Песочные часы - Ирина Гуро

Но он ведь не знал, что я тоже интересуюсь «Марией». Я не успел ничего спросить в этом справочном бюро. А может быть, толстячок не ко мне приставлен, а к тому, кто сейчас на борту «Марии»? Это обеспокоило меня еще больше…

Но толстяк выглядел так безобидно, так хотел, чтобы мне здесь понравилось. И все объяснял мне, всё объяснял, где что и как «было раньше».

Я плохо слушал, поглощенный своими подозрениями: «А „Мария“-то тебе зачем?.. И вроде ты и не собираешься встречать лесовоз „к вечеру“?.. А трещишь о том о сем зачем?»

И вдруг все профессиональные соображения мои словно бы утонули во вспененной полосе за кормой и осталось только: безоблачное небо, вода, удивительно свежая, — да, здесь же большая влажность воздуха! — зелень крутого берега, ощущение соли на губах и — неистребимая, веселая жажда жизни… Ах, какое счастье мчаться в лодке, словно привставшей на цыпочки, навстречу соленому ветру, в брызгах пены, в прерывистом шуме мотора, мчаться среди неизвестности… Что будет завтра? Нет, еще сегодня… И кто сойдет на берег, чтобы ответить на мой пароль?.. И кто: друг или враг — смешной толстячок, с видом заговорщика подмигивающий: хорошо, а?

Я не знал, что это еще не само счастье, а предчувствие его.

Но блаженная беспечность не покидала меня весь день. Хотя, прощаясь со мной с миллионом напутствий, толстячок опять-таки ни словом не обмолвился, что, мол, должен быть на пристани «к вечеру», а только бесконечно сожалел, что не может быть моим гидом по Альтоне.

И что-то подлинно дружеское почудилось мне в пожатии его руки.

Состояние эйфории продолжалось, пока я блуждал по узким улочкам, то оказываясь на совсем деревенской лужайке, то неожиданно — у самого залива, где сушились сети на серых плитах, наклонных к воде, и ребята в засученных штанах тащили плетеные корзины, выложенные листьями, полные готовых бороться за свою жизнь могучими клешнями и вплоть до самой кастрюли раков…

Все, все находило во мне радостный отклик, ложилось на душу так легко и беспечально, словно я был беззаботным туристом и ничего не знал о лесовозе «Мария», который «ожидается к вечеру».

И когда я, отчаянно проголодавшись, очутился в маленькой харчевне, где пахло рыбой и жареным луком, а в углу четверо мужчин в брезентовых куртках азартно резались в карты, один — далее не сняв своей зюйдвестки, — не проходило блаженное состояние покоя и какой-то потусторонности, словно не со мной все это происходит, а с кем-то другим, про кого я читал в детстве, про кого написано в толстой книге с цветными картинками.

Мне подали «крафтбрюэ» и горох со свининой, и я запивал все это портером, который предпочитал всем сортам пива, но стеснялся пить при других, так как он считался «детским напитком».

Но как только солнце начало склоняться к четкой линии горизонта, я, как Золушка, покидающая бал, скрепя сердце простился со всем, что уже стало мне дорого, со своей недолгой и сладкой свободой и бездумностью, и поспешил вернуться в мир больших забот. Среди них была теперь одна новая: кого встретит толстячок в панаме?

Но его не оказалось на пристани. Правда, было еще рано, сведения из ближайшего порта не поступали. Я пошатался по району гавани, купил в киоске жевательную резинку и лезвия для бритвы. Вдруг спохватился: уже пылало небо на западе, словно предостережение…

Спускался по ступеням к причалу я уже в толпе. Никак не ожидал такого многолюдства, мне показалось даже, что большинство — просто зеваки, любители поглазеть на иностранные суда, — не так-то много их теперь подходило к этому берегу.

«Мария» возникла в перспективе, черная, как пиратское судно, и у меня сильно заколотилось сердце. Догадка о толстячке превратилась в уверенность: он встречал того же человека, что я. ПРИНИМАЛ его. И я ничего не мог сделать, ни предупредить, ни скрыться. А то, что толстяка не было видно, не играло никакой роли, я чувствовал его присутствие тут, в толпе. Готов был поручиться, что он здесь.

«Ах, наверное, это опять мои фантазии!» — отмахнулся я, чтобы уж вовсе не «терять куражу», и стал внимательно следить за лоцманским заплывом, за утлым катерком, искусно маневрирующим среди пришвартовавшихся судов.

В мегафон передали, что «Мария» причалит к шестой пристани, и толпа устремилась туда, словно всем до зарезу нужно было проследить именно момент ее прибытия.

