Застава «Турий Рог» - Юрий Борисович Ильинский

на германо-советском фронте развиваются стремительно, инициатива на стороне доблестной армии фюрера, приближается наш черед. Императорские вооруженные силы готовы к решительным действиям на Севере, вы обязаны помочь Квантунской армии выполнить долг перед Ямато, а вы, по-видимому, этой идеей не прониклись.

Вот брюзга! Обожает читать нотации, получает истинное наслаждение, прочие в силу преклонного возраста ему уже недоступны. Наконец Исикава выдохся, послышались короткие гудки, Кудзуки с отвращением бросил черную эбонитовую трубку — замучил старый песочник!

Генерал основательно испортил настроение. Успокоившись, Кудзуки нажал кнопку на полированной панели стола, вошел адъютант.

— Капитана Сигеру. Срочно!

Кудзуки относился к Маеда Сигеру пренебрежительно — ограниченный провинциал, провонявший казармой. Однако исполнителен, настойчив и без сантиментов, что немаловажно. Упорно, невзирая на трудности, он стремится выполнить полученный приказ, достичь цели. Не щадит себя, подчиненных, стоически переносит невзгоды и опасности; такому помощнику нет цены.

Маеда Сигеру шариком вкатился в кабинет — волосы набриолинены, круглое лицо лоснилось.

— Мы в затруднительном положении. Маеда-сан. — начал Кудзуки. — Командование запросило данные по району, который вы так хорошо изучили, осуществляя операцию «Хризантема». Нужны подробные сведения. Участок границы заставы «Турий Рог» рассматривается как один из наиболее подходящих для вторжения. Возможно, направление это будет второстепенным и подготавливается как запасное. Лично я считаю данный участок бесперспективным: удаленность от железной дороги[200], отсутствие коммуникаций, крупных населенных пунктов, однако мнение мое никто не спрашивает. Как говорят русские, начальству виднее.

— Метко сказано.

— Русский язык чрезвычайно богат. Невероятное разнообразие оттенков доступно лишь русским. Представляете, с какими трудностями сталкивается иностранец в России? Мне, например, не раз приходилось…

Сигеру откровенно зевнул, Кудзуки сердито засопел, капитану стало неловко, он глубоко презирал полуштатского интеллигента, невесть как попавшего в военную разведку. Однако старшего по званию критиковать не полагается.

— Прошу прощения, господин полковник, я вас внимательно слушаю.

Досадуя, что заговорил с бесцеремонным невеждой на отвлеченную тему, Кудзуки приказал заставить пленных давать показания.

— Делайте с ними что хотите. Допрашивайте по отдельности, используйте сильные средства. Конечно, в разумных пределах. Нажмите сперва на мальчишку, он слаб и неопытен. В данном случае физическое воздействие может оказаться результативным. Но для унтер-офицера данный метод абсолютно непригоден, этот Геркулес вытерпит любую боль. Впрочем, как знать… Случается, сильные закаленные люди ломаются под незначительным напором, ибо психологически не подготовлены к испытаниям. Пожалуй, здесь лучше работать на контрастах: бить и ласкать, ласкать и бить. Надеюсь, добьетесь желанного результата. Третий пограничник — типичный крестьянин, тут получайте карт-бланш. Психологию таких людей вы знаете, ключи к русскому мужику, одетому в униформу, подберете, не забывайте — у нас только трое суток.

— Слушаюсь, господин полковник. Извините, а что потом?

— Когда?

— Когда пленные станут не нужны?

— Значит, вы хотите…

Кудзуки умолк, все и так ясно, капитан мстит за убитого брата, намеревается пополнить список тех, кого собственноручно отправил в мир иной. Хобби Маеда Сигеру известно всем, капитан не раз демонстрировал коллегам стойкость самурайского духа. Кудзуки втайне не одобрял Сигеру, но своего мнения по этому поводу никогда не высказывал, справедливо полагая, что так будет лучше.

— Все зависит от генерала, мой друг. Я доложу о вашем желании, и, если он сочтет возможным, вы порадуете нас своим непревзойденным искусством.

