Детство - Василий Сергеевич Панфилов

правда падает на колени, што при его шляхетском гоноре и правда аргумент, особенно вот так, на людях. Ах ты ж собака! Ясно же, што если не пойду навстречу, то может и разобидеться, скотина етакая!

– Мой выигрыш – ваш выигрыш. Мой проигрыш – ваш проигрыш. Согласны, Максим Сергеевич?

– А… да! Пошли!

Приподнимаю картуз и поворачиваюсь к мальчишкам.

– Господа! Прошу прощения, но я вынужден покинуть вас!

– Во даёт!

Дальше мне пришлось поспешить за Милютой-Ямпольским, неуверенной трусцой направившимся в сторону развалин, откуда начинались входы в подземелья. Дежуривший у входа громила молча протянул нам повязки. Правила известны, чего уж там!

Натянули повязки на глаза, и долго плутали по подземным лабиринтам, ведомые проводником. Есть здесь такие места, што даже и старожилам Хитровским неизвестны. Где скупщики краденого хранят што, а где бежавшие с каторги Иваны обретаются. Такой себе подземный мирок, што мало не под всей старой Москвой тянется.

Интересно, но шибко любопытным укорот дают. На голову обычно. Раз-другой сунешься, куда не следоват, тебя предупредят по-хорошему, тумаками под микитки. А коли нет, то на нет ни суда, ни могилки нет.

Наконец нас довели до места и разрешили снять тесноватые повязки, сдавливающие голову. Проморгавшись, я огляделся по сторонам. Эко!

Большая комната с высоченными сводчатыми потолками из красного кирпича, устланная коврами и заставленная богатой, но разномастной и безвкусно подобранной мебелью, порой как бы не времён Алексея Михайловича.

Нет привычной в подземельях духоты, воздух вполне себе свежий, пусть и отдаёт явственно сыростью. Ничево так, жить можно!

Несколько явных Иванов за столом, у одного из которых, жилистово чернявого верзилы, брита половина головы. Бежал недавно с каторги, значица, не успел ещё обрасти.

– Моё почтение, господа, – Приподымаю картуз, – Итак, Максим Сергеевич, повторюсь! Мой выигрыш – ваш выигрыш, мой проигрыш – ваш проигрыш!

– Садись уже! – Толкает меня нервничающий Милюта-Ямпольский к столу.

– Я жду!

– Да! Да, Егор Кузьмич! Ваш выигрыш – мой выигрыш, ваш проигрыш – мой проигрыш.

А голос убитый, явно рассчитывал на што-то иное, скотина шляхетная! Ну да гонор у него шляхетный есть, а от чести разве што осколочки остались. Старый трюк, давным-давно известный. Не подтвердил бы при свидетелях, так оно бы и тово!

Если б што выиграл бы, так Максим Сергеевич себе загрёб бы, потому как я заместо нево играю. А если нет, то ой!

– Егорка Конёк? – Поинтересовался тот самый Иван, с наполовину бритой башкой, – Как же, наслышан! Хорошую песню сочинил.

– Не я то… – и замираю, глядя вопросительно на Ивана.

– Карпом зови, – Усмехнулся тот.

– Лещ, – Засмеялся второй, по виду похожий больше на пожилово приказчика в мучном лабазе. Такой добрый, чуточку полноватый дедушка, который качает внучат на коленках и перед сном рассказывает им скаски, укрывая потом одеялком. Глаза только всё портят, такие у душегубов записных бывают. Не то што руки в крови, крови на таком столько, што ванную принять можно.

– Пусть будет Окунь, – Кивнул равнодушно третий игрок, похожий на счетовода из заурядной конторы, и как мне кажется, самый серьёзный из них.

– Язь, – Весело отозвался четвёртый, немного дёрганый молодой парень, на узком лице которого виднелись следы давнево обморожения. Остальные засмеялись чему-то, понятному только им.

– Сом, – Коротко сказал невысокий пузатенький мужчина за сорок. Посмотреть на таково, да отвернуться, так и не вспомнишь небось! Пятачок на пучок среди мещан московских. А ведь скупщик краденово не из последних! Случайно знаю.

– Рад познакомится, господа, – Киваю головой, – Егор по прозвищу Конёк. А што касается песен, таки скорее нет, чем таки да. Собрал в кучу куплеты народные, местами корявые, да и облагородил немного, так что автором себя не считаю.

– Как знаешь, – Благодушно кивнул бритоголовый Карп, – Руки-то покажи!

Молча протягиваю руки, показывая сперва набитые костяшки кулаков, а потом и поворачивая ладонями вверх. Мозолей там ещё больше, но счетовод Окунь проводит рукой по подушечкам пальцев.

– Чисто, – Равнодушно говорит он, – наждачкой не стёсано.

– Играешь, значит, – Лещ щурится весело, прикусив дорогущую сигару в уголке рта, – не рано ли?

– Я по шахматам больше, дяденька Лещ, – Отвечаю, усаживаясь на высоковатый для меня стул и не обращая больше внимания на Милюту-Ямпольского, которого амбалистый охранник выставил из комнаты, да и вышел следом, – Покер для меня скорее игра ума, нежели что-то азартное. Математическая задачка или головоломка, если хотите.

– Я могу выйти из игры в любое время? – Интересуюсь с запозданием. Переглядываются чуть недовольно, но кивают.

– Не ранее, чем через три часа, – Добавляет Карп, с чем соглашаются и остальные.

В комнате не то штобы жарко, но на всякий случай скидываю пиджак и подворачиваю высоко рукава сорочки, закатав их ажно до середины плеч. Не дай Боженька, тень подозрения мелькнёт! Не посмотрят ни на возраст, ни на песни.

Убить может и не убьют, но такую виру навесят, што вовек не рассчитаюсь.

Вытащили новую колоду, и пустили по кругу, штоб каждый убедился, што она не вскрытая. Я даже и пытаться не стал, потому как не разбираюсь. Так што зряшно пыжиться?

Мне подвинули червонцы, вроде как Максиму Сергеевичу в долг, и тут же раздали карты. Игроки постоянно обменивались какими-то словечками, половину из которых я даже не понимал. Вроде и прожил столько на Хитровке, а нет!

Делать сильные ставки я не рисковал, настроившись на длинную игру, в которой только и возможно применять хоть какую-то стратегию. Главное здесь – не выдать себя, да просчитать противников – как сами карты, так и поведение в разных случаях.

Потихонечку проигрывая и иногда возвращая своё, изучаю противников. Лещ при волнении двигает чёрной с проседью бородой так, што она движется будто вокруг лица, а не на самом лице. Но переигрывает иногда, показывает нарочитое волнение.

Язь больше показывает нервность, поминутно дёргаясь и гримасничая. Внутри у нево будто льдинка сидит. Тоже просчитать можно, потому как переигрывает и показывает всегда почти не те емоции, которые нужно.

Счетовод Окунь азартен, хотя и не показывает етого. Спокойно играет, но иногда блефует при скверном раскладе. Тогда у него по большому пальцу на левой руке дрожь пробегает.

Карп самый слабый игрок из них, эмоции контролирует плохо, да и не то штобы расчётлив. Вот ей-ей! Не сам покер ему интересен, а будто сама возможность деньгами сорить!

Сом игрок ровный, навроде меня. Играет, такое впечатление, больше потому, што в компанию зазвали, да отказываться неудобно. Такой если и проиграет немного, то своё возьмёт после – на том, што Иваны добро награбленное к нему тащить будут.

Я сам играю так, што гримасничаю вовсю,