Рейтинговые книги
Читем онлайн Лоскутное одеяло - Василий Катанян

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 78 79 80 81 82 83 84 85 86 ... 96

Потом года через полтора я его спросил снова: "Как тебе играется?" "Плохо". - "Почему?" - "Они стали тоже тихо разговаривать".

В последние годы в Москве мы с Кешей почти не встречались, жизнь такая суматошная, масса работы, у каждого свои интересы. Он посмотрит меня по телевизору или я увижу его - и то не всегда позвоним. Книга выйдет - забудем друг другу подарить. Вот здесь, на Икше, еще иногда встречались - я гуляю с внучкой, он идет с купанья или с Суламифью Михайловной возвращаются из деревни, куда ходили за молоком. Радостно встретимся, немного пройдемся по тропинке - и все!

30 августа. Отшумел конкурс "Майя", судя по гала - большое нечто. В Мариинку не пустили, танцевали в Александринке. Шуму и ненависти было много.

Вышла книга "Я, Майя Плисецкая". По существу: все правдиво, не наврано. Кое-где напутано (что простительно) и кое-что насплетничано. Жаль, что мало написано об искусстве балета, артистах, партнерах. Это то, о чем она рассказывает блестяще, точно и неожиданно. Я не разочарован, ибо другого и не ожидал, но все остальные несут ее по-черному. И мне противостоять им трудно. От многолетнего общения с Катей она восприняла ее стиль деревенского разговора. Я слышу эту корявую интонацию и в самом тексте, и в прямой речи Шелепина, Шагала, Лили Брик или Мориса Бежара. В газете пока один маленький отклик - письмо сына Кириленко, что он никогда охотой не занимался и в Африке не был, и он требует опровержения. Дядя Нодик (Александр Михайлович Мессерер) написал ей ужасное письмо и подписался за всех ушедших родственников. Она не произносит нигде слово "еврей" и даже Шуру Ройтберг*, свою долголетнюю поклонницу, превратила в Красногорову.

По поводу новелки про Рахиль Михайловну такой разговор:

- Васик, мне тут сказали, что ты написал про меня статью...

- Я про тебя ничего не писал.

- А в "Вечернем клубе"?

- Так это не про тебя, а про маму и Азарика. (Если есть упоминание ее имени, то она считает, что про нее. И Азарик сегодня уравнен с Григоровичем, что ее и взбесило.)

- Ну ладно, про мать. Зачем же ты переписываешь из моей книги?

- Это было написано давно, о твоей книге не было и помину, лежит в газете уже год, и опубликовали только сейчас. И я записал этот рассказ со слов Рахили Михайловны.

- Как же можно верить девяностолетней маразматичке?

- Ну, Маечка, она мне это рассказывала, когда ей было семьдесят, как нам сейчас.

Пауза.

- И вообще, такой дурной тон - написала кровью письмо...

- Так она рассказала. А чем же писать? Ты же знаешь, что за хранение карандаша грозил карцер и мотали срок...

- И все путаешь про родственников - Елизавету звали Елизанда, Александра Амидопирин (я не помню, как Майя их на самом деле называла. - В.К.)...

- Ах, Маечка, я их называю так, как их звала Рахиль Михайловна и все остальные, а не по паспорту. Кстати, мама читала этот рассказ и кое-что уточнила, что я и исправил, но этого не трогала.

- Так ты веришь ей или мне?

Это вместо того, чтобы позвонить и сказать: "Спасибо тебе, что написал добрые слова о маме!"

Через день звонит, мнется - ждет комплиментов о книге. Ну, я, слаб человек, покривил душой и сказал то, что она хотела услышать. И, всем наподдав и оплевав, улетела.

В книге она со всеми свела счеты, всем дала по мозгам, массу напутала, не разрешив редактору прикоснуться ни к одной букве. Это и чувствуется. Нам было читать интересно, ибо мы свидетели почти всего, что она рассказывает. О Л.Ю. она пишет довольно много, хорошо, но холодно и, в общем, без должного пиетета. Не соблюдает дистанцию. В одном месте не удержалась и насплетничала про Агранова. Это подло по отношению к Л.Ю., ибо она всегда это отрицала. Майя могла бы не тиражировать сплетню, ибо видела от Л.Ю. только хорошее. Странно, что многие друзья Л.Ю., которые к ней действительно хорошо относились и любили ее искренне, после ее смерти начинают кусать мертвого льва (Майя, Андрей, Соснора).

И еще глупость - она все время пишет "Я пошла к Брикам", "У Бриков в этот вечер..." и т.п. Бриков! О.М. уже давно не было, когда она познакомилась с Л.Ю. Просто не понимает, что пишет. "Я была у Бриков", - пишет она, вернувшись от Лили Юрьевны и Василия Абгаровича.

