Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На бульваре среди площади Павелецкого вокзала сел на торчавшую из сугроба скамью, снова подумал с тоской: «Ася, Ася. Что же это?»
Он сидел один на бульварчике, отдаленно скрипел снег, звучали голоса у освещенных подъездов вокзала, под вызвездившим небом разносились мощные гудки паровозов, а он не находил в себе сил встать, пойти домой.
ГЛАВА ПЯТАЯ
В коридоре не горел свет.
Константин в нерешительности постоял за дверью; он был уверен, что Ася спала, он хотел этого; потом вошел и так тихо опустился на диван, что пружины не скрипнули.
Слабый желтоватый ночник в углу распространял по стене сонный круг, и поблескивал кафель теплой голландки; необычным, настороженным покоем веяло от закрытой двери в другую комнату.
Константин разделся, постелил на диване и лежа закурил, поставил на грудь пепельницу. Потемки пластами сгустились под потолком, куда не проникал свет ночника, тишина стояла во всем доме, и доносился однообразный стук капель в раковине на кухне.
Ему нужно было уснуть. И он пытался думать не о том разговоре около метро, а о Шурочке с ее кокетливым лицом, о том пьяном человеке, яростно топтавшем свою шляпу возле парикмахерской, но все это ускользало куда-то, заслонялось пустынной площадью, квадратным низеньким человеком, его сильным курносым лицом, наклоненным над распластанным на мостовой телом, — и Константин сквозь наплывающую дрему услышал, как что-то стукнуло, упало на пол, и с мгновенным испугом подумал, что это пистолет выпал из бокового кармана…
— «Вальтер»… — прошептал он, круто перегнулся на диване, ткнулся пальцами в пол и увидел пепельницу, опрокинутую, блестевшую круглым донышком на полу.
И уже облегченно вытянулся, положил руку на грудь, в ладонь его туго ударяло сердце.
— Костя? — послышался Асин голос.
Он лежал, не снимая руку с груди, красновато-желтый перед закрытыми веками свет ночника колыхался волнами.
— Костя… ты не спишь?..
Он не ответил и не открывал глаз.
— Костя… — Шаги, легкое дуновение сквозняка по лицу.
Красный свет ночника стал темным — и Константин ощутил возле подбородка осторожный мятный холодок поцелуя, дыхание на виске; и молча, не открывая глаз, он протянул руки, с несдержанной нежностью скользнул по Асиным теплым плечам, по материи халатика, ища по ее дыханию губы.
— Ты только ничего не говори, — попросил он.
— Костя… очень злишься на меня? — прошептала Ася и тихонько прикоснулась щекой к его виску. — Я просто сама не знаю, что тебе наговорила!
— Асенька, обними меня. И — больше ничего.
— Костя, ты знаешь почему?
— Что?
— То, что будет…
Разомкнул веки — увидел близко ее неспокойно поднятые полоски бровей, ее оголенную шею и шевелящиеся, как будто вспухшие губы.
— Я боюсь этого… Я не сумею. Я становлюсь какой-то другой. Меня все раздражает. Я сама себя раздражаю.
— Асенька, но ты же врач… Ты должна знать. У тебя перестраивается организм. Я это сам читал в твоем справочнике. Я внимательно читал. Да о чем, Ася, я тебе говорю? Ты знаешь это лучше меня в тысячу раз.
— …Перестраивается в худшую сторону. Мне кажется, что я не перенесу этого. И вместе со мной он.
— У тебя ничего не заметно, Ася… у тебя даже фигура не изменилась. Ты такая же, как была.
— Мне просто иногда страшно. За него. Очень.
— Ася, поверь, ничего не случится. Я совершенно уверен. Честное слово — все будет в порядке. Асенька, полежи со мной. И мне больше ничего не надо. Ты меня понимаешь немножко? Если бы женщины на этом свете хотя бы слегка любили и понимали мужчин, я бы поверил в бога.
— Зачем ты это говоришь?
— Глупость, конечно, говорю. Полежи, пожалуйста, со мной.
Ася легла рядом, легонько прижалась носом к его шее, сказала полувопросительно:
— Я полежу просто так.
— Да. У тебя холодный нос, девочка.
— Костя, кто такой Михеев? Он звонил два раза, говорил какую-то ужасную ерунду. Какими-то намеками. Он завтра утром к тебе придет. Почему он должен прийти? Что-нибудь случилось?
— Нет.
— У вас никакого несчастного случая? Ты ничего не скрываешь?
— Нет.
Он приподнялся на локте и долго, задерживая дыхание, разглядывал ее лицо: одна щека прижата к подушке, возбужденные глаза скошены в его сторону ожидающе; и он будто только сейчас заметил, что кончик носа у нее чуточку вздернут — он поразился этому.
— Асенька, — шепотом проговорил Константин, — ты когда-нибудь чувствуешь, что ты…
— Дурак ты мой, — сказала Ася, — ужасный…
Она прикусила губу там, где он поцеловал, не отводя от его лица темных зрачков.
— Потуши свет, — попросила она. — Я тебя прошу.
Константин проснулся с чувством отлично выспавшегося и отдохнувшего человека, радостный ощущением ясного и теплого утра, которое должно было быть в комнате, и, не размыкая глаз, наслаждался и молодым здоровьем своего тела, и бодрыми трелями трамвайных звонков на улице, и влажными шлепающими звуками за окнами (казалось, сбрасывают с крыш мокрый снег), и поскрипыванием рассохшегося паркета от легких шагов Аси по комнате, и приглушенно тихим голосом радио из-за стены — передавали гимнастику; а когда он открыл глаза, то на секунду зажмурился от совсем весеннего света и воздуха, который имел запах земляничного мыла, тончайшей пыли.
Была приоткрыта форточка над диваном, — едва видимыми тенями струился волнистый парок. Разбиваясь брызгами, позванивали капли по карнизу, и, загораживая низкое водянистое солнце, что-то темное летело сверху мимо оттаявших стекол, и раздавались под окном плюхающие удары.
— Ася! — громко позвал Константин, потягиваясь. — Асенька, весна ведь, а? Как там у классиков? «Весна берет свои права…» Нет, эти классики — ребята молодцы!
А вся комната была в светлом тумане, и в нем, располосованном лучами, подле тумбочки с телефоном стояла Ася, в строгом рабочем костюме, который надевала в поликлинику, теребила провод, говорила удивленным голосом:
— Да откуда вы говорите? Не нужно звонить — просто заходите… Опять твой Михеев, — сказала она, вешая трубку. — Представь, звонит из автомата в трех шагах от нашего дома. Он что — стеснительный такой?
— Асенька, — проговорил Константин. — Ты опоздаешь в поликлинику. Половина десятого. Кто стеснительный — Михеев? Чересчур осел, прости за грубость. Все напутал. Наверно, говорил с тобой одними междометиями?
— Я уже к нему привыкла вчера, — сказала Ася, откинув волосы; солнце отвесно било ей в лицо. — Я все же дождусь его… этого
- Братство, скрепленное кровью - Александр Фадеев - Русская классическая проза
- Два измерения... - Сергей Алексеевич Баруздин - Русская классическая проза
- Зияющие высоты - Александр Александрович Зиновьев - Русская классическая проза
- Вакцина от злокачественной дружбы - Марина Яблочкова - Поэзия / Психология / Русская классическая проза
- Щедрый буге - Камиль Зиганшин - Русская классическая проза
- Монахиня - Елена Руденко - Русская классическая проза
- Последняя исповедь - Елена Руденко - Русская классическая проза
- Краткая история колонизации Луны - Антон Седнин - Альтернативная история / Научная Фантастика / Русская классическая проза
- Щенки и псы Войны - Сергей Щербаков - Русская классическая проза
- Двенадцать разбитых сердец, или Уехал восточный экспресс - Бруно Бабушкин - Русская классическая проза / Прочий юмор / Юмористическая фантастика