Кому вершить суд - Владимир Буданин

— Какие, товарищи, у вас ко мне вопросы? — спросил, остановившись у залитого чернилами стола, Петр Ананьевич.

— Такое дело, товарищ большевик, — несмело заговорил пожилой солдат. — Такое дело… Водили нас давеча во дворец… этот… как его… Мариинский, что ль. С гражданином Некрасовым, братом доктора нашего, свели. Спрашиваем, как дальше будет? Ригу германец захватил и на Питер прет. А мы как сидели в окопах при царе, так и без его, все одно. Как было право расстреливать солдата, так и обратно есть. А патронов и снарядов и ране не хватало, и ноне недостает. Может, спрашиваем, без толку воюем? Объяснил нам гражданин Некрасов. Складно говорил. Дескать, надобно за Русь-матушку живота своего не щадить, спасать отечество от германца. Ноне, дескать, первейшее дело — это… как его… «порядок, жертвы и оборона». Кофеем нас потчевал, чашечки махонькие лакей подавал. Ничего не скажешь, красиво принял нас гражданин Некрасов, не погнушался нами, окопниками. На прощанье ручку подавал. А мы вышли от его да засомневались, с чем обратно-то ехать?

В помещении становилось нечем дышать. Махорочный дым и запахи пропитавшейся потом амуниции густо напоили воздух. То и дело хлопала дверь. Входили, задерживались на минутку депутаты и, не находя ничего любопытного, возвращались в коридор. У каждого из них было немало подобных встреч. Больше того, что скажет солдатам Красиков, они сказать не могли, и больше того, что слышали они от других солдат, здесь им было не услышать.

Появился и Николай Дмитриевич Соколов. Он с минуту потоптался у двери и вышел. «Кажется, он хотел сообщить что-то важное, — мелькнула мысль у Петра Ананьевича. — Хотя… Что он мог сообщить?»

А разговор в прокуренной комнате между тем продолжался. Солдата поддержал его товарищ помоложе, с попорченным оспой лицом. Этот держался посмелее.

— Егор верно доложил, — бойко заговорил он. — Господин Некрасов он вот еще про что сказал: Советы, дескать, им больно мешают. Вот мы и засомневались — как так? В Советах-то кто сидит? Рабочие и солдаты, верно? Ежели они господам из Временного правительства не угодны, надо ли нам жизней не щадить? Ты депутат, ты нам растолкуй!

Окопники одобрительно загудели. Прапорщик — Петр Ананьевич успел заметить его быстрый взгляд — осуждающе посмотрел на второго офицера. Тот согласно кивнул в ответ. На его погонах Красиков рассмотрел эмблемы медицинско-санитарной службы. Это, оказалось, и был брат товарища министра-председателя Николая Некрасова.

— Видите ли, товарищи. — Петр Ананьевич старался не замечать нацеленных на него офицерских глаз. — По-моему, вы в общих чертах и сами до всего своим умом дошли. Вы отлично понимаете, что министрам Временного правительства, восстановившим смертную казнь для солдат и бросающим в тюрьмы рабочих, нет дела до ваших судеб, до ваших жен и детей…

— Скажи, товарищ, — перебил его рябой солдат, — чего вы тут думаете насчет того, чтоб войну кончать?

— Верно! Когда замирение выйдет?

— Долго ли еще в окопах сидеть? Солдаты заволновались.

— Я думаю, товарищи, вы все приветствовали революцию и свержение в России самодержавия. Но пока, как видите, сделано лишь полдела. Царь затеял войну. Прогнав его, трудовые массы имели в виду закончить кровопролитие. Никому из вас, к примеру, не нужна земля в Германии или, скажем, Австро-Венгрии. Я не ошибаюсь?

— Чего там? — отозвался один из солдат. — На кой ляд она нам? По домам бы быстрей, по деревням своим…

— А вот господа из Временного правительства, и тот же товарищ министра-председателя Некрасов, у кого вас чашечками с кофе лакеи обносили, никак не желают от царских планов отказаться и отступить от заключенных царем тайных договоров. Что им сироты и вдовы!

— Чего же делать? Скажи, товарищ, чего делать-то?

— Пока господа Керенские и Некрасовы не собираются думать о мире, подумать о нем следует вам самим. Каким образом? Сейчас есть лишь один путь — братайтесь! Перед вами такие же рабочие и крестьяне, как и вы. Они так же хотят мира.

— Да это предательство, измена, черт возьми! — Прапорщик все же не сдержался. Оба офицера вскочили и стояли, пребывая в затруднении, оставить ли солдат без присмотра с опасным большевиком и уйти или самим продолжать слушать его кощунственные речи. — За такие слова, — задыхаясь, выговорил прапорщик, — полагается… к стенке!

— Вы, гражданин прапорщик, не того, не больно. — Рябой солдат угрожающе шагнул к офицеру.

— Господа, господа… — Военный врач заволновался.

— Вы как хотите, — прапорщик брезгливо посмотрел на него. — А я здесь не останусь более ни минуты. Сделайте любезность, проводите меня вниз. Слушать тех, кто продает отчизну за тридцать сребреников, не желаю. А с вами, — повернувшись к Красикову, пригрозил он, и лицо его побелело от ярости, — нам еще придется встретиться. Русский народ не простит вам предательства, а я…

— Молодой человек, — усмехнулся Красиков, — офицеру следует уметь владеть собой. Мы вас не задерживаем. Вот дверь.

— До встречи! — Прапорщик щелкнул каблуками и, по-уставному повернувшись, прошагал к двери. За ним последовал врач.

Спустя полчаса Петр Ананьевич проводил солдат. Они вышли в сад перед Смольным. Август был на исходе. На деревьях появились первые желтые и красные листья. Близилась ранняя северная осень…

Солдаты были возбуждены. Они наперебой расспрашивали большевистского депутата о его партии, о Ленине. Когда Красиков сказал, что знаком с Лениным уже двадцать лет, окопники прониклись еще большим почтением к нему и стали называть на «вы». Принялись выспрашивать, каков Владимир Ильич по наружности, откуда родом, из каких людей будет. И очень оживились, услышав, что Ленин закончил университет («шибко ученый!»), а еще больше, — когда узнали, что его старшего брата тридцать лет тому назад повесил царь.

— Слыхали! — высказался рябой солдат. — Я вам еще когда про это говорил. А вы сомневались…

VIII

Николай Дмитриевич вышел словно из засады. Петр Ананьевич подряжал извозчика до Шпалерной. Соколов спросил:

— Позвольте мне поехать с вами? Необходимо переговорить.

Красиков удивленно посмотрел на него. У Соколова был вид человека потерянного и беспомощного. Голос его прозвучал так просительно, что Петру Ананьевичу не хватило твердости оттолкнуть его:

— Что же, поедемте. А в чем, собственно, дело?

— Подождите, сядем. — Соколов кивком указал на извозчика.

Как только пролетка тронулась, Николай Дмитриевич тотчас подвинулся к соседу вплотную и зашептал на ухо:

— Утром виделся с Александром Федоровичем. Положение в стране критическое, чреватое опасными последствиями. Официально он меня ни о чем не просил. Но я понял, ему нужна наша помощь…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});