Мамалыжный десант - Юрий Павлович Валин

в порядок. Дорога есть дорога, а с санитарией нас в госпитале очень строго ознакомили. А ты не глупи. Что, разве были сомнения?

– Одно. Только не сомнение, а страх. Вдруг бы убили? – всхлипнула Стефэ. – Оно же могло быть?

– Война, там всякое возможно. Но мы же не очень фронтовые, можно сказать, соединение второй линии. Выживем. А это, – отпускник тряхнул загипсованной рукой, – досадный несчастный случай. С другой стороны, отпуск вот получился. Не плачь, война к концу идет, все хорошо будет. Как назвали-то Тимофеича?

– Да как без тебя его назвать? Писем-то нет. Не дала я называть, и крестить не дала. Кроме того…

– То понятно. Я уже договорился. Послезавтра зарегистрируемся и полноценные документы этому малому выпишем. Обещали без очереди оформить. А свадьбу после войны справим.

– Договорился он… А меня спросить?

– Сутки есть, возможность передумать имеется. Но не надо передумывать, – попросил Тимофей. – Я о тебе, а потом о вас через каждую минуту думал.

– А почему «через»? – уточнила Стефэ.

– Ну, о войне тоже нужно помнить. А то ведь и действительно стукнет чем-нибудь. Ты не представляешь, какие там немцы злохитрые.

– Дурак!

– Точно.

Они поцеловались и пошли к родителям. Тимофей подозревал, что немедленно начнут пытать насчет крестин и прочего устаревшего, но как-то обошлось. Имелось понимание, что человек из госпиталя, и вообще…

* * *

Ходил, а чаще ездил сержант Лавренко на службу-практику, носил на ремне кобуру с именным оружием, но в ход пистолет пускать не приходилось. Дела все больше шли бумажные и мыслительные, непосредственно банды и шпионов ловили пока без отпускника. Тимофей полагал, для того и прислали подучиться: как немецких диверсантов брать, в принципе, понятно, а вот как документы составить, догадаться, «где тонко и где толсто», как работу организовать – тут нужен иной опыт.

Понятно, за две недели многого не успеешь. Но принцип, ход мысли – вот что важно. Приноровился одной рукой писать бумаги, составлять акты, иной раз вместе с лейтенантом и планы операций разрабатывали. По правде говоря, у лейтенанта Васи опыта в контрразведке и образования тоже было негусто: до войны семь классов, два фронтовых ранения, одно тяжелое, потом уж после госпиталя в СМЕРШ. Но ничего, учиться лучше на практике. Вот и учились.

По делопроизводству и возврату в память орфографических премудростей помогала секретарша Ангелина Марковна, она и комендатуре, и военкому – всем помогала. Незаменимая женщина, была бы не на пенсии, точно бы до полковничьих погон взлетела.

– Тим, а разве так положено? – спросила как-то Стефэ, подавая полотенце. – Ты же все-таки на оздоровление отпущен, а не на круглосуточную службу.

– Как тебе сказать… – Тимофей бережно отирал руку, после снятого гипса она была какая-то не такая и вяловатая. – Мне отпуск вообще не положен. Заслали для поднятия квалификации. Я же еще недавно даже писать почти разучился. Нужно восстанавливать навыки. Не, сейчас-то еще рано о том задумываться, но ведь после войны неплохо бы выучиться на кого-то толкового. Ты подумай над этим, тебя-то это тоже касается.

– Так у меня же Юрок. Куда же мне за парту?

– Не за парту, а в аудиторию. Поднатужимся. А малый не пропадет, у нас родичей хватает, да и детсады скоро откроют.

Тимофей уходил в темноте, возвращался в темноте, но времени пошептаться, обсудить будущее, подержать младшего Лавренко на руке хватало. Назвали пацана Юрием. Никто не возражал: раз был такой достойный командир и хороший человек, так отчего и еще одному хорошему человечку с тем же именем не вырасти? Да и вообще, Юрий Тимофеевич – красиво звучит.

С родителями в общем и целом примирились. Старый Враби иной раз поминал нехороший момент, но этак, для порядка. Тимофей рассказывал про Белград и Дунай, вместе вспоминали солидных сослуживцев зятя. За починкой обуви шел вполне взрослый и умный разговор.

Но две недели учиться и отдыхать в тепле не вышло. Промелькнули двенадцать дней, и пришла шифрограмма: «Срочно прибыть в группу. П/н Сегед, п/п № 72536/3».

– Жаль, – вздыхал лейтенант Вася. – Еще чуть-чуть, и мы бы все прорывы ликвидировали. Ну, служба есть служба. Видимо, намечается у вас что-то. Пиши, не пропадай.

Промчались в последний раз на громогласном мотоциклете через Чемручи к вокзалу. Младший Лавренко сидел в коляске, глазел из своей пеленальной формы одежды, мотора не боялся. Привыкает к миру помаленьку.

Запрыгнул сержант Лавренко на ступеньки вагона, проводник сильно возмутился, но ему было строго сказано: «Сейчас». Доставая удостоверение, Тимофей смотрел на платформу. Лейтенант махал ушанкой, жена рукой, а Тимофеич ничем не махал, поскольку твердо знал дисциплину и из тепла пеленок не высовывался. Зима наступила, последний месяц трудного, но побеждающего 1944-го.

* * *

Таинственный венгерский город Сегед оказался весьма крупным и промышленным, высился со своими многочисленными бронзовыми памятниками над рекой Тисой, мельницы и базарчики ничуть не разрушены, только интенсивное армейское движение и напоминает, что война недалеко. Почти два месяца, как взят нашими город, все тут успокоилось, по крайней мере, внешне.

Встречал и подвозил сержанта Лавренко водитель местного ОКР, угостил огромной хурмой, предупредил, что городское спокойствие малость обманчиво: днем тишь и любезности, а ночами вражеская агентура вылезает и начинает водить своим ядовитым рылом. Насчет этого Тимофей и сам догадывался: Венгрия – это не Югославия, с коммунистическими настроениями и партизанскими соединениями тут куда как пожиже. Это если говорить мягко.

«Виллис» прокатил мимо очередной церкви, свернул на улочку поменьше, и Тимофей увидел у магазинчика знакомую личность. Старший лейтенант Земляков любезничал с эффектной дамой в модном пальто, украшенном красно-бело-зеленой нарукавной повязкой. Увидев машину, былой командир опергруппы галантно раскланялся с красавицей, пошел встречать.

– Здоров будь, товарищ Лавренко! Ждем, ждем, надеемся на проверенные кадры. Обстановка сложная, лингвистическая в том числе, объясняемся больше на пальцах, – с ходу начал вводить в курс дела старший лейтенант. – Как руки, ноги, дети?

– Все в полном порядке. К службе готов. А домашние вам с Павло Захаровичем бутылочку передают. – Тимофей тряхнул сидором. – Как для себя делали, только еще лучше.

– Будет к месту, но позже. У нас тут непредвиденные технические трудности, – озабоченно признал Земляков.

Следующие три дня сержант Лавренко занимался сугубо дипломатически-техническими вопросами. Опергруппа осталась без транспорта: надежный великолепный «додж» выбыл из строя, был отправлен с Сергеевым в срочный ремонт. Вот только «срочный» ныне было понятием растяжимым. Фронт вел наступательные бои, все запчасти и прочее шло на обеспечение передовых войск. И будь ты хоть трижды из контрразведки, ремонтники тебе ничего ленд-лизовского вне очереди не выродят.

Начальство, конечно, изыскало резервы, выделило группе трофейную машину, но доводить ее