33 рассказа о китайском полицейском поручике Сорокине - Евгений Анташкевич

У Сорокина от услышанного на душе стало серо, ему стало тяжело, так тяжело, что встреча показалась безнадёжно испорченной. Он напрягся – если так будет продолжаться дальше, надо вставать и уходить. И тут он вспомнил слова Штина о «зелёной тоске» и понял, что, если он встанет и уйдёт, тогда на его душе будет зелёная тоска, так как это уже было. Он посмотрел в глаза Давиду, тот ещё сыпал искрами, но Михаил Капитонович уже видел, что Давид тоже что-то понял, – он обмяк и опустил на стол руки.

– Извини, друг, – сказал Давид. – Давай действително говорить о чём-то другом.

Постепенно, хотя и с трудом, слово за слово они разговорились. Давид снова попросил письмо Вяземского и принялся читать его вслух: про Японию, про Серёжу Серебрянникова… Они смеялись тому, как живописал Гоша, какой Серёжа бабник; они заливались, читая про его похождения, и тогда Сорокин рассказал, как он встретился с Серебрянниковым в Фуцзядяне после опиекурильни, рассказал про медсестру Глафиру, про то, как стояли под дождём у витрины магазина, и даже в этом положении, через двойные окна, в тёмном торговом зале Серебрянников умудрился разглядеть какую-то красивую брюнетку.

– А я свэтленьких люблю! А Элеонора, извини за любопытство, она какая? – сквозь смех спросил Давид.

– Брюнетка, жгучая! – вытирая слёзы, ответил Сорокин. – А что?

– Ничего, это я – так!

Они уже съели горячее, и Михаил Капитонович стал замечать, что Давид поглядывает на часы.

– Ты торопишься?

– Да, уже! Ты посиди, выпей, завтра тебе всё равно ждать до вечера, выспишься, а меня Юля ждёт, идём в кинематограф! Давно обещал!

Давид ушёл. Было только половина девятого вечера, возвращаться домой не хотелось, это сулило одно – остаться одному. На душе ещё было легко от хохота, который их просто взорвал. Михаил Капитонович стал осматриваться и увидел, что на него, сидящего за столом уже в одиночестве, всё ещё косо поглядывают. Давид пошёл к Юле, а он про Лелю уже не вспоминает, однако сейчас он сидит за тем столом, где их познакомили и откуда она сбежала. Михаил Капитонович вспомнил, что Леля живёт около Пушкинской гимназии, той, что совсем недавно городское общественное управление передало для детей советских служащих КВЖД. Здание, в котором она находилась, покрасили в слабо-розовый цвет, и её стали называть розовая школа. Что-то в перерывах между взрывами смеха о ней, о розовой школе, говорил Давид. От нечего делать Михаил Капитонович стал вспоминать. Они говорили о разном, сначала о том, потом о чём-то другом, и ещё о чём-то другом, из любопытства он хотел вспомнить весь их разговор и с трудом шёл по его логической канве, получалось не всегда, однако делать было всё равно нечего, и вдруг он вспомнил, как Давид, смешно представляя Серебрянникова, сказал, что это странно, что такой мирный человек попал в семью к настоящим военным, которые только и умеют, что драться…

«Драться! – осенило Сорокина. – Завтра, на Сретенье, мушкетёры собрались драться с учениками этой самой розовой советской школы, вот что сказал Давид! Ну и что? – Сам того не замечая, он пожал плечами. – И чёрт с ними, и пусть дерутся. – И вдруг он понял. – Так это здорово, значит, завтра будет чем заняться! Пойду-ка я в управление, расскажу!» Он обрадовался, налил водки, выпил, закусил влажным пресным сыром, попросил официанта завернуть остатки и вдруг понял, что мысль, которая только что пришла ему в голову, какая-то нехорошая: «А вдруг Давид тоже будет там? Тогда наши могут его прихватить, арестовать, нашего барса! Барсика!» Сорокин улыбнулся и стал думать, пока официант заворачивал остатки закуски и переливал из кувшина в бутылку вино, а когда тот принёс завернутый пакет, решил: «В управлении ничего не скажу, а скажу только Миронычу, а дальше пусть выносит нелёгкая!»

Дома он всё допил и доел, порядочно опьянел и, пока укладывался спать, думал: «Всё, больше никаких Ремизовых с их Изабеллами и никаких Ли Чуньминей. Это их война! Мне-то что? Вот приедет Элеонора…!» Мысль про Элеонору вытянулась в длинную ноту и звучала, пока не затихла.

* * *

«Секретно

ШИФРОТЕЛЕГРАММА

Начальнику Приамурского

отдела ГПУ

Бельскому Л.Н.