Я страшно боялся, что человек этот не заметит моего «опознавательного знака», и, протолкавшись вперед, выпячивал грудь с приметным шарфом, который я расправил во всю ширину. В то же время я впился глазами в цепочку спускавшихся по трапу пассажиров, обшаривая взглядом каждого с его вещами в поисках того чемодана коричневой крокодиловой кожи, за ремнями которого — клетчатый, коричнево-желтый плед. И еще дорожная сумка через плечо, из такой же кожи, но имеющая очень приметный замок — в виде блестящего трехмачтового кораблика.

Но чтобы рассмотреть еще и кораблик, надо было подойти совсем близко к трапу. Я так и сделал.

И опять, как тогда, когда получал задание, подумал, что такой пассажир будет слишком заметен на лесовозе. На что Генрих ответил: «Нет, этими судами теперь многие плавают. И вообще им там виднее».

Только мельком, совершенно мельком я об этом вспомнил, потому что целиком поглощен был ожиданием крокодилового чемодана и всего прочего. Но ничего даже похожего не обнаруживалось.

И вдруг… Спускался по трапу немолодой, но статный моряк торгового флота. Спускался, смеясь, и легко тащил «мой» чемодан, да, крокодиловый… Да, с пледом в коричнево-желтую клетку… А сзади, просто на пятки ему наступая, шла женщина — женщина! — стой самой сумкой через плечо и, тоже весело — весело! — смеясь, делала вид, что отбирает у моряка чемодан, а он не давал. И оба смеялись…

Мне было не до смеху. Чей же это чемодан? Его или… ее? Нелепая мысль, что чемодан — его и она несет его сумку, оглушила меня. К кому я должен обратиться? К ней? К нему?

Минуты шли… Они оба уже стояли на плитах причала и продолжали, смеясь, препираться из-за того, кому нести чемодан.

Отчаявшись, я ринулся к ним и, чувствуя, что бледнею, проговорил в пространство между ними, между моряком и женщиной, эти слова, этот пароль, который сейчас показался мне насквозь фальшивым, то есть настолько фальшивым, что я бы не удивился, если бы один из них, — но кто именно? — вот в чем загвоздка! — сказал бы: «Ты что? Ты откуда сорвался? Что ты мелешь?»

Но я точно в том порядке, в каком следовало, голосом робота произнес пароль:

— Добро пожаловать! Дядя Вольфганг поручил мне встретить вас!

— Он в городе или у себя в «Конкордии»? Ну конечно, в «Конкордии»! — быстро проговорила женщина отзыв, все еще смеясь и протягивая мне руку… А глаза ее просто метали на меня молнии. Конечно, за то, что я так по-дурацки выговорил все это… — Вот видите, я сказала, что меня встретят. Спасибо вам за помощь в пути! — И — уже мне, с той же смешливой интонацией: — Да, я чуть не умерла, так швыряло эту старую посудину!

От растерянности и стыда я ничего не видел вокруг себя: спросите меня в тот момент, как она выглядит, блондинка или брюнетка, — я не ответил бы. Ничего не видел, кроме молний в глазах и проклятого чемодана из крокодила.

Конечно, я очнулся, когда она энергично взяла меня под руку и сказала уже не смешливым, а, мне показалось, негодующим тоном:

— Молодой человек, вы, может быть, все-таки выйдете из своей летаргии? И возьмете мой чемодан?

Тут только я заметил, что моряка уже нет и толпа вокруг нас поредела.

По инструкции я должен был передать — ему! ему! а не ей! — явки. Я сухо напомнил об этом.

— Да, знаю. Обстоятельства несколько изменились… — озабоченно уронила она.

Мы уже подымались по лестнице, я — с чемоданом, она — с сумкой, которую прижимала к себе, не давая ей свободно болтаться на ремне.

Кроме молний в глазах и смеха, я еще запомнил этот жест, и ничего более.

— Не только обстоятельства, как я вижу… — ответил я.

— А… понимаю: вы не ждали женщину! Да, в последний момент произошла «замена», как говорят в театре. Но я не думала, что это может вас так ошеломить!

Конечно, она все заметила. И слово «ошеломить» меня точно припечатало.

«Может быть, хватит уже насмехаться, пора заняться делом!» — думал я, но сказал только:

— Так куда же вы поедете?

Она назвала улицу.

— Посмотрим по плану, — предложил я.

— Не надо. Я знаю город, — она выговорила это так же четко, как только что — отзыв. И добавила: — Это далеко. Вы поедете со мной.

Мы вышли на площадь и остановились под деревьями. Она обернулась лицом к гавани, облокотилась на парапет. Мне не оставалось ничего другого, как поступить так же.

Теперь мы походили на влюбленную пару, тем более что она придвинулась ко мне вплотную.