Скрипка - Энн Райс

– Жаль?

– Мы не должны сейчас об этом говорить, – поспешно вмешалась Фелис.

– Газеты уже обо всем узнали, – сказала богиня с волнистыми волосами, сложив руки так, словно молила меня о прощении. – Мисс Беккер, это Рио. Люди здесь верят в духов и очень любят вашу музыку. В страну ввозятся тысячи ваших записей. Люди у нас глубоко религиозны и не хотят никому зла.

– Что проникло в газеты? – встревожился Мартин. – То, что она остановится в этом отеле? Что вы имели в виду?

– Нет, все и так знали, что вы поселитесь в этом отеле, – ответила высокая темнокожая женщина с зелеными глазами. – Я имела в виду печальную историю о вашем умершем ребенке, душу которого вы хотите здесь найти. Мисс Беккер…

Она протянула руку и крепко сомкнула пальцы на моей руке.

Я почувствовала ее теплое прикосновение, но по мне пробежала ледяная дрожь, а когда я взглянула в ее глаза, то сразу ослабела.

Все же во всем этом было нечто завораживающее. Завораживающее своим ужасом.

– Мисс Беккер, простите нас, но мы не сумели пресечь слухи. Мне очень жаль, что мы причиняем вам боль. Внизу уже собрались репортеры…

– Ну и что? Им придется уйти, – сказал Мартин. – Триана должна поспать. Мы летели сюда больше девяти часов. Ей нужен сон. Концерт назначен на завтрашний вечер, ей едва хватит времени на…

Я повернулась и взглянула на море. Потом с улыбкой обернулась к молодой женщине и взяла ее за руки.

– Вы религиозный народ, – сказала я. – Здесь смешались католическая, африканская и даже индийская религия, как я слышала. Как называются ритуалы, которые до сих пор практикуются в вашей стране? Никак не могу вспомнить.

– Макумба, Кандомбле… – Она пожала плечами, испытывая благодарность за мое прощение. Фелис, британка, стояла чуть поодаль, ей было явно не по себе.

Я была вынуждена признать, что, куда бы мы ни поехали, как бы мы ни веселились, кому-то непричастному всегда приходилось испытывать неловкость. Теперь этим человеком оказалась англичанка, испугавшаяся, что на меня посыплются оскорбления, что было само по себе невозможно.

Так уж и невозможно? Ты действительно думаешь, что твоя дочь здесь?

– Это ты мне скажешь, – прошептала я. – Она не входит в число твоих друзей, даже не пытайся заставить меня думать так. – Я смотрела вниз и произносила это себе под нос.

Остальные удалились. Мартин проводил их.

– Так что мне сказать этим проклятым репортерам?

– Правду, – ответила я. – Старая подруга сообщила, что Лили возродилась в этом городе. – Я вновь повернулась к окну, подставив лицо блаженному ветру. – Господи, взгляни на это море, взгляни! Если Лили суждено было вернуться, во что я не верю, так почему не сюда? Кстати, ты слышишь их голоса? Я когда-нибудь тебе рассказывала о бразильских ребятишках, которых она любила? Они жили по соседству с нами в те последние годы.

– Я видел их, – ответил Мартин. – Я был там. Ты говоришь о семействе, что приехало из Сан-Паулу. Не хочу, чтобы ты расстраивалась из-за этих вещей.

– Скажи журналистам, что мы ищем Лили, но вовсе не надеемся найти ее в каком-то здравствующем человеке, скажи им что-то хорошее, скажи им нечто такое, что поможет заполнить муниципальный зал, где мне предстоит играть. Ступай же.

– Все билеты проданы, – сказал Мартин. – И я не хочу оставлять тебя одну.

– Я все равно не усну, пока не стемнеет. Здесь слишком яркий свет, слишком много красоты и великолепия. Мартин, ты устал?

– Нет, не очень. Почему ты спрашиваешь? Чем бы ты хотела заняться?

Я подумала.

Рио…

– Мне хотелось бы подняться в горы, в тропический лес, – ответила я, – забраться на вершину Корковадо. Небо здесь такое чистое. Мы ведь успеем до темноты? Я хочу увидеть Христа с распростертыми руками. Жаль, мы не можем увидеть его отсюда.

Мартин обо всем договорился по телефону.

– Какая чудесная мысль, – сказала я, – что Лили якобы вернулась в этот мир, чтобы прожить долгую жизнь в таком красивом месте, как это. – Я закрыла глаза и представила ее, мою крошку, лысенькую и улыбающуюся, уютно устроившуюся у меня на ручках, такую толстенькую и пухленькую в своем платье в клеточку с белым воротничком, что мы звали ее «кубышечкой».

Я так ясно услышала ее смех, будто она сидела верхом на Льве, который растянулся на спине на прохладной траве розария в Окленде. Катринка и Мартин в тот день взяли в руки фотоаппараты и щелкнули нас. У нас до сих пор сохранилась фотография – наверное, она у Льва – Лев лежит на спине, а Лили сидит у него на груди, задрав улыбающееся круглое личико в небо. Катринка тогда сделала много чудесных фотографий.

О Господи, прекрати.

Смех.

– Как бы ты ни старалась, тебе не удастся представить все в розовом цвете: слишком много боли, к тому же ты думаешь, что, возможно, она ненавидит тебя, раз ты позволила ей умереть, как и своей матери, наверное. Не забывай, что ты оказалась на земле духов.

– Ты черпаешь свои силы в этом месте? Ты глупец. Скрипка моя. Я лучше сожгу ее, чем позволю тебе вновь завладеть ею.

Мартин произнес мое имя. Он стоял за моей спиной, наблюдая, как я разговариваю с пустотой, или, может быть, ветер заглушил мои слова.

Машина была подана. Нас ждал Антонио. Нам предстояло доехать до трамвая. С нами отправлялись двое охранников, оба из бывших полицейских, нанятых для нашей безопасности; трамваем мы должны были проехать по тропическому лесу в гору и проделать пешком последние метры к подножию статуи Христа, стоявшей на самой вершине горы.

– Ты уверена, – спросил Мартин, – что не слишком устала для подобной поездки?

– Я так взволнована. Мне нравится этот воздух, это море, все вокруг…

Антонио сказал, что у нас еще полно времени до отхода трамвая. Смеркаться начнет только часов через пять. Но небо затягивают облака, оно темнеет – не самый удачный день для поездки на Корковадо.

– Это мой день, – сказала я. – Поехали. Я сяду с вами спереди, – сказала я нашему гиду. – Хочу увидеть все, что только можно.

Мартин и двое охранников сели сзади. Едва мы отъехали от обочины, как я заметила вездесущих репортеров, увешанных камерами, они столпились в дверях отеля, затеяв жаркую перепалку с англичанкой Фелис, которая даже виду не подала, что мы находимся в нескольких метрах.

Ничего особенного не могу сказать о трамвае, разве только что он был очень старый, как деревянные трамваи Нового Орлеана, и что его тянули в гору, как фуникулерные вагоны в Сан-Франциско. Кажется, я слышала, что временами на них опасно ездить. Но сейчас это не имело значения. Мы бросились к вагончику трамвая, когда тот как раз собирался отъехать от остановки. Внутри оказалось совсем немного народа, по большей части это были европейцы. Я слышала, что люди разговаривали на французском, испанском и мелодичном ангельском языке, который наверняка был португальский.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});