Хроника времен Гая Мария, или Беглянка из Рима - Александр Ахматов

Распустив собрание, Минуций призвал к себе Аполлония и, оставшись с ним наедине, спросил:

— Надеюсь, на тебя, мой Аполлоний, не произвела гнетущего впечатления метаморфоза благородного римского всадника, ставшего предводителем всеми забытых и несчастных рабов?

— Скорее я был в обиде на тебя за то, что ты не решился довериться самому преданнейшему из твоих слуг, — смущенно и подобострастно ответил управитель имения.

— Я всегда был уверен в твоей верности мне и рад, что не ошибся, — сказал Минуций. — Назначаю тебя префектом претория[399].

— Я приложу все силы, чтобы оправдать твое доверие, мой господин.

Минуций еще надеялся оттянуть начало восстания на середину марта или даже на апрель.

Он не знал, что вечером того же дня, когда он покинул Капую, в город прискакал преторский гонец из Рима и вручил префекту срочное послание от претора Лукулла. В этом послании было распоряжение о немедленном заключении под стражу римского всадника Тита Минуция.

Таким образом, Минуция спасла его возлюбленная, надумавшая уехать в свое загородное имение. Останься он в Капуе до следующего дня — не избежать бы ему ареста.

Между тем префект Капуи Децим Цельзий Гельвинован, получив распоряжение из Рима, тотчас принял необходимые меры к розыску предполагаемого преступника. Скоро ему стало известно, что Минуций несколько часов назад выехал в свое свессульское имение. Префект тут же распорядился об отправке для его задержания конного отряда во главе с декурионом.

Примерно около полуночи всадники, посланные из Капуи, добрались до Кланиана, имения Минуция.

Ворота виллы были распахнуты настежь.

Всадники с ходу влетели в них и… на них тут же набросилась вооруженная толпа.

Без всяких церемоний всех их сбили с коней, причем декуриона, сопротивлявшегося и кричавшего, что он послан самим префектом Капуи и у него на руках его приказ, ударили кулаком в лицо, обезоружили и повели к Минуцию, который в это время только что проснулся и выскочил во двор усадьбы, привлеченный внезапным шумом.

Оказалось, что ночной дозор, выставленный по приказу Ламида у большой дороги, соединяющей Свессулу и Ацерры, обнаружил двигавшийся в темноте конный отряд и успел поднять на ноги спящих товарищей на вилле. Это позволило захватить всех непрошеных гостей, которые не оказали ни малейшего сопротивления, если не считать декуриона.

— Ты кто таков и зачем сюда пожаловал? — грозно спросил его Минуций.

— У меня приказ префекта Капуи о задержании римского всадника Тита Минуция, — ответил декурион, еле шевеля разбитыми губами.

— О задержании? — переспросил Минуций. — И чего же нужно от меня столь любезному префекту?

Из дальнейших слов декуриона Минуций узнал, что его разыскивают по приказу из Рима, и заключил, что скорее всего это связано с побегом гладиаторов. Впрочем, ему уже было все равно. Он размышлял, целесообразно ли и дальше медлить с выступлением. Несомненно, история с захватом декуриона и его всадников завтра же будет известна в Капуе, поползут разные слухи… Нет, медлить больше не имеет смысла.

И Минуций приказал Ламиду построить воинов во дворе, а также привести пленных секвестеров.

Плохо соображающего капуанского декуриона Минуций, усевшийся в кресло на крыльце усадебного дома, поставил возле себя.

— Крепись, солдат, — сказал он декуриону. — Сейчас по моему приказу двум негодным мошенникам дадут жестокий, но справедливый урок.

Триста пятьдесят человек в полном вооружении римских легионеров полукругом выстроились перед домом, образовав у крыльца небольшое пространство, в которое ввели двух человек в грязных нижних туниках. Они затравленно озирались, глядя на вооруженную толпу, ощетинившуюся копьями, и, казалось, старались понять, зачем их сюда привели.

Это были Волкаций и Сильван.

Увидев Минуция, Габиний Сильван затрясся всем телом и упал на колени.

— Будь милосерден, Минуций! Прости меня, и боги вознаградят тебя за твою доброту! — плача, умолял он.

