Птицы - Торин Владимир

Арабелла возвела очи к небу.

– В любом случае мы знаем, что ты как-то влез в его дела, – сказала она. – И мы выясним, что это за дела. Вместе.

– Вместе?

– Ну да, а ты думал, что я просто ничего не буду делать, пока какой-то… какая-то не-птица будет тебя запугивать? Конечно, я помогу тебе разгадать, что нужно Кэрри.

– Хорошо, – смилостивился Финч. – Но это не значит, что я тебя простил.

Арабелла явно собиралась ответить что-то хлесткое и едкое, но ее отвлекла… перлюстрация.

– О, вода закипела! – восторженно выдала девочка и придвинула к чайнику конверт таким образом, чтобы на него попадало как можно больше пара.

– А он не размокнет? – спросил Финч.

– Он должен стать горячим и мягким. Мистер Кинниган открыл так добрую сотню шпионских конвертов. Клей должен растаять…

Наконец, видимо, посчитав, что конверт уже достаточно влажный, Арабелла осторожно подцепила краешек клапана пальцем.

Затаив дыхание, Финч наблюдал за ее действиями. Арабелла напряженно сморщила нос и закусила губу, отчего стала напоминать мышонка. Несмотря на то, что девочка говорила, все же это было письмо не от какой-то из ее занудных тетушек, и, если заметят, что она его открывала, последствия будут намного более плачевными, чем лишение сладкого.

Арабелла продолжала легонько тянуть клапан, потихоньку приоткрывая его. Она действовала очень осторожно, чтобы не разорвать бумагу, и вскоре полностью открыла конверт. А затем достала из него листок бумаги.

– Что там? Что там? – нетерпеливо прошептал Финч.

– «Кабаре “Пересмешник”. Полдень», – прочитала вслух Арабелла. – И внизу подпись: «Птицелов».

Снег усилился настолько, что, помимо него, уже мало что можно было разобрать кругом. Ветер подхватывал его и швырял в стены, в окна, в лица. Начиналась метель.

В городе все знали, что в ближайшее время снегопад будет становиться лишь сильнее и злее и впоследствии перерастет в снежную бурю – сама погода намекала, что стоит поскорее завершить все дела, запастись консервами, химрастопкой или углем, а также хорошей книжкой, с которой не жаль будет скоротать время.

По пустынной улочке на окраине Гротвей пробежал облезлый кот. Он пытался отыскать родную подворотню, но все кругом было белым-бело, а сам он к тому же слегка перебрал из забытой кем-то у фонарного столба початой бутылки джина, поэтому в глазах у хвостатого слегка двоилось.

По тротуару со своей тележкой прогрохотал старик-старьевщик, а в канаве у какого-то дома, заносимая снегом, валялась парочка нищих. Повсюду там багровели брызги остывшей крови, а между нищими лежала корка хлеба, судя по всему, и ставшая причиной свары. К ней подбиралась огромная, размером с собаку, мышь.

Двое детей, мальчик с синими волосами и мешком, переброшенным через плечо, и курносая рыжая девочка, волочащая в руках два здоровенных мужских башмака, прошмыгнули мимо парадного входа кабаре «Пересмешник» и нырнули во двор. Обратно они из него так и не вышли.

Минут через пять вместо них оттуда нетвердой походкой выплыл, покачиваясь, нетрезвого вида джентльмен в длинном пальто и шляпе-котелке, надвинутой на глаза. Незнакомец поднял воротник пальто и к тому же обмотался шарфом так, словно то ли боялся простудиться, то ли уже был простужен. В узкой прорези между котелком и шарфом виднелись лишь большие карие глаза.

Джентльмен двинулся к кабаре. Неуклюже взобрался по ступеням, остановился у входа и постучал.

Когда дверь открылась и из туч пурпурного дыма вылезла смуглая бритая голова с огромными бровями, приплюснутым носом и зловещей улыбкой как минимум в сотню белоснежных зубов, посетитель сказал гулким голосом, в котором нет-нет да и проскальзывали высокие нотки:

– Здравствуйте! Меня зовут Фриббен Джобиус. Я бы хотел войти в ваше кабаре!

При этом он как-то странно дернулся, словно его неожиданно одолел приступ тошноты.

