В тени побед. Немецкий хирург на Восточном фронте. 1941–1943 - Ханс Киллиан

– Будьте любезны, позовите господина полковника. – (Полковник – это его первый адъютант.) – И сходите за бутылкой красного вина.

Комната очень уютная. Заходит полковник, бледный, изможденный, похож скорее на ученого. Совсем недавно генерал Арним и этот человек освободили Холм.

– Послушайте! – говорит генерал. – Профессор сказал, что как хирург-консультант впервые общается с военным руководством. Вы это понимаете? Я – нет.

– Я тоже, – отвечает полковник. – Может быть, господин профессор объяснит нам?

– Вольно? – с улыбкой спрашиваю я.

– Вольно, – подтверждает генерал.

– Тем лучше. Во время Первой мировой войны главные медики входили непосредственно в штаб армии, а значит, находились рядом с высшим командованием. Тут возникала закадычная дружба, особенно между хирургами и генштабистами. Они часто беседовали друг с другом. Руководство жаловалось на что-то врачам, врачи – руководству. Результат был потрясающий. Затем их разлучили и в делах, и в личных отношениях.

– А-а. – Единственное, что слетает с уст полковника. Генерал кивает.

– Есть еще кое-что, – продолжаю я. – Прыткие господа, генерал-майоры медицинской службы, проявляют не слишком большую заинтересованность в том, чтобы их окружали способные, известные врачи.

На этот раз генерал говорит «а-а». А полковник кивает.

– Более того, консультанты по своему положению оказались где-то далеко внизу. Поэтому контакт с высшим командованием пропал. Нас запрятали в медико-санитарную дивизию армии.

Это еще не все. Как только выдающийся военный хирург Франц стал инспектором медицинской службы стотысячной армии, врачей возвели в ранг офицеров. Вы помните: раньше полковой врач по рангу был ниже младшего лейтенанта. Однако замечу, с вашего позволения: инспектор совершил решающую психологическую ошибку. Всего лишь мелочь, а последствия налицо. Теперь у генерал-майоров медицинской службы на брюках красные генеральские лампасы и красные петлицы – вместо голубых. Такая безделица!

Генерал Арним и полковник рассмеялись.

– Я точно знаю, что произошло, – сказал Арним. – Господа врачи теперь ощущают себя генералами, а не врачами.

– Так оно и есть! Верховая езда представляется некоторым молодым офицерам медицинской службы более важным занятием, нежели приобретение глубоких медицинских знаний. Кроме того, им стало казаться, что мундир их ни к чему не обязывает. Вы понимаете, о чем я говорю?

– О да! – Генерал оживился.

– Сегодня среди врачей лишь офицеры запаса исполняют свой долг перед ранеными, остальные только командуют.

– Значит, вот как обстоят дела, – задумчиво произносит Арним, – на самом деле я об этом очень мало размышлял. Теперь надо будет об этом подумать.

– Кстати, у меня уже давно сложилось неприятное впечатление, – говорит полковник, – что сейчас намного больше занимаются транспортировкой, нежели самими ранеными.

– Совершенно верно, господин полковник. Возник настоящий департамент по уродованию раненых во время транспортировки. К сожалению, быстро продвигающиеся по службе молодые офицеры зачастую отдают приказы более старшим и опытным врачам и, скажем так, пользуются их услугами. Конечно же бывают исключения.

– Что можно сделать, профессор?

– Во время войны, пожалуй, ничего, господин генерал. Необходимо изменить принципиальное отношение офицеров медицинской службы. На первом месте должен стоять долг врача, а не медико-санитарная тактика и администрирование.

– Говорите открыто, дружище, – вставляет генерал.

– Судите сами, офицер медицинской службы одновременно является и врачом, и офицером. У него двойная задача. Выполнять он ее может только либо как врач, либо как офицер. Некоторые добросовестные коллеги переживают внутренний разлад, хотят они того или нет.

– А что говорят по этому поводу солдаты?

– Им нужен не офицер медицинской службы, – бойко отвечаю я, – а врач, который поможет!

– А как обстоят дела с лечением раненых на нашем участке?

Я кратко описываю положение и указываю на раздробленность медицинских подразделений, на недостаток хирургов и их нецелесообразное распределение по территории.

– Корень всех бед, господин генерал, кроется в отсутствии полевого госпиталя на холмском участке фронта!

Арним бросает пристальный взгляд на полковника. Затем в ярости заявляет:

– Он у нас есть. Дело в том, что у нас отобрали единственный полевой госпиталь, профессор. Я категорически протестовал, но безуспешно.

Осторожно я пробую намекнуть:

– Господин генерал, то, что я вам сейчас скажу, мне, по идее, не следует говорить. Дело в том, что за вашим боевым участком расположен полевой госпиталь, который простаивает.

Генерал смотрит на меня.

– Вы ведь это не серьезно!

– Мы немедленно распорядимся! – негодует полковник.

– Когда главный врач армии узнает, от кого вам это стало известно, меня немедленно расстреляют.

– Если уж здесь и будут стрелять, то по моему приказу, – замечает генерал. – Завтра я в любом случае лечу в главный штаб фюрера. Вы не хотите проводить меня до Локни на моем бронированном автомобиле?

– С удовольствием, господин генерал.

– Я должен возвращаться в Дно.

Генерал граф Арним был тем беднягой, которому после поражения генерала Роммеля в Африке достался разгромленный корпус армии. Ему пришлось стерпеть унижение (он вынес его хладнокровно), когда генерал Эйзенхауэр отказался ему, пленному, подать руку. Потом генерал Монтгомери, маленький человек в ухарском берете, от души пожал ему обе руки. Граф Арним во всех отношениях был достоин крепкого рукопожатия.

Партизаны

21 июня в четыре утра мы отправляемся в путь. Маршрут пролегает по территории, где действует крупный партизанский отряд, насчитывающий около трехсот человек. По распоряжению полковника наш бронированный автомобиль сопровождают два танка. Рассказывают, что ночью партизаны пересекли трассу и заложили мины, после чего снова скрылись в лесу.

В Локне мы сердечно прощаемся с генералом Арнимом. Далее до Дно я добираюсь на обороняемом вспомогательном поезде. Внезапно около Шицинова происходит вынужденная остановка. Наши танки едут вперед одни. Что случилось? Обнаружен партизанский отряд. До нас отчетливо доносится шум боя. Медленно текут часы. Мы ждем. Партизаны скрылись в лесу, их пытаются окружить.

Проходит целая ночь. Лишь под утро дорога снова свободна. Едем дальше в Дно. По пути проезжаем место сражения. Все кончено. Слева и справа от железнодорожного полотна лежат тела убитых.

Мы уже в двух километрах от города, видны дома, как вдруг раздается ужасающий грохот. Земля содрогается от мощных взрывов. Поезд так резко тормозит, что нас отбрасывает в разные стороны. Только тут до нас доходит, что произошло: русские бомбят вокзал и лагерь с боеприпасами возле Дно. Выскочив из вагона, мы с изумлением наблюдаем за буйством адского огня. Один за другим взрываются снаряды. Периодически в воздух взлетают картузы[41] с боеприпасами. Должно быть, в городе дела совсем плохи.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});