Удивительное рядом, или тот самый, иной мир. Том 2 - Дмитрий Галантэ

Татарин же, басурман и откровенная зараза, каких свет не видывал, возник, как чирей в ноздре, непреодолимой преградой на пути к нежному лосиному вожделению! Этот жадный субъект, лютый жлоб, одним словом, всё так и норовил испортить! Он, инфекция басурманская, ни в какую не желал меняться головными уборами! Одно слово, нелюдь иноземная! И как ещё земля таких носит! Сколько Лось его не уговаривал, не упрашивал нежно, и даже не угрожал отлучением от своей харчевни, татарин был, как кремень. То ли вредничал, то ли зло какое затаил, но упёрся ещё хуже, чем баран, и ни в какую, хоть тресни.

Тут я, видя такое дело, отвёл Лосика в сторонку и дал ему добрый дружеский совет, сулящий мне заодно и продолжение бесплатного концерта. Совет заключался в следующем: мол, нужно сорвать с головы вредного и несознательного татарина фуражку, а ему бросить свою и убежать за проходную. Надо заметить, Сохатый лишь изредка занимался со мной за компанию спортом, зато он всегда хорошо бегал и любил это дело, в отличие от меня. Учитывая, как Лось умел бегать, это должно было сработать. А после увольнительной разберётесь, но дело-то уже будет сделано! Как говорится, шляпа в деле, а дело в шляпе. Главное, чтобы Лосик не забыл принести мне из увольнения стаканчик семечек. Глазки у Лосяры загорелись, он аккуратно подкрался к ничего не подозревавшему татарину сзади и молниеносным рывком овладел вожделенным предметом, прикрывающим татарский затылок, после чего задал, как и было задумано, стрекача!

Лось нахлобучил себе на голову бесподобную фуражечку, распрямил гордую, но не очень могучую грудь и, красиво выбрасывая вперёд ноги, буквально слетел с крыльца и помчался, как порыв штормового ветра, к проходной, не разбирая дороги, окрылённый удачей. Он скакал прямо по газону, идущему вдоль штаба. Летел, лишь иногда касаясь земли ногами, на крыльях предвкушаемой любви.

Татарин сделал несколько неловких прыжков вдогонку, но куда уж ему, дистрофичному, было угнаться на своих соломинках за самим Сохатым. Он витиевато выругался, смачно плюнул вслед нашему ловкачу и остановился, разведя в досаде руки и гулко хлопнув ими по тазобедренным костям своего непрочного скелета. Лосик уже добежал до конца газона и… о, горе! Он впопыхах не заметил тонюсенькую, но очень прочную стальную проволочку, сливающуюся с травой, бережно и аккуратно натянутую по периметру и примотанную к стальным арматуркам, вбитым для прочности на пару-тройку метров в землю. Одним из своих начищенных до блеска сапог наш Лось зацепился за эту предательскую проволоку, прилаженную чьей-то коварной и злодейской рукой.

Со всего размаху на полной скорости рухнул он с жалобным стоном на асфальт за пределами огороженного проволокой газона и, проехав на брюхе ещё некоторое расстояние, замер. Фуражечка, забавно подпрыгивая, откатилась в сторону, где её успешно заграбастал злорадно посмеивающийся татарин, налетевший, словно коршун на цыплёнка. Поникший и поверженный Лось уныло поднялся, неуверенно опираясь на дрожащие конечности. Он медленно повернулся ко мне, тускло отсвечивая протёртыми коленками, бледневшими из-под порванных, но безупречно отутюженных брюк, весь в дорожной пыли… В мановение ока из красавца, бравого воина на выданье он превратился в ободранного бродягу.

Честное слово, с этим Лосём можно было тронуться остатками рассудка. Я в очередной раз чуть не умер со смеха. Понимая, что сейчас ему необходимо сочувствие, я честно пытался вымолвить хоть какие-то слова утешения, но, как не старался, ровным счётом ничего не мог с собой поделать. Лишь всхлипывал и как никогда был близок к безвременной кончине! Я чувствовал, что мне сейчас станет плохо. Впору было самому падать на асфальт и биться в истерике. Сохатый, обложив нас по всем правилам, печально поплёлся через плац в роту несолоно хлебавши. Он ничего серьёзного себе не повредил и потому, переодевшись, всё же побывал в увольнении. По возвращении Лось некоторое время подулся на всех, но быстро отошёл, и всё снова встало на свои места.

Прошло много лет после того случая. Сохатый иногда звонит мне, но встречаемся мы редко, его положение не позволяет ему тратить на эти пустяки своё драгоценное время. Да и забывается со временем всё. Это ведь раньше мы жили одной жизнью, поддерживая друг друга в трудную минуту, а теперь… Человеческая память очень гибкая, если нужно, то можно и вспомнить, а коли нет в том особой надобности, то зачем?

