Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй - Ланьлиньский насмешник

— Вот она, оказывается, какая, вонючка проклятая, — сказала Юйлоу. — То-то гляжу, рассядется и сидит. Мы входим, а она посмеется, сделает вид, вроде хочет встать, а так и не встанет. Вон она чем втихомолку занимается! И чего только в ней хозяин нашел, неужели получше нет? Какой прок слугам давать повод болтать направо и налево, сор из избы выносить?

— Оба хороши, друг друга стоят, — заметила Цзиньлянь. — Только ты жену слуги совратишь, слуга с твоей женой спутается, — так что в грехе квитаются. А как Сюээ, рабское отродье, язык распустила! Но я ей рот заткну, сразу язык прикусит.

— Ну, а что же нам делать? — спрашивала Юйлоу. — Старшая в такие дела не вмешивается, а хозяин ничего не подозревает. Рассказать ему или нет? Вдруг негодяй и впрямь руку занесет, а мы промолчим.

Вдруг беда стрясется, а? И выйдет — забота обернулась бессердечьем, врасплох застигнутых никак уж не спасти. Ты должна ему сказать, сестрица! А то ослу на дубинку погубят редкое дерево.

— Я рабскому отродью прощу лишь в том случае, если окажется, что он меня породил, — заявила Цзиньлянь.

Да,

Когда бы не сеяли людини зла ни печали,Тогда бы на свете ни грустных,ни злых не встречали.Тому свидетельством стихи:Симэня бранил опьяневший Лайван,Вражду, в озлобленьи, затеял Лайсин,Цзиньлянь не понравились правды слова,И гнев затаила, губу закусив.

Вечером пришел Симэнь. Цзиньлянь сидела у себя, непричесанная, заплаканная, с красными от слез глазами. Он спросил, что случилось, и она рассказала, как пьяный Лайван грозился убить хозяина.

— Лайсин сам слыхал, — говорила Цзиньлянь. — Ты за его женой бегаешь, а он за твоей охотится. Вы оба хороши — друг друга стоите! Если б негодяй только тебя прикончил, ты того заслужил, но другие причем? А ведь он и меня убить собирается. Если мы не примем срочных мер, он рано или поздно нас накроет, угодим ему в лапы.

— А за кем, говоришь, гоняется этот негодяй? — спросил Симэнь.

— Что меня спрашивать? Ступай, Сяоюй спроси. Она тебе скажет. Лайван, рабское отродье не первый раз на меня обрушивается. Я, говорит, мужа отравила, потом ты меня взял. Я, говорит, власти подкупал, ей жизнь спасал. Вот он какие вещи всякому встречному-поперечному разглашает. Хорошо еще, у меня нет детей, а то б он и вовсе разошелся, стал бы им напевать: я, мол, взятку давал, когда вашей матери смерть грозила, я ее спас. Такие речи и твоему имени славы не прибавят. Может быть, ты стыд потерял, а я пока нет, и так жить дальше не могу.

Симэнь выслушал Цзиньлянь и направился к передней постройке. Там он позвал Лайсина, отвел его в сторонку и начал расспрашивать. Слуга подробным образом рассказал ему, как было дело. Симэнь пошел в дальние покои и допросил Сяоюй. Ее рассказ точь-в-точь совпал с тем, что говорила Цзиньлянь.

— Я собственными глазами видала, как Сюээ выходила от Лайвана, а Хуэйлянь в то время на кухне была. Это я точно знаю, — уверяла служанка.

Обозленный Симэнь, несмотря на уговоры Юэнян, избил Сюээ, отобрал у нее одежды и украшения и распорядился, чтоб она оставалась на общей кухне и на люди не показывалась.

Вернувшись в дальние покои, Симэнь велел Юйсяо позвать Сун Хуэйлянь и допросил ее наедине.

— Что вы говорите, батюшка! Готова чем угодно поклясться, не болтал он такого, — заверяла его Хуэйлянь. — Если он и выпил чарку, другую, откуда у него хватило бы смелости батюшке грозить? Выходит, у кого ешь-пьешь, тому и гадишь? А как же он без вашей поддержки жить-то будет? Нет, не слушайте, батюшка, что злые языки болтают. А кто же все-таки это вам сказал?

Подавленный этим словесным потоком, Симэнь упорно молчал.

— Лайсин, — наконец процедил он, уступая назойливым настояниям Хуэйлянь. — Пьет он изо дня в день и болтает всякую чепуху, меня поносит.

— Вы нам, батюшка, закупки поручили, вот Лайсин и злится, — объясняла Хуэйлянь. — Мы, говорит, у него доход отобрали, заработать не даем. Злобу на нас затаил и клевещет, грязью обливает, а вы и верите?! Если б мой муж действительно занес руку на хозяина, я б и сама ему этого никогда не простила. Послушайте меня, батюшка, не оставляйте его дома. Надоело мне с ним ругаться. Дайте ему серебра и пусть подобру-поздорову едет да торгует на стороне. Нечего ему тут делать, избавьтесь вы от него. Говорят, в тепле да сытости дурные дела творятся, в холоде да голоде злодейские мысли родятся. Мало ли чего в голову придет? Он уедет, никто мешать не будет. Нам с вами, батюшка, и поговорить никто не помешает.

