Дрейк - Вероника Мелан

Постепенно изображение в голове из плоского начало делаться объемным, наполняться светом, уплотняться, оживать, и как только оно полностью достигло сходства с оригиналом, я мысленно ринулась к нему навстречу, всеми силами желая оказаться рядом. Вперед… ближе… быстрее…. еще ближе….

И когда моих ушей коснулся визг, исторгаемый кошачьей глоткой, я резко открыла глаза.

Впервые в жизни я дралась за жизнь по-настоящему.

Чье-то лицо – ногтями, чей-то бок – кулаком, уши – вывернуть, чьи-то волосы – с корнем….. Трещала дешевая курточная ткань, отлетел на землю капюшон, из разбитого носа капала алая, казавшаяся неестественно яркой на фоне серого пасмурного дня кровь.

Они бежали, сыпля матерками и оскорблениями, как стая поганых трусливых собак. Детдомники. Четыре пацана, лет по десять-двенадцать, привязавшие к Мишиному хвосту веревку. Я осела прямо на усыпанную листьями землю, автоматически отмечая, где нахожусь.

Когда-то это приземистое двухэтажное здание было садиком. А позже, по распоряжению горсовета, было отдано детскому дому. С тех пор как это случилось, территорию старались обходить стороной: ребятня здесь обитала злая, старающаяся нашкодить всем и каждому, кто окажется в пределах видимости. Обиженные, ожесточенные, мстительные дети….

Скоро выйдут их воспитатели разбираться, почему побои, синяки, кровь….

Миша полз почти что на брюхе, веревка волочилась следом на обрубке хвоста. Уткнулся носом в ладонь и притих, будто лишенный сил. Я взяла кота на руки – он мяукнул от боли.

Суки.

Прыгая в Нордейл, я знала, что никогда и ни за что не потеряю Мишу между мирами.

Я положила его на диван – грязного, тощего и какого-то неподвижного. По моему лицу текли слезы, пальцы безбожно дрожали, пытаясь справиться с плотно затянутым на хвосте узлом. Нахлынувшее на территории детдома озверение медленно уступило место горечи и отчаянию, мне казалось, кот умирает. Он тяжело дышал и дрожал, а я ревела, понимая, что, наверное, все-таки опоздала. Гладила пушистую голову, что-то приговаривала, раз за разом проваливая попытки совладать с узлом. Впадала в какое-то черное, нездоровое отчаяние.

Стук в дверь вывел меня из транса. Громкий, настойчивый, даже грубый звук.

Кому и что понадобилось в это время? С трудом поднявшись на ноги, я бросила взгляд на часы – почти полночь, и, как старуха болезненно согнувшись, пошла вниз открывать.

На пороге стоял Дрейк, и лицо его не предвещало ничего хорошего. Он молча шагнул мимо меня в дом, развернулся и каким-то шелестящим, пугающим голосом произнес:

– Я давал разрешение на перенос объектов в этот мир? Нет? – злой взгляд прищуренных глаз. Ледяной, пронизывающий насквозь.

Я похолодела.

– Нет! Дрейк…. Это всего лишь кот!

Но начальник уже быстро поднимался по лестнице на второй этаж, я, задыхаясь от страха, бежала следом за ним. Глаза застилали слезы, голос хрипел.

– … его мучили в том мире, он бездомный, голодный….

– Количество живой энергии четко высчитано, а ты внесла дисбаланс!

– …. Не забирай! Не смей! Это мой кот…. не отдам! Он же глухой, оставь!!!

Серебристые ноги мелькали по обшитым ковровым покрытием ступеням с невероятной скоростью. Я не успевала, рвалась следом, запнулась, какое-то расстояние преодолела на четырех конечностях, захлебываясь слезами. Мой крик сотрясал весь дом.

– Не забирай кота-а-а-а!!!

К тому моменту, когда мне удалось догнать начальника, тот стоял посреди комнаты, глядя на диван. Я едва не врезалась ему в спину.

Дрейк обернулся с таким зловещим выражением лица, что я отшатнулась обратно к лестнице.

– Ни на шаг не подходи! – рыкнул он и шагнул к дивану.

– Н-Е-Е-Е-Е-Т!

Я лишилась сил и осела на пол. Проиграла…. Кота заберут…. Убьют…. Какой был смысл…. Закрывая лицо ладонями, я заходилась, захлебывалась рыданиями, боясь разжать пальцы и увидеть Дрейка, уносящего кота. Заберут, Мишу опять заберут, и я его не спасла, а наоборот.

– Не трогай, не трогай, не трогай…..

В горле булькало и горело, голос хрипел, я задыхалась.

– Не трогай, не трогай, не трогай….

Я не знаю, сколько прошло времени. Такой истерики со мной не случалось никогда до этого. За несколько минут глаза опухли так, что их стало невозможно открыть.

– Как его зовут? – донесся сквозь рыдания холодный голос.

– Что?

Я кое-как оторвала ладони от лица, содрогаясь от спазмов и икая. Веки не желали разлипаться.

– Позови его.

– Он глухой….

– Позови его! – Дрейк выплюнул эти слова с такой яростью, что вокруг затрещал воздух.

Я вздрогнула и позвала кота:

– Миша. Миша?

И не поверила, когда кот посмотрел на меня, немного ошалело, но живо и заинтересованно.

– Еще раз…. – медленно, почти по слогам произнес начальник, – …. Притащишь. В этот мир. Кого-нибудь. Без разрешения….. Вышвырну обоих!

Последняя фраза проревела так, что содрогнулись стены.

Никогда в жизни я не слышала в чьем-либо голосе столько угрозы, никогда еще не видела столько льда в человеческих глазах.

Не дожидаясь ответа, Дрейк развернулся и пошел прочь. Зашуршали от спуска по ступеням штанины, скрылась в пролете серебристая спина, а затем и макушка. Через секунду хлопнула входная дверь.

Плохо соображая от пережитого страха, я медленно перевела взгляд с опустевшей лестницы на Мишу.

«Оставил… он его оставил….»

Не веря собственному счастью, я быстро подползла к дивану и прижала к себе кота. Белого, пушистого, теплого!

– Миша…. Мишенька!

Затем на секунду застыла и отстранилась. Веревки не было, а хвост…. хвост был целым. Лапа больше не прижималась к телу, а легко ступала на ткань.

Поначалу я не поверила тому, что увидела. А когда поверила, то захлебнулась новыми слезами, на этот раз счастливыми.

– Он починил тебя! Мишка! Починил!

Кот был не против мокрых потеков на шерсти, он – здоровый и заново оживший – радостно и громко тарахтел.

* * *

Михайло с рук не слезал.

Как только его спускали с плеча, тут же забирался на колени, даже если видел, что на них лежит книга. Зыркнешь строго – застынет, как пушистая мумия, мол, «невидимый я и недвижимый и вообще меня здесь нет», а едва вернешься к прежнему занятию, так он снова по-пластунски заползет на страницы и уляжется сверху, не забыв включить «моторчик». И хоть смейся, хоть плач. И это притом, что всю ночь он провел, обвившись вокруг моей головы на подушке, сложив белые лапы прямо на лицо.

Я не сетовала. Душа ликовала, глядя на счастливого кота. От него исходили такие волны любви, что мою душевную лодку раскачивало в океане обожания.

Оставить Нордейл и Мишу в тот вечер я так и не решилась, выспалась в спальне на втором этаже, решив, что вторую часть домашнего задания могу выполнить и здесь – говорить приятности хорошо в любом мире, ласковое слово, как известно, и «иномирцу» приятно.