Холодная кровь - Роман Глушков

Что ж, время показало, какова была цена этим самоуверенным обещаниям. Долго, очень долго продержался майор на службе без срывов и нареканий. Для интрудера – почтенный срок. Даже непонятно, почему Стратег до сих пор продолжал доверять Кальтеру, посылая его на задания по неизменному вот уже двадцать лет графику, без скидок на возраст. Ведь, если задуматься, не мог же психологический срыв свалиться на майора, словно кирпич на голову. Определенно, должны были найтись для этого какие-нибудь предпосылки. Обнаружь психологи хотя бы одну из них, и карьера интрудера сразу подошла бы к закономерному финалу. Но Кальтер сломался на задании, вопреки прогнозам ведомственных мозгоправов, чем грозил навлечь гнев командования не только на свою голову, но и на голову всех этих безвестных гениев психиатрии.

Кальтер переводил взгляд с Верданди на лежащую перед ним «ВМК» и твердо знал, что не поступит так, как собирался поступить все минувшие годы в случае возможного психического срыва. Но не потому, что испугался смерти или оказался морально не готов к подобной ситуации. Просто майор вдруг осознал, что никакого срыва на самом-то деле нет, а нервы Кальтера по-прежнему уравновешены, как аптекарские весы. Тогда что же с ним стряслось и почему он позволяет постороннему человеку находиться рядом с собой, если прежде интрудеру доводилось без колебаний убивать свидетелей, даже мельком видевших его при выполнении задания?

«Непредвиденные помехи» – именно так обозначались в отчетах «мизантропа» случайные жертвы, без которых не обходилась каждая вторая его командировка. Верданди тоже попадала в категорию «непредвиденных помех», но устранять ее Кальтер не то что не торопился, но и вообще не собирался. Более вопиющего нарушения устава он за двадцать лет службы не допускал. И что характерно, интрудер шел на это с тем же хладнокровием, с каким выполнял любую порученную ему Стратегом работу. Сознание майора по-прежнему оставалось кристально чистым и не замутненным предательскими эмоциями.

Совершенный Кальтером грех гарантировал ему позорный уход в отставку всего за два-три года до того, как то же самое можно было сделать с наградами и почестями, полагающимися уважаемому ветерану. А потом – спокойная жизнь в закрытом санатории Ведомства или служба в качестве инструктора… Теперь же неизвестно, каким образом проявленная слабость отразится на карьере майора. Слишком хорошо изучили его ведомственные психологи, чтобы он умудрился от них что-либо скрыть. Мигом выведут на чистую воду и доложат Стратегу, что отдел «Мизантроп» лишился еще одного ценного сотрудника, вычеркнутого из Списка Бодрствующих за проявленное малодушие.

Кальтер сохранял невозмутимость, потому что не чувствовал себя виноватым, даже полностью осознавая факт нарушения им устава. Странная ситуация, которая при всей своей очевидности сроду не приходила майору на ум. И раз уж он предпочел решать запущенную проблему неуставными методами, значит, Кальтеру вовсе не обязательно теперь слепо следовать букве устава. Конечно, полностью идти вразнос и пускаться во все тяжкие майор не намеревался. Даже сломанный меч продолжает, несмотря ни на что, оставаться мечом – несгибаемым стальным оружием. Но от добавления в перечень своих грехов еще пары-тройки пунктов интрудеру, похоже, не отвертеться…

– …Зови меня «дядя Костя», – ответил майор Куприянов, не желая выглядеть в глазах ребенка недоверчивым злодеем. Самое любопытное, что эта, казалось бы, незначительная деталь – какая разница, что вообще будет думать о Кальтере посторонняя девчонка? – действительно имела для него значение. Но после того, как майор назвал Вере свое настоящее имя, он уже перестал удивляться происходящим с ним «неуставным» странностям.

– Дядя Костя… – повторила Верданди, понятия не имея, что она первая, кто в присутствии Кальтера называет его таким образом. Вот только велика ли ей от этого честь? – Редкое имя… Даже не помню, чтобы кого-то из моих знакомых так звали. Наверное, это очень старинное имя, ну вроде Любосвет или Прохор, – сказав это, девочка наложила на ребра майора последний виток бинта и закрепила его край клейким пластырем. После чего с довольным видом отрапортовала: – Все, дядя Костя, я закончила. Что скажете? Получилось?

Пациент придирчиво ощупал повязку, подвигал плечами и корпусом, проверил, надежно ли приклеилась липучка-фиксатор, и только потом вынес авторитетное заключение:

– Нормально.

Несмотря на лаконичность и равнодушный тон, которым Кальтер оценил, говоря начистоту, вполне достойную работу девочки, Вера от его похвалы все равно просияла. Правда, большие выразительные глаза ребенка при этом так и остались грустными, но тут уж ничего не поделать – вернуть в них радость удастся еще очень и очень не скоро. Или вообще не удастся…

Мерзкая, трижды проклятая Зона!

Кальтер проследил за улыбкой Верданди, что вновь заставило его вспомнить про вопрос, который майор не задал ей днем. Тогда это не имело никакого отношения к делу, но теперь, когда майор завязал с гостьей из будущего странные – если не сказать дружеские – отношения, он мог спрашивать ее о чем угодно. Поэтому и не преминул воспользоваться своей пусть сомнительной, но все-таки заслуженной привилегией.

– Тебя не пугает моя татуировка? – осведомился Кальтер, оставив в покое бинт и приступив к одеванию.

– Вы про ту, что у вас на лице? – поинтересовалась в ответ Вера.

– Да, – подтвердил интрудер, недоумевая, какие еще татуировки могла заметить на нем «сестра милосердия». В свое время пластические хирурги вывели с кожи старшего лейтенанта Куприянова все шрамы и родимые пятна, по которым можно было бы опознать личность схваченного за границей диверсанта. Поэтому, кроме «служебного» Символа Аль-Шаддада, никаких других татуировок на теле Кальтера не имелось.

– А почему я должна ее бояться? – вновь огорошила Верданди майора.

В который уже раз Кальтеру не удалось с ходу ответить на заданный Верой вопрос. Благо на сей раз девочка избавила интрудера от мучительного поиска ответа и раскрыла секрет, который так интересовал дремучего, как и вся его эпоха, дядю Костю.

– Вообще-то сначала я удивилась, почему вы носите на лице знак, какой у нас рисуют на сигаретных пачках, – призналась Верданди. – Такая специальная картинка, понимаете, чтобы сигареты не попадались на глаза детям. Тому, кто курит, все равно, что на пачке нарисовано, – он покупает ее не из-за картинки, да? А дети, когда приходят в магазин, они ведь всегда на красивую упаковку смотрят и, если видят ее на сигаретах, начинают интересоваться, а что это. Вот у нас и придумали продавать их в пачках с такой картинкой, чтобы этот товар видели только те, кому он действительно нужен. Есть еще и другие товары для взрослых с таким же знаком на обертке, не только сигареты.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});