Симэня советы Хуэйлянь обрадовали, и он сказал:

— Ты права, моя дорогая! У меня было тоже намерение отправить его в столицу с подарками наставнику Цаю, но я не решался. Ведь он только что в Ханчжоу ездил. Я уж хотел было Лайбао послать, но раз ты не против, я его и пошлю, а вернется, дам ему тысячу лянов и отпущу на пару с приказчиком в Ханчжоу, пусть торговлю шелками заведет. Как ты думаешь?

— Вот этого-то я и хотела, — поддержала его обрадованная Хуэйлянь. — Только дома не оставляй. Пусть его конь отдыха не знает.

Рядом никого не было, и Симэнь обнял Хуэйлянь. Она припала к его устам, и они слились в страстном поцелуе.

— Батюшка, вы обещали мне сетку заказать, — прошептала она, — а до сих пор не несете. Скоро я украшу свою прическу? Или так и придется носить эту старую сумку?

— Погоди, пойду к ювелиру, восемь лянов отдам, он тебе и сделает, — успокоил ее Симэнь. — А хозяйка спросит, что будешь говорить?

— Не беспокойтесь! Знаю, что сказать. У тетки, мол, одолжила, и весь разговор.

Они еще немного побеседовали и разошлись.

На другой день Симэнь Цин уселся в зале и велел позвать Лайвана.

— Послезавтра у нас двадцать восьмой день третьей луны, — начал Симэнь. — Так вот, собери-ка одежду и вещи, послезавтра отправишься в столицу. Вручишь императорскому наставнику Цаю подарки, а как вернешься, поедешь в Ханчжоу торговать.

Обрадованный Лайван поклонился хозяину, сбегал в лавку кое-что купить и стал собираться в путь.

Едва прослышав о его поездке, Лайсин тот же час дал знать Цзиньлянь. Ей сказали, что хозяин на крытой террасе, и она бросилась в сад. Вместо Симэня она увидела Чэнь Цзинцзи, занятого упаковкой подарков.[372]

— А где батюшка? — спросила она зятя. — Чего это ты укладываешь?

— Батюшка только что был здесь, — отвечал Цзинцзи. — К матушке Старшей пошел за серебром Ван Сыфэна, а я подарки императорскому наставнику Цаю собираю.

— Кто повезет? — спросила Цзиньлянь.

— Вчера батюшка Лайвану велел собираться; наверное, его пошлет.

Цзиньлянь сбежала с террасы и направилась в сад. Ей навстречу нес серебро Симэнь. Она позвала его к себе в комнату.

— Кто едет в столицу? — спросила она.

— Лайван с приказчиком У, — отвечал Симэнь. — Ведь им не только подарки везти, а и тысячу лянов за соляного торговца Ван Сыфэна, так что вдвоем будет надежнее.

— Если ты меня слушать не хочешь, делай как знаешь, — говорила Цзиньлянь. — Ты только потаскухе веришь, а она, что ни говори, все равно будет мужа защищать. Но ты только подумай, что негодяй болтает! И ведь не первый день. Я, грозится, это так не оставлю. Взял, говорит, мою жену, бери, а мне дороже заплатишь. Увезу, говорит, его денежки и все тут. Смотри, братец дорогой, в оба! Отвалишь ему подарочек в тысячу лянов, с голыми руками останешься. Ведь надует он тебя! Неужели не боишься? Я тебе добра желаю, а там поступай как твоей душе угодно. А она тебе напоет — только слушай. С его женой спутался, теперь его и дома оставить неудобно, и послать нельзя. Оставишь, того и гляди, как бы греха не натворил, а отошлешь, денег своих не увидишь. Ведь он тебя вот нисколечко не боится. Если уж захотел с его женой путаться, надо было сперва от него отделаться. Говорят, как траву ни коси, она все равно растет. С корнем выдирать надо. Впрочем, тебе, пожалуй, опасаться и огорчаться нечего. Ведь потаскуха, видно, на все готова.

Слова Цзиньлянь заставили Симэня серьезно призадуматься.

Да,

С женой недолгий разговорему путь правильный открыл,Один участливый укорот помраченья пробудил.

Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.

Глава двадцать шестая

Лайвана высылают в Сюйчжоу. Сун Хуэйлянь вешается от стыда

Мысль справедлива и непреложна:Хочешь сказать — говори осторожно.Мудрости ты, безусловно, достиг,Если не враг тебе — твой же язык.В жизни, в делах домогаясь успеха,Помни, что рот для успеха — помеха.Чтоб от провала себя уберечь,Нужно пресечь нам досужую речь.Знать не мешает, что многоеденьеНам ускоряет болезней явленье.Радости чревоугодья пройдут —Хвори, болезни, недуги грядут.Уврачевать ли недуг застарелый?Нет, это вовсе не легкое дело.Чем ослабевшее тело целить,Лучше болезни бы предотвратить.

Так вот, послушавшись совета Цзиньлянь, Симэнь изменил прежнее намерение. На другой день Лайван собрал вещи, припас в дорогу вьюки, но настал полдень, а все было тихо. Наконец появился хозяин и подозвал его к себе.