Маеда Сигеру уходил недовольный. Паршивый аристократишка хочет остаться чистеньким, ему претит то, что отличает настоящего мужчину от слюнтяя.

К счастью, таких, как Кудзуки, в императорской армии немного.

XVII

ПОБЕГ

Утром задребезжал телефон, Лещинский жадно схватил трубку: звонит синеглазая Танюша из дома напротив. Они познакомились на литературном вечере, домой возвращались вместе. Встречая теперь на улице плотную, румяную гимназистку, Лещинский неловко раскланивался — девушка прехорошенькая, на щеках ямочки, озорная улыбка. Робкий по натуре переводчик стеснялся заговорить с нею, выискивал благовидный предлог, но ничего подходящего не придумал. Вот если бы девушка уронила платок, зонтик, тогда…

Однажды Таня подошла к нему сама.

— Скажите, вы любите мороженое?

— Простите… Вы изволили спросить…

— А я люблю. Кафе «Льдинка» за углом на бульваре. Идем?

Лещинский растерялся.

— Право, как-то неловко…

— Следуйте за мной, милостивый государь!

Озадаченный Лещинский затоптался на месте, девушка рассмеялась, переводчик покорно склонил голову.

— Повинуюсь, сударыня.

Шли молча, Лещинский старательно отводил глаза, а девушка, напротив, искала его взгляд. Чувствуя, что он смешон, Лещинский смутился еще больше, платком промокнул лоб.

Они устроились на веранде, тотчас слетелись юркие воробьи, выклянчивая подачку. Таня бросала им крошки бисквита, воробьи хватали их на лету, моментально проглатывали, пищали.

— В Харбине птиц больше, чем китайцев, — заметил Лещинский.

— У нас воробушков тоже превеликое множество.

— Где — у вас?

— В России, конечно!

— Возможно, вы правы. Наверно, так оно и есть.

— Извините, вы давно в эмиграции?

— Целую вечность…

— А я тут родилась. Можете звать меня Та-ня, но рано или поздно я непременно стану Татьяной! Не хочу жить на чужбине, — решительно проговорила девушка.

Лещинский обрадовался, хотелось рассказать, что он в определенной степени причастен к борьбе за свободную Россию. К сожалению, придется молчать, у него взяли подписку о неразглашении. Рейд за кордон едва не закончился для него печально, но в юности плохое забывается быстро…

— Нам не скоро удастся вернуться на родину. Немецким войскам предстоит дойти до Урала. Тогда…

— Русланд меня не устраивает!

— Нация Шиллера и Гёте уничтожит коммунизм, избавит русский народ от скверны, поможет установить демократический строй.

— Россия, говорящая с немецким акцентом, мне не нужна, — пылко повторила девушка. — Обойдемся без варягов.

— Не будем спорить, Танюша. Поговорим о другом.

— Прекрасно. Давайте говорить о любви. Вы меня любите, не так ли?

— Вы столь категоричны… Право, не знаю…

— Зато я знаю! Я вам нравлюсь, вы ходите за мной уже две недели. Не краснейте, пожалуйста, вы правильно поступаете: я самая хорошая, лучше меня нет! Возражать не советую, это вам дорого обойдется.

— Молчу, — рассмеялся Лещинский.

— И правильно делаете. Мужчины — самоуверенные, несносные упрямцы, не способные на благородные поступки. Вы, по-видимому, приятное исключение.

Они медленно шли по пустынному бульвару, падал снег Лещинский оглянулся:

— Я вас сейчас поцелую.

— Только посмейте!

Переводчик по-детски надулся, топыря губы, девушка встала на носки, торопливо чмокнула его в щеку и скрылась в подъезде…

— Танюшка, милая! Я так ждал…

— Говорит адъютант полковника Кудзуки. Господин полковник ждет вас.

Лещинский выронил трубку.

Узнав, что ему необходимо присутствовать на допросах захваченных советских пограничников, Лещинский воспротивился и попросил использовать его на другой работе. Кудзуки вызвал переводчика к себе. Поздоровался сухо, сесть не предложил.

— Вы состоите на военной службе, господин Лещинский, и обязаны подчиняться моим приказам. Любое поручение должны выполнять независимо