Как сообщалось ранее, 15 февраля с.г. бандой белоэмигрантской молодежи, называющей себя мушкетерами, планируется провокация против детей совграждан, учащихся харбинской советской средней школы. О происходящем через наше генконсульство официально проинформированы: губернатор ОРВП Чжан Цзо-линь, начальник городской полиции Чэн Шу-лю, начальник управления железнодорожной полиции Вэнь Ин-син. Через агентурные источники сведения до ведены до японцев: объектов «Ходи», «Оми», «Самур» для оказания влияния на полицию гор. Харбин. По имеющимся сведениям, к мушкетерам, которыми, как сообщалось ранее, руководит Барышников, примыкает другая группа молодежи, под руководством Покровского, в основном это студенты Юридического факультета, которые называют себя фашистами (по аналогии с известным Муссолини).

Приняты меры по предотвращению провокации.

Составлено на основании данных от источника «Барс».

Резидент ИНО ГПУ

Нейманг. Харбин.15 февраля 1925 г.».

Харбин

Утром Михаил Капитонович проснулся тяжёлый и хмурый. Он сел на кровати и спустил ноги на пол. Мысли после сна медленно восстанавливались и с трудом протягивали мостики к прошедшему, но по большей части они растворялись в похмельной муторности. Одну мысль Михаил Капитонович, как сопротивляющуюся рыбу на тонкой леске, всё-таки удерживал: сегодня приезжает Элеонора. Однако эта мысль не радовала, потому что она была обидная. Михаил Капитонович сидел и смотрел на свои босые ноги и свисающие на пол завязки кальсон. Он считал обиды: во-первых, он не знает, когда приходит поезд; во-вторых, он не знает, откуда приходит поезд; в-третьих, он вообще ничего не знает; а в-четвертых, если сложить всё предыдущее, то получается, что он должен сидеть дома и поджидать, когда прибежит посыльный из гостиницы и сообщит, что Элеонора его ждёт. И что получается, думал Михаил Капитонович, а получается то, что он тоже, как посыльный на эстафете, только в обратную сторону: из гостиницы прибегают к нему, передают палочку, и он с этой палочкой бежит в гостиницу, туда, где его в качестве приза ждёт Элеонора. Элеонора в качестве приза ему, правда, понравилась. Он глядел на свои ноги, шевелил пальцами, потом с силой сжал их, потом со всей силы сжал все мышцы тела, сделал «Хр-р-р!», плюнул в угол и расслабился.

Он огляделся. То, что он видел перед собой, можно было назвать одним словом – убожество! Железная кровать, плоский вылежанный матрац со скомканной, уже желтоватой простынёю и расплющенная подушка. Хозяин квартиры оставил ему круглый обеденный стол, два стула, комод с выдвижными ящиками, а три гвоздя для одежды в дверь со стороны комнаты он вбил сам. С того дня, как он здесь живёт, он один раз прошёлся по полам веником, о существовании которого и не знал бы, если бы не фронт и денщики. А здесь он сам себе денщик.

Он встал и пошёл мыться в раковине на маленькой кухоньке, в которой вдвоём было не развернуться. Вернулся с мыслью, что надо как-то изменить жизнь, и тут же понял, что никогда бы об этом не подумал, если бы не Элеонора. Он остановился посередине. В углах и на плинтусах комками «перекати-поля» лежала пыль. Скорее всего, пыль лежала везде, но на тусклых поверхностях старой мебели её не было видно. Он подошёл к комоду и взял фотографическую карточку в бронзовой рамке под стеклом. На ней была изображена вся компания, которая сфотографировалась во время венчания Георгия Вяземского. Из-за толстого слоя пыли на стекле лица были мутные. Он протёр стекло рукавом и понял, что нижнюю рубаху уже надо стирать.

«Тьфу, чёрт! – выругался он. – Надо кого-нибудь позвать, чтобы убрались… и скорее отсюда на воздух!» В голову стали пробираться предательские воспоминания о родительском доме в Омске, о его уютной комнатке с младшим братом, но дверь перед этими воспоминаниями он захлопнул.

«Попрошу Мироныча, он здесь всех знает, пусть мне горничную найдёт!»

Когда Михаил Капитонович вышел на улицу и посмотрел на часы, то удивился – ещё было без четверти девять, и он подумал: «Это отлично, успею на «кукушку», а там Мироныч!» – и он свистнул извозчику.

Мироныч оказался в курсе всего, что сегодня должно было произойти.

– Ты, ваше благородие, туда не лезь. Драка будет большая, к ней все заранее готовились, на этот счёт у них договор имеется…

Сорокин удивлённо слушал.

– Они часто друг дружку задирают, это уж не первый раз! Одне однех подстерегают, и начинается молотиловка… А тут недели две назад мушкеты напали на малолеток, так старши́е им не простили, и сегодня будет… Ты понял?..