Белая королева - Филиппа Грегори

— Опять. И, судя по тошноте, это, скорее всего, будет мальчик.

— Вот уж Эдуард, наверное, радуется.

— Полагаю, что да. Он, правда, свою радость выражает в том, что волочится за каждой юбкой в пределах ста миль от дворца.

Энтони засмеялся.

— Таков уж Эдуард.

Мой брат выглядел счастливым — это было видно по тому, как легко расправлены его плечи, как разгладились морщинки в уголках глаз.

— Ну а ты как? Тебе по-прежнему нравится в Ладлоу?

— Мы с Эдуардом и Ричардом все устроили так, как удобно нам самим, — ответил Энтони. — У нас при дворе в почете и науки, и рыцарские искусства, и турниры, и охота. Прямо-таки идеальная жизнь, как мы все трое считаем.

— Эдуард хорошо учится?

— Я же тебе писал. Он умный мальчик и думать умеет.

— Ты не позволяешь ему слишком рисковать на охоте?

— Ну конечно позволяю, — усмехнулся брат. — Неужели ты бы хотела, чтобы наследник Эдуарда вырос трусом? Мальчик должен проверять свою храбрость и на охоте, и на турнирной арене. Ему следует познать страх, научиться смотреть ему в лицо и смело с ним сражаться. Он должен стать отважным и мужественным — такого короля будут уважать, а не бояться. Я бы сослужил дурную службу и Эдуарду, и тебе, если б стал ограждать вашего сына от любого риска и учить его уходить от опасности.

— Да, я все понимаю, — согласилась я. — Просто Малыш мне так дорог…

— Все мы кому-то дороги, — вздохнул Энтони. — И всем нам не раз приходилось рисковать. Я учу Эдуарда скакать верхом на любой лошади, какая есть в конюшне, и смело идти навстречу любой опасности. Это куда лучшая мера предосторожности, чем сажать его только на безопасных лошадок и держать как можно дальше от турнирных боев. Так, с этим, по-моему, все ясно. Давай теперь перейдем к значительно более важным вещам. Чем ты порадуешь меня на Рождество? Может, ты собираешься назвать в мою честь своего будущего сына?

Королевский двор вовсю готовился к Рождеству, намереваясь, как всегда, праздновать с особой роскошью. Эдуард, собираясь принять участие в веселом маскараде, заказал новые карнавальные костюмы не только для всех детей, но и для нас, и свет ожидал появления всей нашей красивой семьи. Я каждый день старалась какое-то время побыть с маленьким Эдуардом. Я обожала сидеть с ним рядом, когда он спал, или слушать, как старательно он молится перед тем, как лечь в кровать; каждый день я приглашала его в свои покои, чтобы вместе позавтракать. Эдуард был очень серьезным, даже задумчивым мальчиком и с гордостью предлагал почитать мне на латыни, греческом или французском, пока я не призналась, что в этом отношении его знания уже значительно превосходят мои.

Эдуард был очень терпелив со своим младшим братишкой Ричардом, а тот так восхищался старшим братом, что бегал за ним по пятам своей решительной рысцой. С крошечной Анной Эдуард был чрезвычайно нежен и все время торчал у ее колыбели, восторгаясь ее крохотными ручками. Каждый день мы старались поставить какой-нибудь спектакль или маскарадное действо, каждый день ездили на охоту и устраивали пышный торжественный обед с танцами и развлечениями. Люди говорили, что у Йорков очаровательный двор и очаровательная семья, и я не могла этого отрицать.

Лишь одна черная тень мелькала во дворце в те счастливые рождественские дни: Георг, герцог Разочарование.

Как-то Эдуард зашел за мной, чтобы сопроводить к обеду, устроенному в парадном зале Вестминстера.

— По-моему, твой брат ведет себя все более странно, — пожаловалась я.

— Кого из моих братьев ты имеешь в виду? — лениво спросил Эдуард. — Видишь ли, они оба теперь считают, что я все делаю неправильно. Вроде бы они должны радоваться, что английский трон занят Йорком, что в стране царят мир и покой, а у нас продолжаются самые чудесные рождественские праздники из всех, какие мы когда-либо устраивали. Но нет, сразу после пира Ричард в гневе покидает наш двор и отправляется к себе на север, желая тем самым выразить свой протест, ведь мы так и не увязли по уши в войне с французами. Ну а у Георга просто дурной нрав.

— Вот именно. Его дурной нрав меня и тревожит.

— Вот как? Что же еще он натворил? — осведомился Эдуард.

— Он заявил за столом, когда слуга поднес блюдо с угощением, что отныне не станет есть ничего, присланного с нашего стола! — возмутилась я. — Он и слугам своим сообщил, что теперь будет есть только у себя в комнате и только после того, как все мы отобедаем. А когда мы милостиво посылаем ему какое-то особенно вкусное кушанье — из чистой любезности, между прочим! — он категорически отказывается его даже пробовать. Я слышала, что он намерен так поступать и за общим столом, а это уже откровенное оскорбление. Он будет сидеть вместе со всеми, склонившись над пустой тарелкой. И вино пить он тоже отказывается. Эдуард, тебе придется побеседовать с ним.

— Если он отказывается пить, это не просто оскорбление, это настоящее чудо, — улыбнулся мой муж. — Георг не способен отказаться от вина, даже если ему сам дьявол поднесет стаканчик.

— Однако совсем не смешно, когда в нашем доме за трапезой он нас же и оскорбляет.

— Да, согласен. И уже обсуждал с ним это.

Эдуард повернулся к стоявшим возле нас полукругом знатным дамам и лордам, попросил их минутку подождать и увлек меня к оконному проему, где можно было говорить, не опасаясь, что нас подслушают.

— На самом деле, Елизавета, — продолжил мой муж, — дела обстоят гораздо хуже. Мне кажется, Георг распространяет о нас всякие гнусные слухи.

Значит, неприязнь Георга к старшему брату так и не погасла. Значит, ему мало того неудавшегося мятежа, после которого он тем не менее получил прощение. Я надеялась, что Георга удовлетворит титул одного из двух крупнейших герцогов Англии, что теперь он успокоится и, возможно, даже будет счастлив со своей женой, с этой иссиня-бледной, точно сыворотка, Изабеллой Невилл, обладающей громадным состоянием. Впрочем, Георгу так и не удалось прибрать к рукам наследство его свояченицы Анны, поскольку та вышла за Ричарда, и, будучи человеком злобным и честолюбивым, Георг предпочитал считать свои утраты, а не приобретения. А потому завидовал Ричарду, который все-таки сумел жениться на маленькой Анне Невилл, принесшей ему такое богатство, и не мог простить Эдуарду, что тот разрешил Ричарду жениться на Анне. Георг внимательно следил, какие милости оказывает Эдуард моей семье, и точно знал, сколько акров земли уже подарено Ричарду. Можно было подумать, что Англия — это крошечное поле, на котором Георг боится потерять даже грядку гороха, настолько мелочны были его бесконечные подозрения.