Собрание сочинений - Карлос Кастанеда

отвали, пока я не встал, если не любишь нюхать дерьмо.

Я немного отошел. Мне было любопытно, действительно ли он занимался тем, о чем говорил. Я убедился, что он говорил правду. Он встал, и я решил, что он выйдет из кустов и направится в сторону владений моего деда, чтобы выйти на дорогу, но я ошибся. Он двинулся вглубь зарослей.

— Эй, сеньор Акоста! — закричал я. — Можно мне с вами?

Я заметил, что он остановился; кусты были столь густыми, что это вновь получилось у меня скорее благодаря чувству, чем зрению.

— Конечно, можно, если ты найдешь лазейку в кустарнике, — ответил он.

Это не составило мне труда. Давным-давно я отметил вход в кустарник большим камнем. Методом бесконечных проб и ошибок я обнаружил там узкий лаз, который через три-четыре ярда становился настоящей тропой, по которой я мог двигаться в полный рост.

Сеньор Акоста подошел ко мне и сказал:

— Браво, малыш, молодчина! Хорошо, идем со мной, если тебе так хочется.

Так началась наша дружба с Леандро Акостой. Каждый день мы совершали охотничьи вылазки. Из-за того, что я пропадал из дому неизвестно куда с рассвета до заката, близость наша стала столь очевидной, что в конце концов дед сурово отчитал меня.

— Тебе следовало бы быть более разборчивым в знакомствах, — сказал он, — если не хочешь закончить тем же, что и он. Я не потерплю, чтобы этот человек как-либо влиял на тебя. Ты легко можешь стать таким же беспутным непоседой. Обещаю тебе, что, если ты не положишь этому конец, я сделаю это сам. Я пожалуюсь властям, что он ворует моих цыплят. Ты ведь прекрасно знаешь, что это его рук дело.

Я пытался убедить деда в полной абсурдности его обвинений. Акосте не было нужды воровать цыплят — ведь у него был его огромный лес, где он мог добыть все, что хотел. Но мои доводы еще больше разозлили деда. Я понял, что ему была втайне ненавистна свобода Акосты, и благодаря этому пониманию последний превратился для меня из просто охотника в высшее проявление чего-то запретного и в то же время желанного.

Я решил не встречаться с Акостой так часто, но соблазн был слишком велик. Однажды Акоста и трое его друзей предложили мне сделать то, что еще ни разу ему не удавалось, — поймать живым и невредимым грифа. Он объяснил, что тело грифов нашей местности — огромных птиц, размах крыльев которых составлял пять-шесть футов, — содержит семь различных типов мяса, каждый из которых применяется для тех или иных лечебных целей. Он сказал, что желательно, чтобы тело грифа не было повреждено. Его нужно поймать не силой, а хитростью. Подстрелить-то его легко, но в этом случае мясо утратит свои лечебные свойства. Так что вся штука в том, чтобы поймать его живьем, а вот это не удавалось ему ни разу. Однако, сказал он, с моей помощью и с помощью трех его друзей он с этим справится. Он заверил меня, что это естественный вывод, к которому он пришел после того, как раз сто наблюдал за поведением грифов.

— Для этого нам понадобится дохлый осел, — с энтузиазмом провозгласил он, — и осел у нас есть.

Он посмотрел на меня, ожидая вопроса о том, что же мы станем делать с дохлым ослом. Но поскольку вопрос не прозвучал, он продолжил:

— Мы удалим у него внутренности и вставим несколько палочек, чтобы туша сохраняла форму.

— У грифов всем заправляет вожак; он крупней и умней остальных, — продолжал он. — Никто не может сравниться с ним в остроте зрения. Это и делает его вожаком. Именно он обнаружит дохлого осла и подлетит к нему. Он сядет с подветренной стороны, чтобы обнюхать его и убедиться, что он действительно издох. Кишки и прочие внутренности, которые мы извлечем из туши осла, мы сложим возле его задней части. Это будет похоже на следы трапезы дикого кота. Затем гриф не торопясь приблизится к ослу. Спешить ему некуда. Он станет прыгать вокруг туши и, наконец, опустится на ее круп и начнет ее раскачивать. Не воткни мы в землю четыре палочки, он мог бы ее перевернуть. На какое-то время он замрет, сидя на ослином крупе; это будет сигналом остальным грифам опуститься поблизости. И лишь когда рядом с вожаком окажутся три или четыре других грифа, он примется за дело.

— А какова же моя роль во всем этом, господин Акоста? — спросил я.

— Ты спрячешься внутри туши, — сказал он с невозмутимым видом. — Не бойся, я дам тебе пару специальных кожаных перчаток, и ты будешь сидеть там и ждать, пока гриф-вожак разорвет своим мощным клювом задний проход осла и просунет туда голову, чтобы начать есть. Тогда ты крепко схватишь его за шею обеими руками.

— Я и трое моих друзей спрячемся в глубоком овраге, — продолжал он. — Я буду следить за всем в бинокль. Когда я увижу, что ты схватил грифа за шею, мы прискачем во весь опор, бросимся на птицу сверху и поймаем ее.

— А осилите ли вы грифа, сеньор Акоста? — спросил я. Не то чтобы я сомневался в нем, просто хотел быть уверен.

— Конечно! — сказал он со всей возможной уверенностью. — Мы все наденем перчатки и кожаные гамаши. У грифов очень сильные когти. Они могут переломить голень, как хворостинку.

У меня не было выхода. Меня охватило сильнейшее возбуждение. Мое восхищение Леандро Акостой не знало в этот момент границ. В моих глазах он был настоящим охотником — находчивым, хитрым и знающим.

— Прекрасно, давайте так и сделаем! — сказал я.

— Вот это как раз тот парень, который мне нужен! — сказал Акоста. — Я верил в тебя!

Он приладил позади своего седла толстое одеяло, и один из его друзей легко поднял меня и посадил на лошадь.

— Держись за седло, — сказал Акоста, — и одновременно придерживай одеяло.

Мы поскакали плавным галопом. Спустя примерно час мы оказались на какой-то сухой и безлюдной равнине. Остановились под навесом, напоминавшим палатку продавца на рынке. Его плоский верх служил защитой от солнца. Под навесом лежал дохлый бурый осел. Не похоже было, что он умер от старости — выглядел он совсем молодым.

Ни Акоста, ни его друзья не сказали мне, убили ли они осла или нашли издохшим. Я