След крови - Стивен Эриксон

бы, чтобы поджечь этот несчастный куст. Но, как я уже сказал, взгляните хорошенько, Риз. Через несколько дней вы удивитесь, обнаружив, что изливающийся из вас поток прозрачен, будто вода.

Эмансипор завершил процесс несколькими последними судорожными каплями, отряхнул свое хозяйство, убрал его в штаны и неловко застегнул ширинку.

– Боюсь, я вас не понимаю, хозяин…

– Чтобы незамеченным жить в городе, Риз, вам придется воздержаться от всех нездоровых соблазнов. Возможно, вы вернетесь после своей миссии совершенно новым человеком.

Слуга уставился на Бошелена:

– Воздержаться? Полностью? Но разве туда ничего нельзя пронести?..

– Абсолютно ничего, любезный Риз. А теперь избавьтесь от всего подозрительного. На нижней дороге как раз собралась изрядная толпа торговцев.

– Не уверен, что мне этого хочется…

– Разве вы не мой работник? Наш договор предусматривает…

– Ладно-ладно! Все сделаю, – уже спокойнее добавил Эмансипор. – Но не могу ли я хотя бы позавтракать, прежде чем отправляться туда?

– Что ж, хорошо. Пусть никто не говорит, будто я жестокий хозяин.

Они вернулись в лагерь, где Риз быстро набил трубку ржаволистом и дурхангом, а затем вытащил из бутылки вина запечатанную воском пробку.

– Когда закончите, – сказал стоявший рядом Бошелен, – там, на обочине, растет дикий анис. Пожуйте его перистые листья. Это поможет скрыть разнообразные запахи, источаемые вашей персоной. Жаль, что тут не растут дикий чеснок, лук, скунсовы клубни… Не злоупотребляйте вином, Риз, вам вовсе ни к чему шататься и спотыкаться у ворот Дива. Вы так дымите, что сюда из города может примчаться пожарная команда… пожалуй, хватит, Риз. И не забудьте про анис…

– Это фенхель, хозяин, – поправил его Эмансипор.

– Да? Что ж, не важно.

С гудящей головой слуга направился к обочине, где начал рвать со стеблей тонкие листья.

– Чувствую себя клятой гусеницей.

– С черно-белыми полосками? – уточнил Бошелен. – Рад сообщить, что они превращаются в прекраснейших бабочек.

Эмансипор изумленно уставился на хозяина.

После короткой паузы Бошелен откашлялся.

– Ладно, идите.

Имид Факталло брел вдоль аллеи Бегунов, чувствуя, как одна половина его лица судорожно дергается. Судороги начались несколько дней назад: вероятно, последствия удара по голове, от которого, как ему казалось, он полностью излечился. Но теперь… в дополнение к судорогам появились еще и странные мысли. Желания. Запретные желания.

Он подумал о том, правильно ли поступили они с Элас Силь. Хотя теперь в любом случае было уже слишком поздно. Тот чародей, Бошелен, внушал страх, странный и необъяснимый. Будто ни одна теплая мысль никогда не посещала его смертную душу и в ней таились лишь тьма и холод. И еще эти истории, которые Имид слышал, насчет того города на побережье… вроде как есть еще и второй колдун, привыкший скрываться и преисполненный порочных наклонностей. Да уж, воистину зло.

Имид редко задумывался над понятием зла, но теперь оно не давало ему покоя. В старом Некротусе Ничтожном не было ничего особо хорошего – обычный набор безвкусных капризов, свойственных тем, кто обладает абсолютной властью. Ну издал король десяток жестоких законов, позволявших ему, как объясняла Элас Силь, обогащаться и предаваться веселью за счет простого народа. Но тот, кто честно платил подати, не убивал и не грабил никого из важных персон, мог спокойно прожить всю жизнь, ни разу не столкнувшись с неприятностями. Естественно, пронизывавшая всю систему продажность с легкостью проникала в нижние слои и яд цинизма отравлял самого захудалого городского стражника не меньше, чем самого монарха. При помощи взяток и подкупа решалось множество проблем, а когда это оказывалось невозможным, в ход шло обычное грубое насилие. Иными словами, жизнь была простой, незатейливой и, в общем-то, понятной.

И возможно, полной зла – в виде апатии, безразличия, молчаливого принятия бесчеловечности. Жестокий король ожесточает знать, которая в свою очередь ожесточает торговцев и так далее, вплоть до ожесточившихся бродячих собак. И все же Имид Факталло тосковал по былым временам – ибо, как оказалось, даже искренне одержимый идеей всеобщего блага король заражал всех своих подданных чрезмерным усердием, вызывавшим всевозможные проявления жестокости. Порожденное грубым осужденчеством – Элас Силь настаивала, что существует такое слово, даже если раньше его и не было, то теперь есть – неистовство благородных идеалов, воплощенных в жизнь без надлежащей гибкости или сочувствия, оказывалось столь же разрушительным для человеческой души, как и все страдания, причиненные народу Некротусом и ему подобными.

Зло обладало мириадами лиц, и некоторые из них были открытыми и искренними.

В то время как на других, таких, например, как у Бошелена, не было видно ничего. Вообще ничего.

Имид не мог решить, что из этого пугает его больше.

Подойдя к дому Элас Силь, он трижды постучал, как того требовал обычай, и вошел, как теперь позволял закон, поскольку уединение способствовало… уединенным делам. А войдя, обнаружил, что хозяйка поспешно выскакивает из задернутой занавеской задней комнаты, поправляя платье с явно виноватым выражением на лице.

Имид остановился в двух шагах от порога, застыв от ужаса.

– Кто у тебя там? – требовательно вопросил он. – Негодяй будет оскоплен! А ты… ты…

– Успокойся, никого там нет.

Имид уставился на нее:

– Ты рукоблудствовала? Это незаконно!

– Никто еще не доказал, что это вредит здоровью.

– Не телесно, но эмоционально! Разве в том есть сомнения, Элас Силь? Твой разум увлечен низменными желаниями, а низменные желания ведут к порочным стремлениям, а порочные стремления порождают искушение, каковое влечет за собой…

– Конец цивилизации, знаю. Чего тебе нужно, Имид?

– Гм… э-э-э… я пришел… э-э-э… чтобы признаться.

Она шагнула к нему, пахнув женским ароматом, и насмешливо спросила:

– Признаться, Имид Факталло? И в чем же могут признаться друг другу святые, как не в искушениях? Лицемер!

– Я признаюсь в своем лицемерии! Довольна? У меня бывают… э-э-э… порывы. Ясно?

– Не важно. – Элас отвернулась, присев на стоявший рядом стул. – Это все мелочи. Ты слышал, что теперь крадут детей? Если младенец кричит, это считается нарушением закона. Если ребятишки дерутся на улице, это тоже нарушение закона. – Она взглянула на него. – Ты делал сегодня положенные упражнения?

– Нет.

– А почему у тебя лицо дергается?

– Не знаю. Наверное, какой-то побочный эффект.

– Чего? Хорошей жизни?

– Не смешно.

– Так, может, поупражняемся вместе?

Имид прищурился:

– В каком смысле?

– Займемся чем-нибудь всерьез незаконным. Твой визит мне помешал.

– Это не упражнение!

– Твое признание вгоняет меня в тоску, Имид Факталло. Естественно, я могла бы воспринять его как вызов.

– До чего же ты мерзкая. – Он помедлил. – Скажи еще что-нибудь мерзкое.

К тому времени, когда Эмансипор Риз, никем не замеченный, преодолел городские ворота, он уже весь вспотел. Нервы были на пределе, и его слегка подташнивало.