Чужестранка. В 2 книгах. Книга 2. Битва за любовь - Диана Гэблдон

— Вы даете мне слово?

На пергаментно-белом лице Джейми глаза горели, как два синих огня. Он медленно наклонил голову.

— В обмен на ваше.

— Договорились.

Рэндолл убрал нож с моего плеча и со свистом вложил его в ножны. Медленно подошел к столу и взял молоток.

— Вы позволите мне маленькое испытание вашей искренности?

— Да, — ответил Джейми, и голос его был тверд, а руки неподвижно лежали на столе.

Я хотела крикнуть, протестовать, но из пересохшего горла не вырвалось ни звука.

Подчеркнуто неспешно Рэндолл нагнулся над столом и вынул из плетеной корзинки гвоздь. Установил его все с той же неспешной аккуратностью и четырьмя сильными ударами приколотил сломанную руку Джейми к столу. Изломанные пальцы распрямились, словно ноги паука, приколотого к доске в ящике коллекционера.

Джейми застонал, глаза выкатились и побелели от боли. Рэндолл спокойно положил на стол молоток, взял за подбородок и поднял вверх лицо Джейми.

— Поцелуй меня, — проговорил он тихо и прижался ртом к безвольным губам Джейми.

Лицо у Рэндолла, когда он выпрямился, было мечтательное, глаза полны сладкого тумана, губы растянулись в улыбку. Когда-то я любила улыбку, подобную этой, а туманный взор пробуждал во мне желание… Теперь он причинял мне невыносимую, боль. Слезы сбегали к уголкам рта, но я не помнила, когда начала плакать. Рэндолл минуту постоял в трансе, глядя на Джейми, потом встрепенулся и снова вынул кинжал из ножен. Резким движением он перерезал веревку у меня на запястьях, поранив кожу. Я начала было растирать онемевшие кисти, но он тут же ухватил меня за локоть и подтолкнул к двери.

— Подождите! — окликнул его Джейми, и Рэндолл нетерпеливо обернулся. — Вы позволите мне попрощаться?

Это было скорее утверждение, нежели вопрос, и Рэндолл колебался совсем недолго, прежде чем кивнуть в знак согласия и толкнуть меня к столу, за которым застыла неподвижная фигура. Джейми крепко обнял меня здоровой рукой, а я уткнулась ему в шею мокрым лицом.

— Не делай так, — шептала я. — Не надо. Я не хочу оставлять тебя.

Теплые губы приникли к моему уху.

— Клэр, завтра утром меня повесят. То, что произойдет до тех пор, уже ни для кого не имеет значения.

Я откинула голову и посмотрела ему в лицо.

— Это имеет значение для меня!

Джейми поднял свободную руку и прижал ладонь к моей мокрой щеке.

— Я знаю это, mo duinne. Именно поэтому ты теперь уйдешь. А я буду знать, что есть кто-то, помнящий обо мне. — Он снова привлек меня к себе, нежно поцеловал и прошептал по-гэльски: — Он отпускает тебя, потому что считает беспомощной. Но я знаю, что это не так. — Слегка отстранив меня, он сказал по-английски: — Я люблю тебя. Иди.

Пропустив меня в дверь, Рэндолл обернулся и сказал:

— Я скоро вернусь. Очень скоро.

Он говорил так, словно ненадолго и неохотно расставался с любовником, и внутри у меня похолодело.

Джейми — темный силуэт, обведенный красноватой линией света от горящего позади него факела, — изящным движением склонил голову к пригвожденной руке и ответил:

— Полагаю, вы найдете меня здесь.

Черный Джек. Нарицательное имя для негодяев и бандитов в восемнадцатом столетии. Некий штамп, романтическая фикция, вызывающая в уме представление об очаровательных рыцарях с большой дороги, в шляпах с перьями, размахивающих острыми шпагами. Воплощенный в реальность, такой рыцарь шагал со мной рядом.

— Сюда. — Это было первое слово, произнесенное Рэндоллом с той минуты, как мы с ним оставили комнату.

Он указал на проем в стене — тот самый выход, о котором он говорил Джейми.

Я уже достаточно овладела собой, чтобы заговорить, — и я заговорила. Я отступила от темного проема в стене и встала так, чтобы свет факела падал прямо на меня.

— Выспрашивали меня, капитан, не ведьма ли я, — проговорила я низким и твердым голосом — Я отвечу на ваш вопрос. Да, я ведьма. Ведьма, и наложу на вас заклятие. Вы женитесь, капитан, и ваша жена понесет ребенка, но вам не доведется увидеть вашего первенца. Я прокляну вас, Джек Рэндолл, страшным проклятием — вы узнаете от меня час вашей смерти!

Лицо его находилось в тени, но по блеску глаз я поняла, что он поверил мне. А почему бы и нет? Ведь я говорила ему правду, известную мне. Я видела перед собой генеалогическое древо Фрэнка, видела так ясно, словно оно было высечено на каменной стене передо мной.

— Джонатан Уолвертон Рэндолл, — тихо говорила я, читая буквы на камне. — Родился 3 сентября 1705 года. Умер…

Рэндолл сделал невольное движение, рванулся ко мне — но недостаточно быстро, чтобы я не успела произнести, что хотела.

Узкая дверь в глубине проема со скрипом повернулась на петлях. Я ожидала увидеть темноту, но была ослеплена сиянием света на снегу. Сильный толчок сзади швырнул меня в сугроб, и дверь с грохотом закрылась за мной.

Я лежала в канаве на заднем дворе тюрьмы. Под снегом были скрыты груды чего-то — вероятно, мусор, отбросы. Под собой я чувствовала что-то твердое. Дрова? Наклонное основание тюремной стены надо мной было исполосовано какими-то линиями — видимо, их оставили жидкие нечистоты, выливаемые через расположенное повыше отверстие с подъемной дверью. Должно быть, за этой стеной находится кухня.

Я с усилием приподнялась и увидела перед собой пару широко раскрытых голубых глаз. И лицо — почти такого же цвета, как глаза, застывшее и твердое, словно дерево, за которое я его по ошибке приняла.

В ужасе, спотыкаясь на каждом шагу, я отступила к стене тюрьмы.

Опустив голову, я твердила себе: ты не свалишься в обморок, ты на своем веку повидала немало мертвых тел, нет, ты не свалишься в обморок… Господи, у него такие же голубые глаза, как… ты не свалишься в обморок, черт тебя побери!

Дыхание мое в конце концов выровнялось, пульс тоже. Страх отступил, и я заставила себя подойти к мертвому телу. Не знаю, что толкнуло меня на это — жалость, любопытство или потрясение. Но шок внезапности уже миновал, и я уже не находила ничего пугающего в мертвеце. Да его и не должно быть никогда. Не важно, насколько страшной или безобразной была сама смерть человека, ужасают нас только муки страдающей души; едва душа отлетела, перед нами остается предмет, не более того.

Голубоглазый незнакомец умер на виселице. Во рву он лежал не один… Я, разумеется, и не подумала разрывать сугробы, но теперь я знала, что скрывается под снежным покрывалом, и различала очертания тел, смягченные снежной пеленой. Здесь находилось больше десяти трупов, дожидающихся либо оттепели, когда их легче будет похоронить, либо зверей из ближайшего леса в качестве могильщиков.