовище раньше, чем оно убило ее — пурпурная птица с криком ринулась на нее с высоты небес; нести с собой мясо было бесполезно, потому что запах крови только привлек бы других чудовищ.

Тут она вспомнила. Торжество проходило во второй половине января. Сколько точно времени прошло, она не знала, но большая часть февраля уже определенно прошла. Скоро должно было начаться кровотечение.

Файер своей новопробужденной логикой, прямой и бесчувственной, поняла, что скоро отчего-нибудь да умрет. Она поразмыслила об этом, сидя на лошади. Мысль была приятной. Она давала оправдание, разрешала сдаться. «Извини, Бриган, — подумала она. — Извини, Малыш. Я пыталась».

Но тут ее вернуло к реальности воспоминание, внезапное и отчетливое. Люди. Она смогла бы выжить, если бы ей помогли люди, и за ее спиной были люди, там, где из скал поднимается дым. И там было тепло.

Ее лошадь по-прежнему целеустремленно пробиралась на юго-запад. Ведомая не чем иным, как банальным чувством долга — не умереть, если это не обязательно, — Файер развернула ее.

Когда они пустились в обратный путь, начал падать снег.

Все тело болело от стука зубов, от дрожи в мышцах и суставах. Она прокручивала в мыслях музыку, все самые сложные композиции, которые когда-то учила, заставляя себя вспоминать запутанные места сложных пассажей. Она не знала, зачем это делает. Какая-то часть ее разума чувствовала, что это необходимо, и не давала ей остановиться, хотя тело и остаток сознания умоляли, чтобы их оставили в покое.

Когда на нее сквозь падающий снег с криком ринулась золотистая птица, она провозилась с луком и не смогла как следует наложить стрелу. Птицу убила лошадь, хотя Файер не поняла, как ей это удалось. Пока все происходило, она, соскользнув со вздыбленной спины, лежала кучкой на снегу.

Через некоторое время она опять съехала с конской спины, не понимая почему. Она предположила, что опять из-за какого-то хищного чудовища, и приготовилась терпеливо ждать, но лошадь почти сразу же стала толкать ее носом, что показалось Файер очень несправедливым. Лошадь сердито фыркнула ей в лицо и продолжала пихать, пока, побежденная, Файер не втащила себя, дрожа, на подставленную спину, и только тут поняла, почему упала. Руки не слушались. Она не могла держаться за гриву.

«Я умираю, — подумала она без интереса. — И ладно. Раз так, можно умереть и на спине этой чудесной лошади в яблоках».

Когда Файер упала в следующий раз, у нее не хватило сил осознать, что она лежит на теплом камне.

Она была в сознании. Слышала голоса, резкие, настойчивые и встревоженные, но не могла встать, когда ее попросили. Услышала свое имя и уловила, что они знают, кто она такая. Почувствовала, как кто-то поднял ее и понес под землю, а потом женщины раздели ее и разделись сами, и завернулись вместе с ней во множество одеял.

Она никогда в жизни так не замерзала. Дрожала так, что ей казалось, она сейчас разобьется. Пыталась пить теплую сладкую жидкость, которую поднесли ей к лицу, но у нее сложилось впечатление, что большую часть она разбрызгала на своих товарок по одеялам.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});