По воле Посейдона - Гарри Тертлдав

Менедем пошел к клеткам и достал пару птенцов.

Гиппариний уставился на них.

— Эти уродливые маленькие твари действительно превратятся в павлинов? Почему ты не привез взрослых птиц?

— Да, они превратятся в павлинов… или в пав, — ответил Менедем. — Я не привез взрослых птиц потому, что распродал всех в Таренте… И за куда большую цену, чем полторы мины за штуку.

Гиппариний нахмурился.

Менедем был бы разочарован, если бы покупатель этого не сделал.

— А кто-нибудь из Кротона уже пытался купить твоих птиц? — спросил Гиппариний.

— Никто пока не пытался, о почтеннейший, — ответил Менедем. — И ни у кого больше не будет такого шанса, потому что мы собираемся расправить парус, едва рассветет.

— Значит, у меня будут единственные птицы на этом острове, так?

Гиппариний только что не потер руки от восхищения. Он очень сильно смахивал на Геренния Эгнатия, но Менедем никогда бы ему об этом не сказал: сравнивать эллина с варваром означало испортить сделку.

Кротонец кивнул, внезапно приняв решение.

— Я возьму двух.

— По цене полторы мины за каждого? — уточнил Менедем, чтобы удостовериться, что между ними нет недопонимания.

— По цене полторы мины за каждого, — подтвердил Гиппариний.

Он снял с пояса кожаный мешок и взвесил в левой руке.

Менедем сошел по трапу на пирс, держа под мышкой по птенцу. По жесту Гиппариния какой-то человек — вероятно, раб — подошел с плетеной корзиной, чтобы забрать птиц. Прежде чем Менедем успел позвать кого-нибудь с «Афродиты», Соклей сам появился рядом с ним.

Когда ни одна из торгующихся сторон не имеет численного превосходства — это солидная гарантия, что все пойдет как надо.

Менедем взял мешок — судя по весу, там и впрямь было три мины. Он тихо засмеялся: Гиппаринию наверняка точно передали, какова цена птиц. Менедем протянул мешок Соклею.

— Пересчитай быстренько — ты хорошо умеешь это делать.

— Как скажешь. — Соклей высыпал кучки серебряных монет на испачканные дегтем доски пристани.

Он и вправду считал деньги быстрее Менедема.

Вскоре Соклей поднял глаза и сказал:

— Шести драхм не хватает. Посмотри сам.

И вправду, в последней кучке было всего две драхмы.

Гиппариний засмеялся.

— Вы собираетесь ссориться из-за шести ничтожных монет?

Менедем слишком часто встречался с такими мелкими рвачами.

— Вообще-то да, собираемся, — кивнул он. — Если тебе нужны птицы, ты должен сполна за них заплатить.

Бормоча что-то себе под нос, житель Кротона добавил недостающие драхмы. Менедем поразился, что они у него нашлись.

Гиппариний пошел по пирсу, раб с корзиной следовал за ним.

— Надеюсь, оба птенца окажутся павами, — негромко проговорил Соклей.

— Это было бы хорошо, — согласился Менедем. — Ты уже сложил монеты в мешок? Чем скорее мы отсюда отчалим, тем я буду счастливее.

* * *

Когда «Афродита» обогнула мыс Геракла, самую южную оконечность Италии, Соклей с удивленным возгласом указал на восток.

— Это гора Этна виднеется вдалеке? — спросил он.

— Она самая, — кивнул Менедем с таким гордым видом, будто сам поместил вулкан туда, откуда его можно было увидеть задолго до появления на горизонте всей Сицилии.

— Насколько далеко мы сейчас от горы? — поинтересовался Соклей.

— Понятия не имею, — нетерпеливо ответил Менедем.

Соклею подобные детали казались крайне увлекательными, но для Менедема значили очень мало. Он сказал наугад:

— Пятьсот стадий, а может, больше.

— А-а, — сказал Соклей вместо того, чтобы издать новое восклицание. — Если бы мы шли с юго-востока, где нет земли, которая до последнего момента закрывала бы вид на гору, мы могли бы увидеть Этну с гораздо большего расстояния, правда?

— Полагаю, да, — равнодушно бросил Менедем. — Это кажется разумным, верно?

— Конечно, — подтвердил Соклей. — Если бы мы знали в точности высоту горы, а также откуда именно можно ее увидеть, мы могли бы высчитать, какой величины весь мир.

Его двоюродный брат пожал плечами.

— Ну и зачем это надо?

— Разве тебе неинтересно узнать что-либо просто ради того, чтобы это узнать? — вопросил Соклей.

Они с Менедемом уже много раз вели подобные споры. Соклей приблизительно представлял, как именно будет развиваться дискуссия, точно так же, как знал, какие приемы использует Менедем, когда они боролись в гимнасии. Но несмотря на это, в гимнасии Менедем почти всегда швырял его на землю. Когда же речь шла о борьбе идей, у Соклея было больше шансов на победу.

Так и есть! Менедем сказал:

— Если знание поможет мне заработать деньги или соблазнить женщину, такое знание имеет для меня цену. В противном же случае…

Он снова пожал плечами.

Прежде чем Соклей успел разорвать его на куски — выражаясь метафорически, — один из моряков на носу судна завопил и дернулся, словно собираясь пнуть птенца, только что клюнувшего его в лодыжку.

— О боги! — закричал Соклей. — Прекрати, Телеф! Если ты ранишь птицу, это будет стоить тебе жалованья за весь рейс!

— Значит, по-вашему, пусть эта вонючая птица ранит меня — ничего страшного, так? — обиженно спросил Телеф. — У меня кровь течет!

— Ничего, это не смертельно, — ответил Соклей. — Если и вправду болит, перевяжи. Меня клевали взрослые павлины столько раз, что и не сосчитать, а тут — подумаешь, птенец!

Все еще обиженный, Телеф вернулся к работе.

«Я обошелся с ним бессердечно», — подумал Соклей, мысленно прокрутив в голове короткий разговор.

Потом, как поступил бы на его месте Менедем, просто пожал плечами. Гребцов легко нанять за полторы драхмы в день. С другой стороны, птенец павлина способен принести прибыль в полторы мины серебром, а может, даже и в две.

Кроме того, у птенцов было еще одно достоинство.

Один из моряков, сидевший рядом с Телефом, сказал:

— Смотри, он только что слопал скорпиона! От скорпиона бы тебе досталось куда больше, чем от птицы.

Телеф фыркнул, но не попытался еще раз пнуть птенца.

Соклей подумал, не возобновить ли спор с Менедемом, но потом решил, что не стоит. Вместо этого он пошел на бак и стал разглядывать вдалеке гору Этну.

Отсюда она выглядела голубой, а ее вершина, где, несмотря на лето, еще держался снег, — белой. Дыма с вершины не поднималось; не вырывалось оттуда и расплавленных камней, как много раз случалось в прошлом.

Соклею не хотелось бы жить в тени горы, которая могла почти без предупреждения обрушить на людей катастрофу.

Он вернулся на ют, где Менедем поворачивал «Афродиту» с юго-западного курса на восточный, чтобы подойти к Сицилийскому проливу. Вместо того чтобы возобновить спор, прерванный выходкой птенца, Соклей спросил: