Молодой Сталин - Саймон Монтефиоре

Местные грузины под предводительством ссыльного по прозвищу Князь, узнали, что к ним приехал “большой человек” Сосо, и устроили для него грузинский пир. Гости пели по-русски и по-грузински, плясали лезгинку. Во время танцев 25-летняя нарымская домохозяйка Лукерья Тихомирова наткнулась на “грузина в двубортном черном пальто”, который представился Джугашвили. Но на сей раз Сталин не собирался флиртовать: он держал на коленях двухлетнюю племянницу Лукерьи и даже не пил.

“Такой молодой, а уже трубку курите”, – кокетливо сказала Лукерья. Но Сосо не поддался искушению. У члена ЦК было много чего на уме: “Правда”, выборы в Думу – и большое ограбление банка. Он не планировал оставаться в ссылке надолго.

Ленин и Крупская, переехавшие из Парижа в Краков, советовали Сосо и Свердлову бежать. Свердлов бежал первым, но был пойман. Настала очередь Сосо.

Алексеева вспоминала, что ее сыновья отвезли Сталина на лодке на пристань.

– Книги я оставляю моим товарищам, – сказал Сосо, доставая из недавно полученного свертка яблоки, сахар и две бутылки хорошей водки. Затем он сел в лодку к Якову и Агафону Алексеевым. “Ночь была темная, без луны, морок был – пасмурно”, – вспоминает Яков Алексеев. Братья подвезли его к пристани и спросили, когда он вернется.

“Может, вернусь, может, нет”, – ответил он. 1 сентября он сел на пароход, идущий в Томск. Свердлов последовал за ним, они плыли вместе. Сталин повел себя как обычно – эгоистично и по-командирски: в поезде он выдавал себя за коммивояжера. Он купил себе билет в первый класс, а миниатюрного Свердлова заставил залезть в корзину со своим грязным бельем. В купе зашел жандарм. Корзина ему не понравилась, и он собирался уже проткнуть ее штыком; Свердлов закричал: “Здесь человек!” Сталин с улыбкой вовремя дал жандарму взятку. Так они доехали до Петербурга[151]. Мастер побегов провел в Нарыме всего тридцать восемь дней1.

Около 12 сентября весьма неопрятно выглядящий Сталин (“он оброс бородой, на голове измятое кепи, одет в поношенный пиджак сверх черной блузы… ботинки стоптаны”) вновь появился на Невском проспекте. В сравнении с бульварными франтами и модными дамами он выглядел подозрительно – беглый каторжник, да и только. Здесь он увидел Кавтарадзе.

“Я из Нарыма, – сказал Сталин. – Добрался до Питера довольно благополучно… Но вот беда: явки есть, ходил, никого не застал… Хорошо хоть, тебя встретил”. Вид растрепанного Сталина “на фоне респектабельного Невского проспекта” встревожил Кавтарадзе. Он немедленно отвел Сосо на новую конспиративную квартиру к “некоей контр-адмиральской вдове” – возможно, баронессе Марии Штакельберг[152], которая сдавала комнаты студентам-грузинам. Затем Сосо и Свердлов переселились к Аллилуевым.

Сталин посетил квартиру Стасовой и забрал оттуда кассу ЦК, которую Елена перед арестом оставила своему брату. Кроме того, он нечаянно встретился с бывшей подругой.

“Я бежала, торопясь на урок, по Староневскому проспекту, – рассказывает Татьяна Сухова, – и вдруг чувствую, что сзади чья-то мужская рука опускается мне на плечо. Я вздрогнула и вдруг слышу знакомый голос: “Не пугайтесь, товарищ Таня, это я!” Передо мной тов. Осип Коба…” Они договорились о встрече “на собрании рабочих”. Потом они вдвоем гуляли, и “проходя мимо буфета, он купил красную гвоздику и подарил ее мне”.

Через несколько дней он прибыл в Тифлис, куда уже съезжались его большевистские бандиты. Камо был на свободе2.

Сталин издали следил за судьбой своего помешанного разбойника. В Тифлисе Буду Мдивани и Цинцадзе готовились выкрасть заключенного из больницы Метехской крепости. Тамошний врач отмечал безумное поведение Камо: “Жалуется, что его беспокоят мыши, хотя мышей в здании нет. Пациент страдает галлюцинациями. Слышит странные голоса, говорит с кем-то, ему отвечают”. Надзиратель отмечал, что “Тер-Петросян ночью встает, кого-то ловит в воздухе, залезает под стол, пытается что-то отыскать… жалуется, что кто-то бросает в его камеру камни; на вопрос, кто, отвечает: “Брат дьявола”. На самом деле Камо обдумывал побег.

Надзирателем при Камо был простофиля по фамилии Брагин; Камо постепенно обаял его и сделал своим посыльным. Мдивани и сестры Камо встретились с Брагиным и передали ему инструменты для побега, пилы и веревки, которые тот принес пациенту. Камо перепилил решетку и заклеил места распила хлебом. На то, чтобы перепилить кандалы, у него ушло пять дней; до поры он скреплял их проволокой.

15 августа 1912 года маузеристы Мдивани и Цинцадзе трижды помахали платком с улицы. Камо разбил кандалы, вышиб прутья и стал спускаться по веревке. Веревка оборвалась. Камо, почти не чувствовавший боли, упал в Куру. Выбравшись на берег, он зашвырнул кандалы в реку и прошел до ближайшей улицы, там сел в трамвай (чтобы сбить со следа поисковых собак), а затем уже встретился с маузеристами.

Сашико Сванидзе вспоминает, что однажды ночью (полиция прочесывала город, пресса делала из побега сенсацию) “пришел товарищ Буду Мдивани и рассказал Мише [Монаселидзе], что накануне вечером они помогли Камо бежать из сумасшедшего дома… Они привели Камо, который жил у нас месяц”. Сашико с сыном Сталина и собственными детьми была в деревне, но Камо в течение месяца ухаживал за Монаселидзе, готовил ему вкусные блюда. Замаскировавшись, он бежал за границу через Батум и Стамбул.

“К нам в Париж приехал… Камо, – вспоминает Крупская. – Он страшно мучился тем, что произошел раскол между Ильичом с одной стороны и Богдановым и Красиным[153] с другой”. Он был поражен ссорой троих героев, ради которых он совершал самые дерзкие свои ограбления. Камо пребывал в нерешительности, а Ленин “слушал, и остро жалко ему было этого беззаветно смелого человека, детски наивного, с горячим сердцем”. Как и Сталин, Ленин знал, что забота о своих протеже – повод их контролировать. Он предложил заплатить за операцию на глазу Камо. После операции, проведенной в Брюсселе, Камо начал вновь возить в Россию оружие. Его арестовывали в Болгарии и Стамбуле – всякий раз он умудрялся выбраться на свободу. Вернувшись в Тифлис, Камо созвал дружину. Ожидалось, что по главной улице Тифлиса проедет почтовая карета с огромной суммой денег. Около 22 сентября Сталин, отвечавший за финансы партии внутри России, тоже приехал в Тифлис.

Очевидно, именно тогда Цинцадзе (Сталин вспоминал об этом после Второй мировой войны) произнес воодушевляющую речь перед бандитами в комнате Тамамшевского караван-сарая на Эриванской площади. Затем они поскакали к Коджорскому шоссе.