Короли рая - Нелл Ричард

Свинья в одеяле, подумал он и улыбнулся.

– Что… какого черта, что ты делаешь? – Эгиль заговорил только после того, как не смог сопротивляться.

Рока переместился к его ступням, не без труда сняв с барда обувь, пока тот брыкался в панике и гневе. Рока вынул из чехла свой нож, почистил его и сунул лезвием в огонь, прикрыв тряпицей рукоять. Он перевернул Эгиля так, чтобы тот мог видеть, как нагревается клинок.

– Я хочу рассказать тебе о моих планах, – сказал Рока, – но я не могу тебе доверять.

Глаза мужчины метнулись от лезвия к сидящему на корточках Роке и уставились на него.

– Ты можешь доверять мне, Рока. Я рассердился из-за чертога, но все обошлось. Это все еще хороший план, наш план.

– Нет. – Рока помотал головой. – Это не наш план, Эгиль. Это твой план. И теперь ты можешь забыть обо всем этом. – Он достал молоток и зубило и положил их рядом с огнем под пристальным взглядом Эгиля.

– Мой план – провести следующий год, изучая все, что я могу, об Аскоме. Мой план – заручиться поддержкой дюжины влиятельных вождей, одновременно зарабатывая дары и репутацию. Мой план – использовать эти дары и эту репутацию, чтобы набрать небольшую армию воинов без вождей. И мой план – убить одну жрицу и, возможно, спалить дотла один город.

Он дал мужику время переварить услышанное, позабавленный тем, что это правда и что все это входит в его план.

– И ты поможешь мне, Эгиль, – продолжил он. – Ты поведаешь мне все, что тебе известно об этом мире, во всех деталях, какие знаешь, включая прошлое и личности вождей, а также рассказы о достойных внимания опозоренных людях без вождей. Затем ты будешь рассказывать великие истории в залах собраний до моего официального прибытия, и среди них – легенду о Букаяге, последнем Рунном Шамане. Тебе понятно?

– Хорошо, – сказал страх Эгиля, – как пожелаешь.

Но Рока знал: это не продлится долго, если только эта глупая уверенность в глазах барда не поблекнет. А до тех пор он не настолько надежен, чтобы ходить куда-то в одиночку, – не настолько надежен, чтобы верить в Року больше, чем в самого себя.

– Я думал, что найду тебе лучшее применение, Эгиль. Я думал, что ты мог бы соблазнять жриц и очаровывать моих врагов. Но я был наивен, теперь я это вижу. Тебе нельзя доверять такие вещи, и это меняет твое требуемое положение.

Он чувствовал себя странно, произнося эти слова. Мальчик, любивший Бэйлу, никогда бы не стал вредить мужчине подобным образом. А также убивать парней с ферм, или поедать изгоев, или закалывать незнакомцев на улицах. Но Рока знал: тот мальчик исчез. Может быть, он спрятался. А может быть, он умер вместе с ней.

Эгиль поерзал ступнями и мотнул головой.

– Мне можно доверять. Можно. – Этот олух даже не мог объяснить почему.

– Нет, – сказал Рока, – нельзя. Важно, чтобы ты понял: сейчас ты не можешь сказать ничего, что остановит это. Не можешь сказать ничего, что заставит меня поверить. – Он обернул кисть руки другой тряпкой, затем поднял раскаленный клинок за рукоять.

– Пожалуйста, пожалуйста, – взмолился Эгиль, – я сделаю все, что ты скажешь. Тебе не нужно этого делать.

Рока разочарованно качнул головой. В своей Роще он снова заплакал. Я должен, мама, чтобы сделать то, что ты велела мне. Я должен.

– Видишь? – Он сел возле ступней Эгиля, удержал его от пинков, обхватив их рукой, и подождал, пока они замрут. Затем опустил дымящийся красный клинок под одну ступню, которая снова дернулась, когда Эгиль почувствовал жар. Рока мог бы связать ему ноги туже, но предпочел этого не делать. – Шевельнешься, – сказал он, – и будет хуже. Я могу взять больше, чем намереваюсь, Эгиль. Но подчинись, и, может, я сделаю меньше. – Он ждал. Ступни еще дрожали, но теперь слабее. А потом он рубанул.