За воспоминаниями время в пути прошло незаметно. Мы прибыли в посёлок и, проследовав по широкой улице, остановились возле каменного забора, за которым и находился наш сборный пункт, небольшой аккуратненький гостевой домик. Но в калитку заходить не стали. Лось издал очень громкий звук, отдалённо напоминающий предсмертное мычание раненого буйвола, скрещенное с гудком паровоза.

Через несколько секунд из калитки выскочили взъерошенные Дорокорн с Юриником, а следом за ними пожаловал и Дормидорф, все в полной боевой готовности. Они с деланным испугом спросили:

– А мы, было, подумали, что где-то случился пожар или птеродактиль ненароком в дымоход свалился, застрял там, медленно поджаривается и орёт! А это всего-навсего вы приехали! Почто лосиков-то мучаете?

Мы, поражённые нелепым обвинением, растерянно отвечали:

– Да никого мы не мучаем, тем более лосей!

– Как же, – пояснил Дорокорн, – разве живое существо способно издавать такие вопли по доброй воле? Если ему только не отрывать заживо язык или нижнюю губу, или не поджаривать на медленном огне?

Лось довольно одобрительно зафыркал, а мы, поняв, наконец, что это была шутка, облегченно переглянулись. Нам сообщили, что с минуты на минуту ожидается прибытие Агреса с уже вымуштрованными птеродактилями, которые успешно и почти без потерь прошли сжатый курс молодого орла под его чутким руководством. Зато теперь они показывают чудеса пилотажного искусства и изумительную слаженность действий в группе, достигнутые за столь короткий срок, что иным и не снилось.

И действительно, не успели мы перекинуться парой слов, как раздался дикий предостерегающий клич, и по земле скользнула огромная тень, а за ней ещё несколько, но уже поменьше – это наша грозная воздушная флотилия лихо заходила на посадку. Раздался знакомый звук несущегося на полной скорости грузовика, и перед нами в клубах пыли приземлился счастливый, отдохнувший и отъевшийся Агрес, а чуть поодаль три птеродактиля в доспехах, сделанных из плотного материала, может быть, даже из выделанной специальным образом буйволовой кожи, но выглядело всё это со стороны довольно внушительно. Самому Агресу латы были нужны, как собаке пятая нога, ибо прочность его оперенья была надёжнее любых доспехов. Не то, что у ящеров, лишь относительно небольшая толщина кожного покрова которых была защитой от всевозможных неприятностей, вполне вероятных в предстоящем походе.

От души поблагодарив дружную лосиную семейку, к которой теперь присоединился и лосёнок, терпеливо поджидавший своих родителей возле гостевого домика, задав им корма и воды, мы распрощались и поспешили занять свои обычные места на спинах наших летательных боевых спутников. Не теряя более времени, мы взлетели, плавно набирая высоту и скорость, и взяли курс на Опушку Сбора.

Глава 18

Чудная старушка

А в это самое время в обычной и ничем не примечательной московской квартире, где только несколько часов назад я оставил своих премудрых жёнушку с доченькой, всё шло своим чередом.

Моя ненаглядная дочка умело воспользовалась моим своевременным отсутствием. Действуя, как всегда, по наитию в своей привычной утончённой манере, она очень скоро улучила подходящий момент и умудрилась ловко и аккуратно исчезнуть из поля зрения маменьки. О-о, ведь то была её отличительная особенность, её дар – испаряться без следа прямо из-под носа! Шаг за шагом, аккуратненько… и вдруг раз, и тишина! Особенно комично это выглядело на даче, когда она, таким образом, ненароком заступала за кустик смородины и… уже и след простыл! Ищи её потом, свищи.

Вот и сейчас, улизнув из-под замыленного ока мамочки, она терпеливо и старательно пыталась наиграться про запас в своей комнате в какую-то очередную электронную забаву. Она делала это с завидной регулярностью благодаря весьма распространённому пристрастию своей милой матушки к сериальчикам, сериалам и сериалищам. Кстати, подобное пристрастие присуще многим достойным женщинам. Вот и моя жена самозабвенно и увлеченно смотрела на кухне какой-то очередной и на редкость, ну, очень уж интересный, бешено пузырящийся мыльной пеной сериальчик. Из-за избытка в подобных сериалах этой самой мыльной пены у всех женщин со временем основательно замыливаются глазки, и тогда им уже не видать ни зги. А язычки, напротив, развязываются совершенно. И тогда они начинают в упор не замечать самого очевидного. Они перестают видеть, например, своих мужей или детей, или всех одновременно, мало ли кто там ходит ещё, бродит. А самим им от этого становится так хорошо и здорово! Просто-таки замечательно! Жизнь сразу приобретает новый смысл и с пенными потоками прибывает то, чего всегда так недоставало.