Излом зла - Василий Головачев

С полчаса он блаженно отдыхал в постели, успокаивая бешено колотившееся сердце, потом встал и начал готовиться к дневным делам; уже вошло в привычку, стало инстинктом – мысленно проигрывать каждое мероприятие очередного дневного плана и разрабатывать загодя стратегию поведения. Однако день начался не так, как он его построил в мыслях, а начался он с того, что позвонил Завьялов:

– Граф, прошу прощения за ранний звонок и вообще за беспокойство, но у нас возникла проблема.

– Слушаю, Дмитрий Васильевич.

– Владимир Эдуардович попал в психбольницу.

– Куда?! Я не ослышался?

– Его нашли сотрудники утром в машинном зале Центра в ужасном состоянии. Диагноз: маниакально-депрессивный психоз.

– Этого только не хватало. Выяснили, в чем причина?

– Известно лишь, что он вечером работал с Рыковым на компьютерах Центра, но какие задачи решались, неизвестно.

– Рыков… – медленно проговорил Тарас. – Любопытно… Хорошо, я займусь этим и в течение дня сообщу результат. У вас все?

– К сожалению, не все, но поскольку вы устранились от дел…

– До свидания. – Тарас щелкнул кнопкой выключения телефона, вполне понимая чувства координатора «чистилища».

В девять часов утра он появился в хорошо охраняемом здании Центра нетрадиционных технологий, информационно-расчетном оплоте «Стопкрима», потерявшем теперь свое значение. Незамеченным проник в машинный зал Центра, где уже тихо шелестели вентиляторы шести персональных «Пентиумов» и одного стационарного «Шайенна», «уговорил» оператора последней машины погулять и вошел в операционное поле главного драйва. Через пять минут он знал причину внезапного умопомешательства комиссара-пять «чистилища». Задумчиво просмотрел основные конфигурации своей личной программы ОСИП, составленной Рыковым, переписал ее на компакт-диск, посидел немного, пытаясь постичь логику Германа Довлатовича, которого врагом до этого времени не считал, и снова занялся базами данных компьютера. Еще через несколько минут он сумел выделить еще три «змеи» ОСИП, рассчитанные на преследование в астрале определенных сознаний – Парамонова, Митиной и Самандара. Записал и их.

После чего стало ясно, что план дня изменился радикально. Следовало немедленно предупредить Посвященных о «засаде», ждущей их в астрале, и хотя «змеи» Рыкова вряд ли могли справиться с волей Посвященного уровня Ивана Терентьевича Парамонова, все же неприятностей они способны были доставить немало.

В зале никто из присутствующих сотрудников Центра Горшина «не видел», люди занимались своим делом, курили, пили кофе, разговаривали, звонили по телефонам, и все же один из парней, снявших трубку зазвонившего аппарата, вдруг поднял голову и спросил, перекрывая шум в комнате:

– Здесь есть Граф? Тарас Витальевич Горшин?

Тарас замер, не веря ушам: такого с ним еще не случалось! Расшифровать его появление в Центре мог разве что Монарх Тьмы, появись он внезапно на Земле как личность. Но это был не Конкере.

– Граф, – раздался в трубке тихий, без интонаций голос Рыкова. – Я бы хотел предостеречь вас от поспешных решений. Как говорил один мой знакомый: у всякой проблемы всегда есть решение – простое, удобное и ошибочное. Не вмешивайтесь вы в дела, которые уже не относятся к вашей компетенции, это может непредсказуемо отразиться на вашей карьере.

– Спасибо за предупреждение, кардинал, – в тон ему ответил Тарас. – Примите и вы мой совет, даже два: никогда более не вмешивайтесь в мои дела и не трогайте моих друзей. Программы ОСИП ваши я, конечно, нейтрализую, но обещаю в случае повторного их запуска пустить по вашему следу кое-что помощней. Договорились?

Рыков выключил связь.

Тарас передал трубку парню, который тут же начал звонить кому-то, и вышел из зала. Он знал, что угрозы Рыкова – не пустые слова, но верил в свои силы и менять принятые решения не намеревался.

* * *

Матвей вспомнил о своей идее проведать родителя Стаса, когда мальчишка не пришел ночевать. Кристина уехала в Рязань, по ее словам, навестить родных, чему Матвей был даже рад, собираясь провести кое-какие эксперименты с «черным файлом», а вот отсутствие Стаса огорчило. Парнишка чем-то напоминал самого Соболева в детстве, увлеченностью и упорством скорее всего, и наблюдать, с какой жадностью он занимается физкультурой, торопится наверстать упущенное, было чрезвычайно интересно. К тому же Матвей в душе считал его чуть ли не своим сыном, а для неженатого мужчины двадцати восьми лет (или тридцати, если считать опыт двух лет «прошлой» жизни), привыкшего жить свободно, это было сродни самопожертвованию.

К бабушке Стаса, Марии Денисовне, проживающей в доме по улице Ольховской, недалеко от Казанского вокзала, Матвей заявился пораньше, в начале восьмого утра. Старушка уже встала и хлопотала на кухне, когда в квартиру зашел «друг отца Стаса». Она так и не поняла причин, по которым Матвей выдал себя за «друга» и стал помогать ей и мальчишке. В глубине души она подумывала о «замаливании грехов», совершенных «раскаявшимся» Соболевым, однако никогда ни о чем его не спрашивала и встречала всегда с радостью. Однако сегодня Мария Денисовна была явно не в духе, куталась в платок и норовила отвернуться, пока Матвей не разглядел на лбу ее лиловые пятна, а на щеке свежую царапину. Задержал старушку, мягко дотронулся до щеки, кивнул на дверь спальни.

– Он?

– Да это я упала, запнулась о половик, ноги-то уже не ходят совсем… – начала Мария Денисовна и заплакала, закрывая лицо ладошками.

– Стас спит?

– В зале, на диване. Побил Сергей его вчера крепко, не пустил никуда. Вы уж не серчайте на него, пьет ведь кажен день…

Матвей шагнул к двери спальни, и старушка ухватила его за рукав.

– Матвей Фомич, ради Бога, вы уж с ним… помягче. Когда трезвый – вроде и неплохой человек, а когда пьяный…

– Не беспокойтесь, Мария Денисовна, – усмехнулся Матвей. – Человек я мирный, драться не люблю.

В спальне воняло перегаром, немытым телом и носками, вещи отца Стаса валялись разбросанные по всей комнате, у кровати стояли пустые бутылки из-под пива и водки. Сам постоялец лежал поперек кровати в трусах, упрятав голову под подушку. Матвей смог теперь рассмотреть его во всех деталях.

Был тридцатипятилетний «гроза бабушки и сына» хил, тщедушен, рыж, носил бороду и усы – Матвей снял с лица подушку, чтобы разглядеть его – и не мылся, наверное, с месяц. На тыльной стороне ладони правой руки были выколоты имя Сергей и кинжал, на левом плече – русалка и еще один кинжал.

Покачав головой, преодолевая брезгливость, Матвей взял его на руки, отнес в ванную и пустил воду. Вымыл с мылом, затем пустил ледяную воду и сунул голову Сергея под струю. Тот задергался, замычал, пытаясь освободиться, стал ругаться, хрипеть и кашлять, перепугав Марию Денисовну, которая прибежала в ванную спасать зятя. Матвей выпроводил ее и продолжил приводить пьяного в порядок. Через десять минут ему удалось это сделать, а так как Сергей сам идти не мог, пришлось нести его в спальню завернутым в простыню. На пути встретился проснувшийся Стас с синяками на лице, на плечах и худеньких руках. Несмело глянул на Соболева снизу вверх.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});