Новый Михаил - Владимир Викторович Бабкин

свою каюту.

Огранович какое-то время стоял на мостике и видел, что хлынувшая с борта крейсера толпа смешалась с массой народа на берегу. Еще через некоторое время старший офицер, сжимая кулаки от бессилия, смотрел на то, как толпа молодчиков отделилась от шумящих на площади и устремилась на борт корабля.

Его губы обреченно шептали:

– Великий князь предупреждал нас в телеграмме о том, что будут убивать офицеров. Это он про нас писал…

В этот момент на мостик ворвались какие-то штатские боевики вперемешку с пьяными от вседозволенности моряками. Дальше все приняло столь стремительный оборот, что Огранович пришел в себя от круговорота лиц, рук, толчков и ругани лишь на берегу. Рядом с ним, шатаясь, стоял с разбитым лицом и непокрытой головой капитан Никольский. Пока их тащили по трапу, с них сорвали погоны, а у Ограновича вместе с погоном еще и оторвали рукав.

– Они это, изверги!

– Бей их, братва!

– Это он, сука, застрелил Осипенко!

– Отомстим за героя!

– Дави Вирена!

– Пускай они красные флаги несут и идут впереди колонны, чтобы все видели! А потом мы с ними разберемся!

Из толпы сразу несколько флагов сунули в их сторону, причем флагшток одного из них попал в ухо Ограновичу, да так сильно, что в глазах у того потемнело. Взвыв от боли, он, под злобный хохот вчерашних подчиненных, схватился за разбитое ухо.

– Берите флаги, господа хорошие! – Чернявый молодчик с наслаждением ткнул флагштоком в капитана. Тот пошатнулся, но выпрямился и заявил:

– Увольте, господа. Верному присяге русскому офицеру не пристало ходить с красными тряпками в руках.

В этот момент чернявый выстрелил в него, и Огранович, за несколько секунд до того, как штык пробил его собственное горло, увидел, как на грязный снег упал капитан первого ранга Никольский, командир крейсера «Аврора»…

Телеграмма командующего флотом Балтийского моря А. И. Непенина командиру крейсера «Аврора» М. И. Никольскому

Распоряжения ваши считаю правильными; воздержитесь по возможности от употребления оружия. Разъясните команде существующее положение вещей и что наша задача – боевая готовность. Непенин.

Телеграмма великого князя Кирилла Владимировича великому князю Михаилу Александровичу

Положение в Царском Селе тревожное. Гарнизон ненадежен. Из Петрограда прибыла большая делегация от Временного комитета Госдумы и ведет пропаганду среди низших чинов. Императрица запретила применять силу. Сводный отряд удерживает Александровский дворец и вокзал. Опасаюсь наихудшего. Кирилл.

Царское Село. 28 февраля (13 марта) 1917 года

Вьюга жесткой рукой швыряла снежинки в лица. Строй, замерев, смотрел на идущую вдоль линии женщину, старавшуюся не морщиться от колючего снега. Только что они приветствовали государыню шепотом, согласно ее повелению. Александра Федоровна боялась потревожить больных детей и прежде всего сон цесаревича.

Императрица вглядывалась в лица людей, которые были готовы умереть, спасая ее и детей. Она смотрела в эти привычные честные лица и пыталась понять непостижимое – как добрая размеренная жизнь могла пойти под откос и, словно поезд, потерпеть крушение? Неужели русские ее так ненавидят? Но за что? Бог свидетель, она хотела лишь добра этой стране и ее народу. Именно она сделала все возможное, чтобы в столице по толпе черни не стреляли. Именно она убедила генералов, что это не мятеж, а лишь хулиганское движение мальчиков и девочек, бегающих и кричащих, что у них нет хлеба. Но почему же все так обернулось? Почему все рушится?

Когда Никки взвалил на себя бремя Верховного Главнокомандующего, она убедила его, что курировать внутренние дела в империи будет она. Именно по ее настоянию император назначил главой правительства ее креатуру – князя Голицына. Она понимала, что ее Никки, разрываясь между фронтом и столицей, все больше выпускает нити управления из своих рук, и пыталась удержать их в собственных цепких руках. Но что бы она ни делала, общество, высший свет был против нее. Среди мещан и черни ходили ужасные и дикие слухи о том, что она германская шпионка, мол, именно она ведет Россию к поражению в войне. Но самое ужасное, говорили о том, что она плохо влияет на мужа и сына, а значит, ее нужно удалить от них. Она старалась, она искренне желала только добра всем этим людям, но они неблагодарно восстали против нее. Она была уверена, что чернь ненавидит именно ее.

Узнав о формировании Временного комитета Государственной думы, Александра Федоровна немного успокоилась. Ей показалось, что худшее позади, вот сейчас появится сила, которая призовет чернь к порядку, и дело примет обычный оборот с бесконечными просьбами толстяка Родзянко о высочайшей аудиенции, где тот снова будет умолять ее Никки о даровании чего-то.

Телеграмма от Никки о том, что он выехал в Царское Село, еще больше добавила мира в ее метущуюся душу. Окружающая действительность вроде начала приобретать привычный вид, кажется, появилась надежда на конец бури.

Даже когда великий князь Кирилл Владимирович сообщил о том, что из мятежной столицы прибыла толпа каких-то «уполномоченных» и ведет мятежные речи среди солдат царскосельского гарнизона, она, в самой категорической форме, запретила применять силу. Императрица надеялась на то, что делегация уполномочена этим Временным комитетом Государственной думы и успокоит гарнизон, удержит его от бунта.

И вот теперь она шла мимо последних, кто остался ей верен. Сквозь вьюгу слышались выстрелы и пьяные крики. Восставший царскосельский гарнизон шел на дворец, и уже было объявлено, что если защитники дворца не сложат оружие, то дворец начнут обстреливать из орудий. Правда, верные офицеры уверили ее, что к этим орудиям нет снарядов, но государыня не могла рисковать детьми. Была надежда, что, захватив дворец без крови, они не устроят погрома и не тронут детей.

Уставшая женщина остановилась примерно посередине строя. Сквозь свист ветра донеслись ее слова:

– Не открывайте огня. Не