Схватка - Александр Семенович Буртынский

вся пунцовая, с поднятой головой.

* * *

До встречи с начальником цеха осталось полчаса, но Юрий уже не мог оставаться в лаборатории, где перед глазами маячила Шурочка. Просмотрев окончательный вариант корпуса, результаты вчерашней «выпечки» — все то же, серединка на половинку, — он отдал необходимые распоряжения Надькину и, выйдя, побрел по коридору.

Впереди отворилась дверь, показалась худая фигура Чугунова, смоляные волосы на пробор.

— А, это вы. Заходите… — И он вернулся в кабинет, сунув ключ обратно в карман.

Он сел за стол, кивнул Юрию на кресло и, словно собираясь с мыслями, некоторое время молчал, постукивая карандашом по столу.

Юрий смотрел на него исподлобья, догадываясь, что позван не зря, хотя никаким техсоветом пока не пахло. И эта необходимость о чем-то договориться один на один, таившая в себе едва ощутимую фальшь, вызвала в нем привычное чувство неловкости и растущего изнутри сопротивления.

«Если о деле, почему все-таки не приглашает Любу?»

Он облизнул пересохшие губы, опустился было в мягко провалившееся под ним кресло, но тотчас пересел на стул — тут было потверже.

Чугунов заговорил медленно, внешне бесстрастно, но чувствовалось, что это дается ему нелегко. Резко обозначилась складка на тяжелом подбородке, и оттого лицо его казалось как бы слегка брезгливым.

Где-то за стеной запустили резальный станок, гул заполнял комнату, фанерная стена подрагивала, но Чугунов не повысил голоса, и приходилось смотреть ему в рот, чтобы не упустить ни слова. Юрий подумал, что они сейчас точно два фехтовальщика, зорко ожидающие взаимных выпадов.

— Техсовет, мне кажется, созывать не стоит, — сказал Чугунов. — Нет повода… Да и без профессора техсовет — липа.

— Так вызовите его, — наивно вставил Юрка.

— Он приедет на приемку «Звезды». Сегодняшняя цифра — семь образцов из десяти. При том уровне производства, что мы имеем, — в порядке нормы. С любыми образцами вначале, до обкатки, было не лучше. И не мне вам объяснять…

— А стоит ли равняться на старое… — Он все еще мягко оборонялся, не хотелось обострять отношения, выглядеть глупым упрямцем в глазах начальника цеха, уверенного в своей правоте.

— Вот мы и решили образец сдать…

— Я подписывать не буду. — И он опустил свою шпагу у разделявшей их черты, все так же упрямо и беззащитно ожидая удара.

— Вот как… — проговорил Чугунов, твердея лицом. На мгновение умолк и, чуть приподнявшись, кивнул кому-то вошедшему. Юрий не оглянулся, не слышал легонько скрипнувшего за спиной стула, весь как бы ощетинясь в этом оглушающе-ровном, заполнявшем комнату станочном гуле. Мысленно он уже шагнул за черту с отчаянной решимостью человека, вынужденного обороняться. Теперь он с какой-то особенной остротой понял, что защищает нечто большее, чем это наболевшее дело, защищает принцип, жизненную позицию, без которой не мыслил себя человеком.

— Мы прочли вашу докладную, — после легкой заминки жестко продолжал Чугунов, явно сдерживая себя, — внимательно прочли и оценили ваши доводы и всякую такую лирическую образность насчет косности плана, игры в прятки с заказчиками и прочих неувязок в технологии… Все не в ногу, вы один в ногу — переменили на ходу, и баста. Но одним махом всего не перестроишь… Не перебивайте! — повысил он голос, уловив протестующий жест собеседника. — Я вам уже замечал, что вы ведете себя несерьезно, по-мальчишески, как будто не понимаете, чем это вам грозит как члену цехового бюро. Что ж, придется вызвать вас на заводское…

— Можете и выше!

— Что?

— Я говорю — даже выше! В райком, — вспыхнул Юрий, намертво вклинившись в паузу и уже не давая Чугунову опомниться. Казалось, он выталкивает слова, острые, как осколки, причинявшие боль ему самому. — Да, в райком. Не можете — до Москвы час езды. Там я прежде всего задам вопрос старшим товарищам: как выглядит член партии, который мыслит одно, а поступает по-другому, легко отказавшись от проверки своих сомнений, своей правоты, только бы не нарушить звонкую поступь строя? В слепой, бестрепетной и очень удобной уверенности, подобно иным товарищам…

— Вот вы как…

— Да! Хотя я и не вас имел в виду! Потому что речь идет о гибкости производства, о широком поиске, который, кстати, и обнаружит, на что оно способно. Потому что инициативу развернет, потому что неувязки, промахи и нарушения — все от закостенелости, от приглаженности… Низ ползет, значит, сверху надо держать — вот ваша тактика, а дело-то общее, не забывайте эту истину… Минутку, я еще не кончил… Что касается плана, он для меня — не икона. И чего он стоит, план, без качества? Это надо бы подсчитать. Теперь все!.. Как говорится, спасибо за внимание. — Только сейчас заметил грузно сидевшего сбоку, у стены, директора, седую понурую голову и брякнул под занавес: — А подписывать акт не буду. Это против совести.

Голова слегка дрогнула, похоже, что директор очнулся от дремоты.

— Прекрасно, — сказал он и потер переносицу.

— Очень даже, — сникнув, молвил Юрий. — Между прочим, незачем ломать копья. Можете легко обойтись без меня, просто исключить из комиссии. Можете вообще разослать заказчикам это сырье и мобилизовать штат дипломатов на борьбу с рекламациями, вы все можете… А мне стыдно, — он почувствовал комок в горле и оттого выдохнул еще злей, — стыдно, что я, «мальчишка», сижу здесь, среди взрослых, умных людей, и доказываю азы, потому что вы все можете!

— Не могу только заставить молодого члена партии подписаться в акте, — усмехнулся директор, — стало быть, не такой уж всесильный. Не жаль тебе меня…

— Жаль будет, если мы все останемся на бобах!

— То-то…

Он смотрел на Ивана Петровича во все глаза, еще не остыв от вспышки, с горько таявшим в горле комком… и не мог понять, что там у директора за покатым лбом, отчего он так рассеянно-насмешлив, во взгляде его что-то странное — любопытство, что ли?

— Так, — сказал директор, поднявшись и медленно ступая по комнате с заложенными за спину руками, грузный, в черном костюме с депутатским значком. — Пошутили — и хватит. Что вы все-таки думаете обо всем этом, Дмитрий Петрович?

Казалось, все трое устали от сумбурной стычки, у директора же и без того хлопот полон рот — день, как всегда, не из легких, надо было решать сотни вопросов, связанных с реконструкцией.

— Я думаю, если мы не сдадим новую разработку, с нас спросят. А кто будет отвечать?

— А кто ответит, если она начнет барахлить? — спросил Юрий.

— Спокойней, молодой человек, — поморщился директор. — Сдержанность — не последнее качество в споре.

— Ясно.

— Тогда поймите, — сказал Чугунов, взглянув на директора, — что это наша первая совместная работа с институтом. Первая ласточка, а мы ее подшибем на лету.

Юрий молчал. О чем еще говорить…

— Мы можем сдать работу, а ваши пробы