– Пять фунтов! – рявкнул смуглый. Его звали Боргало, он был вышибалой в «Пересмешнике».

Человек в котелке вытащил из кармана пальто бумажку в пять фунтов и протянул ее мистеру Боргало, тот схватил денежку и исчез в дыму, пропуская посетителя.

Место, в котором оказался Фриббен Джобиус, можно было назвать небольшой темной прихожей, хотя больше напрашивалось слово «прелюдия»… «Прелюдия к кабаре».

Вышибала Боргало уселся на стульчик слева от прохода и облокотился на крошечный столик, на котором он раскладывал пасьянс. Засунув тонкую короткую сигару в зубы, а большие пальцы под подтяжки, он выжидающе и раздраженно уставился на посетителя: мол, чего застыл?

Мистер Джобиус проковылял мимо, отодвинул рукой красную бархатную портьеру и вошел в зал.

Кабаре «Пересмешник»… Это было место игроков, танцовщиц, различных опасных и неблагонадежных личностей. Вотчина вульгарной музыки, пропащих душ, сводящих с ума напитков, здесь правили нравы, весьма далекие от установленных по ту сторону портьеры.

С ходу понять размер зала не представлялось возможным из-за приглушенного освещения и дыма, который стелился по полу и висел плотными ворочающимися клубами в воздухе.

В дальнем его конце, будто в заброшенном тупике, располагалась сцена. На ней стоял рояль, за которым сидел мужчина во фраке. Наигрывая беззаботный комедианс, он еще и что-то пел, время от времени издавая попугаичьи крики, обезьяньи визги и жуткое подвывание. В нормальном обществе его бы уже давно заперли в лечебнице для душевнобольных, но здесь некоторые его ужимки заслуживали даже короткие рваные аплодисменты. Подыгрывал человеку за роялем долговязый увалень в полосатой жилетке. Обняв контрабас, он вяло щипал струны и при этом выглядел совершенно равнодушным к происходящему кругом. Даже при всей скудности освещения прекрасно был виден расплывшийся, как чернильное пятно на бумаге, синяк под его левым глазом.

В дымчатом тумане проглядывали очертания столиков, за которыми расположились в основном мужчины – и не просто мужчины, а личности, похожие на головорезов: в потрепанных котелках, с иссеченными шрамами лицами и многократно сломанными носами. Кто-то из этих типов громко, неприятно смеялся, а кто-то хрипел, потому что его схватили за горло. В кабаре играли в карты и кости, и кое-кто из игроков был в одних лишь кальсонах да нижней рубахе – судя по всему, эти господа уже успели знатно проиграться.

Между столиками ходили девушки – разносчицы сигар, почти полностью раздетые. Мистер Джобиус даже пожалел бедняжек: это же как им, должно быть, холодно. Впрочем, девушки из кабаре выглядели веселыми и будто соревновались друг с другом в натянутости улыбок. Не сразу мистер Джобиус понял, что улыбки были частью их униформы, прямо как боа с перьями, бархатные перчатки до локтей или чулки, ноги в которых напоминали попавшихся в сети рыбин.

За наличием у девушек улыбок лично следил господин управляющий «Пересмешника» мистер Доди, низенький человечек с подвитыми волосами и манерно подкрученными бровями и бакенбардами. Управляющий сновал у заставленной бутылками стойки, за которой парочка автоматонов в бабочках наливала напитки, и то и дело поглядывал в крошечный театральный бинокль, следя за вверенным ему заведением.

Увидев нацеленный на себя бинокль, мистер Джобиус покачнулся и направился через зал. Со стороны могло показаться, что этот джентльмен изо всех сил пытается идти ровнее, но все равно он спотыкался, а в какой-то момент и вовсе напоролся сперва на вешалку-стойку, а затем и на чей-то столик, за что был облаян хриплой пьяной бранью.

– Осторожнее, – велел мистер Джобиус сам себе, продолжив путь, но тело слушалось из рук вон плохо, и с таким же успехом он мог приказывать дворняге разжать зубы и отцепиться от ноги, отчего она лишь сильнее сжала бы пасть.

Мистер Джобиус огляделся, увидел за одним из столиков лысоватого мужчину с тонкими черными усиками и с трудом, словно делал это впервые, со второй попытки сел за столик в некотором отдалении. К его огорчению, все ближайшие были заняты.