Рыцарь золотого веера - Алан Савадж

на меня, но я ведь жива.

— Он избивал тебя?

— Разве это не является привилегией мужчины по отношению к его женщине?

Перед его глазами снова встала привязанная к козлам служанка, ожидающая порки. Но Магдалина — не служанка.

— И ты снова позволишь ему избить тебя?

Она села.

— А что, он настолько ниже тебя, Уилл? Исида Норихаза — самурай, прославившийся своими подвигами на поле битвы, своей преданностью Тоётоми. И я тоже предана им. Сейчас и всегда. Тоётоми предложил тебе своё покровительство, но ты отказался от него. Ты предан Токугаве. И поверь, мы в Осаке прекрасно знаем, что час расплаты грядёт, дело только за тем, чтобы настал он по нашей воле, а не по воле принца. Моя любовь к тебе — моё несчастье, ничего больше. Я отдалась своей страсти, и будет справедливо, если я понесу за это наказание.

— Магдалина…

— Ступай, — прошептала она. — Пожалуйста. Я прошу тебя, Уилл. Если ты любишь меня, если ты желаешь меня — уходи.

Он встал, завязал набедренную повязку.

— И помни об этом утре, умоляю тебя, — добавила она.

Боже милостивый, оставить такую красоту, сидящую обнажённой у его ног. Отвернуться, зная, что, опустись он снова на колени, она снова будет его. Что же, позволить им обнаружить себя лежащим с ней, чтобы их схватили вот так? Лучше уж поступить так, как сказала она вначале, и сдавить руками её горло…

Но ещё лучше, наверное, просто подождать.

— Тогда и ты запомни, Магдалина, — произнёс он. — В один прекрасный день я приду в Осаку.

— Я знаю, — ответила она. — С миллионами солдат Токугавы за твоей спиной. И в этот день, Уилл Адамс, я отрекусь от тебя.

Он смотрел на неё, бессильно сжимая и разжимая кулак. Как по-европейски она выглядела, какой европейской она казалась, какой европейкой она была. И в то же время истинно японские понятия о чести. Предать своего господина — да. Предать свою госпожу — никогда.

— Уходи, — умоляла она. — Пожалуйста. Голоса приближаются.

Пора. Он повернулся, поднырнул под ствол упавшего дерева, выбрался к рухнувшей каменной ограде сада, поднял глаза и встретился взглядом с четырьмя людьми, стоявшими на обломках стены. В отличие от него, они были полностью одеты и с мечами. И один из них стоял чуть впереди остальных. Худой, выше среднего для японца роста, с необычайно резкими чертами лица и длинными обвисшими усами. Исида Норихаза.

Быстрый взгляд направо и налево убедил Уилла, что пути к отступлению отрезаны, даже если бы он вознамерился спасаться бегством. Пробираться по развалинам — чересчур долго, да и вокруг, несомненно, есть ещё люди Норихазы. Даже если и женщины, — они тоже погонятся за ним и, возможно, смогут сбить его на землю. Он уже достаточно стал самураем, чтобы не захотеть умереть, убегая.

— Где Пинто Магдалина, англичанин? — спросил Норихаза, не повышая голоса.

— Она невредима и в безопасности, господин Норихаза, — ответил Уилл.

И тут она появилась за его спиной.

— Андзин Миура спас мне жизнь, мой господин, — сказала она. — Он вытащил меня из-под обломков башни, принёс в этот сад и привёл в чувство водой из родника.

— И семенем своих чресел, без сомнения, — добавил Норихаза.

— Я полюбил Магдалину с тех пор, как впервые увидел её в Осакском замке пять лет назад, — возразил Уилл. — Я попрошу вас об одном — позвольте ей уйти со мной. Для вас она лишь одна из многих. Для меня она — единственная женщина на земле.

Выражение лица Норихазы не изменилось ни на йоту. Он медленно спустился с обломков стены, трое самураев — за ним.

— Андзин Миура, — произнёс он. — Так тебя называют. Я называю тебя английской собакой, выкормышем Токугавы.

Уилл облизал пересохшие губы. Если Норихаза не посчитается с его званием самурая, его изрубят в куски в течение двух секунд.

— Господину Норихазе следовало бы помнить, что он находится в городе принца Токугавы.

— В городе? — презрительно усмехнулся Норихаза. — Груда камней, помойная яма, а не город. Но даже если бы его башни касались облаков своими крышами, английская собака, никакой Токугава не помог бы тебе сейчас. Ты проник в мой дом, чтобы изнасиловать мою женщину, и ты поплатишься за это жизнью.

Струйка пота сбежала у Уилла между лопаток. Каким жарким стал вдруг день! И как затихла Магдалина. Она стояла у дерева, наблюдая за мужчинами, но ничего не предпринимая. Ей нечего было сказать, нечем было оправдаться. Потому что попробуй она спасти его жизнь, и он будет опозорен как мужчина. Он оставался виноватым. Но умереть, как загнанная в угол крыса?

— Я — самурай, — произнёс он.

— Сегодня ты предал своё сословие.

— И всё же у меня есть право умереть с мечом в руке.

— С коротким, — уточнил Норихаза. — Я даю тебе право на сеппуку. — Он вытащил из-за пояса собственный короткий меч и бросил его вперёд. С глухим стуком меч упал у ног Уилла.

Уилл услышал, как Магдалина перевела дыхание.

— Длинный меч, господин Норихаза, — сказал он.

— Ты бросаешь мне вызов?

— Поймите меня правильно. — Уилл тщательно и осторожно подбирал слова. — Я не японец. Я — англичанин и не собираюсь отдавать жизнь за красивые глаза. Чтобы защищать её, я брошу вызов самим богам. Дайте мне длинный меч или приготовьтесь умереть сами — за убийство.

Норихаза, нахмурившись, заколебался. Один из самураев прошептал что-то ему на ухо, указав подбородком на Уилла. Потому что как мог простой англичанин надеяться выжить в схватке с даймио, чьё воспитание с самого рождения заключалось в познании искусства владения мечом? И как близок он был к истине! Как горько пожалел Уилл, что отказался в своё время поучиться искусству боя у Тадатуне. Сколько бы он отдал, чтобы Тадатуне оказался сейчас рядом! Или Тадатуне отойдёт в сторону от потерявшего честь самурая?

Норихаза улыбнулся и ответил что-то своему помощнику. Тот вытащил из-за пояса длинный меч и подал хозяину — вызов должен был исходить от него. Даймио взял меч двумя руками, медленно развернул его и шагнул с камней на траву сада. Краем глаза Уилл заметил, как Магдалина попятилась под прикрытие поваленного дерева.

Норихаза остановился, опустил меч на траву и пнул рукоять по направлению к Уиллу. Его собственное оружие оставалось в ножнах. И всё равно он сможет вырвать его оттуда и перерубить Уилла пополам, прежде чем тот поднял бы меч. Это противоречило кодексу чести самурая, Но Уилл не был уверен, в какой степени Норихаза собирается следовать этому кодексу. Или же сам факт предоставления ему оружия говорил о признании его в качестве