Владлен Бахнов - Владлен Ефимович Бахнов

светить!!!

И тут произошло нечто невероятное и ужасное: Солнце подчинилось его приказу и погасло.

И Властелину Солнца стало так страшно, что он закричал и рухнул на остывающую крышу своей «хижины».

А когда Дино очнулся, весь мир был погружен в кромешную тьму, такую густую, вязкую, абсолютную тьму, которую невозможно себе представить и которая наступает, когда Солнце гаснет…

— Где я? — спросил Попечитель.

— У себя в «хижине», — отвечали приближенные.

— А почему так темно? Солнце все-таки подчинилось мне и погасло, да?

— Да, — словно эхо. откликнулись приближенные.

— И человечество гибнет, да?

— Да, — повторили приближенные, давно уже разучившиеся говорить слово «нет».

Великий Попечитель закрыл глаза и захихикал, довольный тем, что ему удалось сделать.

Умер Дино Динами через два дня. И до самой смерти никто не осмелился сказать ему, что Солнце погасло только для него одного. Просто потому, что он ослеп.

ПАРОДИИ КОНЦА

60-Х — 70-Х ГОДОВ

Евгений Винокуров

Отражение

Устав от мудрецов и балагуров,

Я в зеркало взгляну средь бела дня,

И в зеркале возникнет Винокуров

Евгений.

И воззрится на меня.

Что ж он увидит? В двух шагах всего

Стоит двойник, его подобье.

Немного наклонясь, и исподлобья

Разглядывает пристально его.

И видит — рядом, в зеркале стоит

Его оптическое отраженье,

Уже не юноша, а все же не старик.

Во взгляде отраженья напряженье.

Куда ж направлен напряженный взор?

Конечно, на того, кто, стоя рядом.

Рассматривает пристально, в упор

Свое подобье напряженным взглядом.

Он смотрит на меня,

Я на него

Смотрю…

И все… И больше ничего.

Казалось бы. Но сколько в этом скрыто!

Как мало прожито! Как много пережито!

Римма Казакова

Каждому свое

Я такая простая девчонка.

Озорная, шальная, ничья.

Я свой парень. Но где-то и в чем-то

Просто баба и женщина я.

Ах, мужчины, вы сладкоречивы.

Хоть и знаем мы вас наизусть.

Но мы сами с усами, мужчины.

Намотайте себе на ус!

Вы привыкли мыслишкою тешиться.

Все уверенней становясь.

Что на ваших плечах все держится

И все наши надежды на вас.

Сами вы себе кажетесь сильными.

Но, наивные мужички.

Шевельните своими извилинами.

Напрягите свои мозжечки:

Ведь окончилась ваша эпоха

И смешон этот гонор ваш.

Хорошо это или плохо.

Слабый пол — мы берем реванш!

Поглядите вокруг себя во поле

Или в городе наугад:

Проглядели вы, братцы, прохлопали —

И крутом уже матриархат.

Вы не бойтесь матриархата.

Сейте хлеб, обжигайте горшки.

Но учтите, что ваша хата

С краю. С краю! Вот так, мужики!

Юрий Левитанский

Киносон о зайце и охотнике,

который ходил в кино зайцем

Меж тем я решительно знаю

По прихоти сна моего.

Что я в этой пьесе играю.

Но только не помню кого.

Ю. Левитанский.

«Сон о забытой роли»

Мне снился сон, загадочный и странный.

Он был цветной и широкоэкранный.

И снилось мне, что сплю я под сосной

И сон смотрю, загадочный, цветной.

Сон состоял из двух отдельных серий.

Мне снилось, что я просто зайчик серый.

А кто охотник? Кто судьба моя?

Вы не поверите: охотник тоже я!

Да. я один во сне играл две роли.

Быть может, это не играло б роли.

Но вот я, зайчик, вышел погулять, —

А я, охотник, стал в себя стрелять!

О, я был замечательный охотник.

До молодой зайчатины охотник!

И когда заяц на поляну вышел.

Я из себя, как говорится, вышел.

Не понимал я. что, стреляя дробью,

Я самого себя сейчас угроблю.

Но вот звучит ужасное «пих-пах»

(А может быть, «пиф-паф»?). Но, не дослушав.

Я падаю, разбрасывая уши.

И зайчики кровавые в глазах…

В груди моей безжалостный свинец.

Прощайте, мои зайчики… Конец

Первой

Серии.

Павел Вегин

В дальнем плаванье

И вот я в летейские воды вхожу.

И вот я уже холодею.

Я голову, может, за прихоть сложу

Увидеть в лицо Лорелею.

…И в белую ночь ее вольных волос

Вошли мои пальцы, как кони в овес.

П. Вегин. «Лорелея»

Хочу Лорелею узреть наяву,

От страсти своей изнываю!

И вот я ныряю, и вот я плыву,

И вот, наконец, доплываю.

Катилась вода, светила звезда,

И так Лорелея спросила:

— Зачем, о поэт, вы приплыли сюда?

И я ей ответил красиво:

— Я в Лете холодной едва не простыл,

Я чуть не утоп, когда к вам сюда плыл,

Чтоб в белую ночь ваших