6-20 сентября. Нас с Инной, Софико Чиаурели и Кору Церетели с Левой Григоряном пригласили с коллекцией Параджанова в Амстердам. Все, что он выкидывал в мусорную корзину, а я вынимал и разглаживал утюгом, его письма из тюрьмы, что я бережно хранил, и прочее теперь страхуют в тысячи долларов и выставляют в европейских музеях! 90 процентов экспонатов было наших. Для Софико Сережа собственноручно написал и нарисовал сценарий "Страдания святой Шушаник", ей посвященный. Рисунки и заставки восхитительные. Она дала его в экспозицию. И разные вещи Коры. Два дня возились, развешивали, надписывали и т.п. Для тюремного стенда я попросил найти метр колючей проволоки. Привезли новый огромный моток в заводской упаковке! Можно было огородить концлагерь. Откуда это у них, в этой кукольной стране? Вернисаж назначен на 7 часов, мы приходим нарядные и видим аварийную машину, насосы отсасывают воду, суетятся рабочие, полиция... Конечно, раз это связано с Параджановым, то прорвало трубу, которую никогда не прорывало, и затопило зал... Я закричал: "До конца не убирайте, это будет похоже на его жилище, где лило с потолка, стены были в разводах и висели эти его неповторимые работы!" Ведь и Анна Маньяни запрещала на своих фото ретушировать морщины: "Они дались мне слишком дорогой ценой!" говорила она. Так и прошло открытие в обстановке несколько хаотичной, но веселой и непосредственной, вполне в духе Сергея.

Выставка висела в Киномузее Амстердама несколько месяцев, а мы пробыли в Голландии две недели - и на том спасибо!

17 сентября. Из Амстердама поехали в Брюссель и были в гостях у Мары и Зенты, двух старых дам - знакомых Инны. Я впервые увидел воочию живописный портрет Инны, который красуется на самом видном месте в мастерской Мары Возлинской. У нас дома есть цветная фотография этого портрета, так что для меня не было никакой неожиданности, но огромный портрет в натуре произвел большое впечатление. Остальные работы Возлинской "так себе", есть несколько хороших акварелей и три-четыре живописных портрета.

Вокруг портрета такая история. В 30-х годах в Риге жила семья, папа-мама и две дочки - Мара и Зента. Девушки поехали учиться на Запад, и в 1939 году Мара приехала на каникулы повидаться с родителями. Тут и случилась наша оккупация Латвии, и граница захлопнулась, как мышеловка. Советская власть выслала ее с матерью в Сибирь. Началась Отечественная война. Лишь после смерти Сталина Мара вернулась в Прибалтику и стала зарабатывать живописью. В 1958 году она написала портрет Инны, но та не могла его купить у художницы, будучи бедным библиотекарем. Зента жила в Брюсселе, и Мара хотела уехать к ней, но об этом в пятидесятых не могло быть и речи - власти крепко держали ее за шиворот. Хотя, если трезво рассудить - что за потеря для страны, коли она уехала бы? Но власти рассуждали не трезво, и все попытки Мары были тщетны.

Тогда у себя в Брюсселе Зента пробилась на прием к бельгийской королеве Елизавете, которая собиралась в Москву на конкурс Чайковского, и очень просила ее помочь. Ее Величество обратилась к Ворошилову, который был тогда нашим президентом. И Мару выпустили, когда не выпускали никого! И даже разрешили вывезти свои работы. Перед отъездом Мара снова предложила Инне купить портрет, но та по-прежнему сидела без денег. И портрет уехал в Брюссель. Сегодня Мара пишет, устраивает выставки, продает картины, но этот портрет не продает, ибо по ее словам - он каждый раз является украшением экспозиции. Судя по тому, что мы видели, так оно и есть.

Сестры живут в одном доме, на разных этажах. Мара плохо слышит, она шумная и с претензиями. Зента, старшая, овдовела. Она мне очень понравилась симпатичная, уютная и добрая старая еврейка.

Ноябрь. Мы совершенно сказочно три недели прокувыркались в Италии. В Венеции жили в палаццо на Гран-канале у Мариолины, она же графиня Мардзотто, которую мы хорошо знаем по Москве уже лет двадцать. Она славная баба с внешностью Софи Лорен, веселая и умная - славистка. А ее муж глава швейного концерна, в первой десятке богатейших людей Италии. Дома лакеи в белых перчатках, которые "обносят" за столом, садовник, который расставляет букеты, горничные, повара, которые постоянно ссорятся друг с другом и выводят из себя Мариолину. По субботам граф охотился, и мы ездили на загородную виллу есть умерщвленных им фазанов с артишоками. К обеду мы переодевались, были приглашены местный адвокат с женой, доктор с женой и мы - заезжие иностранцы. Как у Флобера.

Кроме Венеции, мы были в Вероне, Пизе, Падуе, Флоренции и в Риме. В воскресенье на переполненной площади перед Сан-Петро мы слушали Папу Римского, молитву, которую повторяла за ним вся площадь. Это произвело на нас колоссальное впечатление.

В музее Ватикана пятнадцать лет расчищали фреску Микеланджело "Страшный суд", я ее видел в 60-м году, но теперь это совершенно новое, живое и яркое произведение, которое поражает. Очищенный от патины, Иисус Христос обликом стал похож на Натана Федоровского.

1 ... 78 79 80 81 82 83 84 85 86 ... 96
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Лоскутное одеяло - Василий Катанян бесплатно.
Похожие на Лоскутное одеяло - Василий Катанян книги

Оставить комментарий