Маленький Большой человек - Томас Бергер

Я до сих пор был малость ошеломленный и ничего не ответил, так что она сунула дитя за пазуху, затянула пояс так, чтобы захватить его ножки, а потом влезла на берег, туда, где лежала моя убитая лошадь, сняла с неё одеяло, седельную подушку и куртку, которую я снял и привязал позади седла. Потом сползла обратно вниз. Похоже, она была разочарована тем, что ей придётся нести так мало.

— Ночью волки сожрут тело моего отца, — сказала она. — Нам следовало бы возложить его на погребальный помост, но здесь нет леса, а нести его туда, где есть деревья, слишком далеко.

И отступила назад, чтобы я мог занять место впереди и вести её, как подобает мужчине. Подозреваю, что только теперь я начал понимать её намерения.

— Но мы не можем вернуться в племя, — сказал я.

— Ты думаешь, белые люди разрешат тебе взять жену из Настоящих Людей? — спросила она. Тут она попала в точку, хоть малость и преувеличила. Такой поступок — не преступление, но Франку Норту, конечно, показалось бы здорово странным, если бы я вернулся из боя с семьей, которую я вдруг забрал у врага. Я, конечно, мог представить эту женщину и ребёнка как своих законных пленников, только тогда они бы подверглись поношениям и обидам со стороны Поуней, а после их забрали бы военные, отправили бы в какой-нибудь форт и держали бы там для обмена на белых, захваченных Шайенами. Это было как раз то, о чём я и сам думал раньше, надеясь, что смогу проследить за переговорами и выторговать Олгу и Гэса. Но сейчас, в этот поистине диковинный час, я обрёл чувство реальности. До меня ведь никогда и словечка не дошло, что моя белая семья все ещё живая, а я проверил все форты вдоль Арканзаса. И форты на реке Платт — когда работал на железной дороге.

Истина была в том, что я уже считал их мёртвыми, хоть и не признавался себе в этом.

— В таком настроении как сейчас, — сказал я, — Шайены меня застрелят сразу, как увидят.

Моя женщина ответила:

— Я буду с тобой.

Вот так я снова соединился с Настоящими Людьми. Я ни о чём не жалел, оставив в прошлом только мою лошадь — у кузнеца в Джульсберге — да мою долю в нашем маленьком транспортном деле. А что до моей сёстры Кэролайн, то должен сказать, что перед самым моим отъездом в Джульсберг она мне сообщила, что Фрэнк Затейник, хозяин борделя и импровизированного салуна, просил её руки и что она склонна ответить согласием.

Не буду подробно описывать наш путь по сухому руслу до следующей долины и дальше по ней за холмом, скрывавшим нас от Поуней, которых мы больше не видели. И как мы дальше шли миля за милей то в гору, то вниз, пока нас не застигла ночь, и эта женщина устроила какое-то укрытие в кустах, накрыв его сверху одеялами, как крышей, и мы там спали, тесно прижавшись друг к другу, чтобы согреться, — ночью в прерии, где все время дует ветер, обычно холодно.

На следующий день мы добрались до Весенней Реки и, продвигаясь вдоль нее, нашли место сбора племени; туда все ещё приходили уцелевшие, вроде нас. Как я и ожидал, пару раз мне пришлось столкнуться с молодыми Собаками, но моя женщина отогнала их от меня, как и обещала, — у неё был острый язык и непреклонная целеустремленность.

Старая Шкура обзавелся новым типи с тех пор, как я видел его в последний раз, но я узнал его щит, висящий перед входом.

— Подожди здесь, женщина, — сказал я; она сделала, что ей было сказано, а я вошёл внутрь.

— Дедушка, — сказал я.

— Сынок, — приветствовал он меня, как будто мы расстались две минуты назад. — Ты голоден?

Такого уравновешенного темперамента я не встречал ни у одного человека!

Когда я рассмотрел его, мне показалось, что он ничуть не изменился, вот только глаза у него оставались закрыты. Я подумал, что он погружен в свои видения, и, будьте уверены, он тут же принялся живописать словами всю картину происшествий в сухом русле.

— Я видел, что ты возвращаешься к нам, — говорил он. — Ты ничем не мог помочь Тени-Что-Он-Заметил. Он знал, что умрет в этот день, так он мне и сказал. Наша магия оказалась слабой против этих стреляющих много раз винтовок. Наверно, мы не должны были снова идти к железной тропе, но молодые воины хотели разрушить ещё один огненный фургон, если удастся поймать его. Мне рассказывали, что очень интересно видеть, как эта большая штука едет, фыркая и выбрасывая струи искр, как будто хочет сожрать весь мир, а потом натыкается на тропу, которую мы загнули к небу, и переворачивается на спину, всё ещё испуская пар и рёв, и умирает с большим шипением.

Я сел рядом с ним, и мы закурили, само собой. Заметив, что в течение всей процедуры он так и не открыл глаз, я наконец решил, что он ослеп, и спросил — возможно, проявив тем самым дурные манеры.

— Это правда, что я слепой, — признал он, — хотя винтовочная пуля не попала мне в глаза, она прошла через шею сзади и перерезала тропу, по которой увиденное попадает в сердце. Смотри, — сказал он, приподняв веки, — мои глаза все ещё видят, но оставляют все увиденное внутри себя, и оно теряется без пользы, потому что не доходит до сердца.

Глаза и вправду были яркие и блестящие. Я думаю, у него был перерезан или как-то иначе поврежден нерв.

— Где это случилось, дедушка? — я передал ему обратно длинную трубку.

Его как будто смутил этот вопрос, потому что дым надолго задержался у него в груди, прежде чем наконец повалил из носа и рта.

— На Санд-Крик, — сказал он в конце концов.

— О Господи! — простонал я.

— Я помнил твой совет, — сказал он, — но мы всё же не ушли на Пороховую Реку — Паудер. Вместо этого мы отправились на совет, вести переговоры. Я расскажу тебе, как это вышло. Горб никогда ещё не посещал таких собраний, и ему хотелось иметь серебряную медаль, как у меня. А потом наши молодые люди сказали: «Почему мы не можем получить подарки от белых людей за то, что поговорим с ними? Мы всегда на севере, и всё достаётся этим южным Шайенам». Должен признать, что я и сам был не прочь получить новое красное одеяло…

Старая Шкура тихо вздохнул и продолжил:

— Вот поэтому мы повернули и пошли обратно, и коснулись пера вместе с белыми людьми, которых послал их Отец, и Горб получил свою медаль, а молодые люди — новые трубки-томагавки, ножи и зеркала, а потом мы собрались уйти на реку Паудер, но солдатский вождь сказал: «Вы должны остаться на этом месте. Вы на это согласились, когда коснулись пера». Скажу тебе, я этого не понял. Однако я знал очень мало о договорах, и я поверил, что солдатский вождь прав, и мы остались; хотя эта земля была очень плохая, без воды и без дичи. А потом солдаты напали на селение, где мы расположились лагерем вместе с Чёрным Котлом, и уничтожили очень многих из нас, и вот тогда я был ранен в шею и стал слепым…