Вопль Эгиля, полный боли и ужаса, эхом разнесся по деревьям Рощи, так что Рока заткнул уши и некоторое время оставался там, глядя, как разлетаются птицы. Пока он отсутствовал, его тело велело Эгилю перестать бороться. Оно сказало, что это будет продолжаться еще какое-то время и что оно не может позволить Эгилю удрать, не так ли? Оно сказало ему, что он сможет ехать верхом на Суле, и разве не здорово это будет? Оно дало ему воды и нежно вытерло пот с его лба и сказало, что он хорошо справился, прежде чем прижечь раны пламенем, пока мужчина кричал и визжал. Оно отрезало ему соски, пока он молил и упрашивал, и выбило несколько задних зубов молотком и стамеской. Когда оно велело ему открыть рот, а иначе разрежет ему щеку, он повиновался, и это показалось важным.

Утром оно перевязало и накормило его, медленно и мучительно. Оно растерло травы, как это делала Бэйла, и смазало раны, сказав, что это поможет предотвратить гниение, и помогло ему вычистить испачканное нижнее белье и переодеться в свежее, как делало когда-то для своей больной матери. Оно сказало, что Эгиль может отдохнуть целый день, потому что он справился так хорошо – может, и пару деньков, – а потом они отправятся на Север. Все это время оно замечало, что крики Эгиля не беспокоили Сулу, который просто стоял рядом и щипал травку.

Рока лишь надеялся, что через пару дней Эгиль станет таким же полезным слугой, как и его конь, и что обучение больше не понадобится. Он считал верным и справедливым, что один должен ездить верхом на другом – также как и то, что люди на вкус подобны свиньям.

Как и было обещано, два дня спустя Эгиль был развязан и посажен в седло, и они двинулись на Север. Рока попросил его рассказать все, что он знал о вождях начиная с ближайшей деревни, и даже с больным ртом Эгиль заговорил сразу и был очень обстоятелен.

– Превосходно, – сказало тело Роки, когда тот закончил, и Рока наконец вернулся из своей Рощи, чтобы самому держать поводья. Странствующий скальд и впрямь обладал полезным набором знаний и мог оказаться важен для целей Роки. Он никогда не хотел калечить ни этого мужчину, ни кого-либо еще. Во всяком случае, помимо Кунлы.

Позднее он прошептал тихую благодарность Эгилю за его жертву. Он хотел бы сказать ему, что в конце концов это окупится – что страдание уступит место радости и справедливости или искуплению, – и если Эгиль когда-нибудь попадет в Рощу, возможно, там наверняка так и будет. Но в стране пепла – в стране, где маленькие мальчики обрекались на страдания еще до того, как могли говорить, – Рока ничего не сказал.

22

Меняемся, брат.

Дернув застрявшей ногой и чуть не потеряв сапог, Бирмун шагнул из канавы на траву. Он повел ноющими плечами и перевел дыхание, наблюдая, как выдох туманится в лунном свете. Его сменщик кивнул и, ни слова не говоря, шагнул вниз.

Ночь морозила пар изо рта, навоз в канаве затвердел, но двадцать мужчин только что добавили свежий слой отходов, который хлюпал вокруг ног, будто слякоть после дождя. Бирмун оперся на лопату и наблюдал за работой своих братьев; глухой звук железа о землю звучал приятным ритмом, который всегда успокаивал ему нервы.

Канаву требовалось расширить до наступления зимы, и «ночным людям» предстояло вкалывать еще много часов, копая и разравнивая новую землю.

– Мне нужно выпить, – сказал Бирмун. – Принесу винный мех. – Он встал и уронил потрескавшийся деревянный черенок. – А теперь давай впрягайся.

Старший мужчина ухмыльнулся и продолжил копать, не поднимая головы.

Бирмун цокнул языком. Он повернул в сторону города, кивнув нескольким собратьям, разминавшим усталые руки, и зашагал, волоча сапогами по траве, чтобы счистить с них жижу.

Он шел вдоль Железной реки, или Божьей реки, как некоторые звали ее нынче, и гадал, правда ли она начиналась у Горы, где Брэй оплакивала Носса, как утверждали люди, а может, это были не слезы, а всего лишь дождь.

Он пересек мост и двинулся вглубь Орхуса, но факел брать не стал и оставался в тени, подальше от света луны, чтобы избегать патрулей. Он заметил, что на окнах здешних домов железные решетки, и отвел взгляд.