— Не теряй достоинства, Сильван, — сурово произнес Минуций. — Ты ведь римский гражданин. Посмотри-ка на своего приятеля! По-моему, совсем неплохо держится! И знаешь, почему? Он уже понял, что таким подлым негодяям, как вы оба, не будет прощения. Или ты думаешь и дальше наслаждаться жизнью, каждый день просыпаясь в своей спальне в обнимку со своими несовершеннолетними рабынями или девчонками из лупанаров твоего неразлучного дружка-сводника, в то время как на мои плечи лягут труды и опасности войны, которую я начинаю по вашей милости? Нет, презренные, уж теперь-то вам не помогут ни ваше коварство, ни ваша подлость, ни ловкость ваших рук…

— Опомнись, Минуций! — крикнул Волкаций, делая последнюю и явно бесполезную попытку сохранить жизнь. — Еще не поздно! Обещаю именем богов простить тебе все твои долги и безвозмездно отдать девушку…

— Заклинаю, пощади меня! — рыдал Сильван.

Но Минуций был неумолим.

По его знаку несчастных схватили, сорвали с них одежду и привязали за руки к столбам коновязи, после чего стали сечь розгами.

Сильван испускал крики боли и отчаяния. Волкаций ругался и слал проклятия своему мучителю.

— Кончайте с хныксой! — крикнул Минуций. — А этому сквернослову добавьте розог!

Полубесчувственного Сильвана отвязали от столба и подтащили ближе к крыльцу. Он бился в руках державших его палачей и вопил в диком ужасе:

— О, пощади, пощади!

— Нет!

Сильные руки поставили Сильвана на колени и наклонили головой вперед.

К нему приблизился палач с обнаженным испанским мечом.

Подняв меч, он примерился взглядом к склоненной шее и резким ударом отсек голову Сильвана.

Брызгая кровью, она откатилась к крыльцу, на котором с бесстрастным лицом восседал Минуций.

Потом подвели и поставили на колени упиравшегося Волкация.

— Будь проклят, преступник! — крикнул он Минуцию. — Опозоривший римское имя, ты будешь распят на кресте, как и твои…

Крик оборвался.

Голова Волкация упала рядом с утопавшим в крови обезглавленным трупом Сильвана.

Минуций спокойно повернулся к стоявшему возле него декуриону, бледному и безмолвному от страха.

— Не трясись, — насмешливо проговорил он. — Немного погодя я тебя отпущу и ты расскажешь своему префекту о том, что здесь увидел. Надеюсь, он поймет, что я не намерен шутить…

Кровавая расправа над римскими гражданами должна была означать, что восстание началось.

Сразу после казни своих недругов Минуций отдал приказ о выступлении в поход, решив в первую очередь занять поместье опального римского сенатора Сервия Вибеллия, которого лет пять назад цензоры вычеркнули из списков сенаторов за недостойное поведение.

У этого Вибеллия Минуций не раз бывал в гостях, играя с хозяином в кости. Тот был баснословно богат, с рабами обращался хуже, чем со скотом. По подсчетам Минуция, на землях Вибеллия работало не меньше двух тысяч рабов.

За два часа до рассвета возглавляемый Минуцием и Ламидом отряд покинул Кланиан, перед воротами которого устрашающе торчали насаженные на копья головы злополучных Волкация и Сильвана.

Восставшие двинулись по направлению к Ацеррам. На пол пути между этим городом и Свессулой, отстоявшими друг от друга примерно на шесть миль, находилась уже упомянутая вилла бывшего римского сенатора.

Усадебный двор Вибеллия представлял настоящую крепость. Он был обнесен высоким и прочным забором из камня и дерева. В этой местности разбойничьи шайки порой давали о себе знать, совершая нападения на богатые виллы, но укрепленная усадьба Вибеллия была им не по зубам, и они обходили ее стороной.

Появление восставших было неожиданным, но ворота усадьбы засевшие в ней обитатели отказались открыть.

Из-за ограды в нападавших полетели камни, дротики и стрелы.

Минуций приказал поджечь ворота.

Обозленные сопротивлением повстанцы не только подожгли ворота, но и стали метать в усадебный дом дротики с зажженными пучками соломы.

Пока горели ворота, занялась и крыша дома.

Спустя еще немного времени осаждавшие, разметав обугленные доски ворот, ворвались во двор виллы.

Защищавшие ее рабы и надсмотрщики частью разбежались, частью были схвачены. Последних привели к Минуцию, который сразу предложил им вступить в ряды бойцов за свободу.

Ответом ему было более чем недружелюбное молчание.

— Спрашиваю вас еще раз, — нахмурившись, сказал Минуций. — Я хочу знать, кто из вас, рабов, желает обрести свободу? Только не говорите мне о том, что вам хорошо живется у вашего превосходного господина и свобода вам не нужна. Ни один раб не откажется от красного фригийского колпака.

— Это верно, если он получен от господина, а не от взбунтовавшихся рабов, — подал голос кто-то из группы пленников.