Сталин. Красный «царь» (сборник) - Тони Клифф

На первых порах в двойственном характере революции заключался источник ее силы. Если бы буржуазная революция произошла раньше (или если бы во время освобождения крестьянства в 1861 г. освобожденные крепостные получили землю на справедливых условиях), крестьянство превратилось бы в консервативную силу; оно, подобно тому, как это было в Западной Европе, особенно во Франции, в течение всего XIX века выступало бы против пролетарской революции. Его консерватизм, возможно, оказал бы влияние даже на городских рабочих, многие из которых были выходцами из деревни. Буржуазный строй способен был держаться намного дольше, чем полуфеодальный или полубуржуазный режим. Слияние обеих революций сделало возможным союз рабочих и крестьян, к которому стремился Ленин, а это дало возможность большевикам победить в гражданской войне и выстоять в борьбе с иностранной интервенцией. Хотя устремления рабочих находились в явном противоречии с целями крестьянства, ни один из этих классов еще не осознавал этого. Рабочие радовались победе мужиков над помещиками и не видели никакого противоречия между собственным стремлением к обобществленной экономике и экономическим индивидуализмом крестьянства. Противоречие это стало очевидным и острым лишь к концу гражданской войны, когда крестьянство, которому более не угрожало возвращение помещиков, упорно отстаивало свой индивидуализм.[5]

Отсюда конфликт между городом и деревней и столкновение между двумя революциями на внутреннем фронте, продолжавшееся на протяжении почти двух десятилетий, в 20-х и 30-х годах XX века. Последствия его сказываются на всей советской истории. Превратности этой драмы хорошо известны. В последние годы жизни Ленин пытался решить возникшую дилемму мирным путем с помощью новой экономической политики и смешанной экономики, однако к 1927—1928 годам эта попытка провалилась. Тогда Сталин решил форсировать решение этого вопроса силовыми методами и приступил к так называемой сплошной коллективизации сельского хозяйства. Таким путем он провел разграничительную черту между социалистической и буржуазной революциями, уничтожив все следы последней.

Карл Маркс и его ученики надеялись, что пролетарская революция будет свободна от лихорадочных поворотов, ложного сознания и иррациональных решений, характерных для буржуазной революции. Конечно же, они имели в виду социалистическую революцию в ее «чистой форме»; они предполагали, что она произойдет в промышленно развитых странах, находящихся на высоком уровне экономического и культурного развития. Конечно же, легко – но и неправильно – противопоставлять столь уверенно высказанные надежды и огромное количество лишенных логики действий, совершенных за полувековую советскую историю. Иррационализм во многом проистекает из противоречий между двумя русскими революциями, ибо они создали череду кризисов, которые невозможно было урегулировать обычными методами искусного управления государством, политической игры или маневров. Именно слияние двух революций стало источником слабости.

Нелогичность пуританской и якобинской революций объясняется главным образом столкновением между высокими надеждами восставшего народа и буржуазной ограниченностью этих революций. Для восставших масс не существует буржуазной революции. Они сражаются за свободу и равенство или за братство и общественное благосостояние. Кризис наступает, когда имущие классы начинают предпринимать попытки наконец в полной мере воспользоваться плодами революции и накапливать богатства. Поскольку революция препятствует им в этом, они пытаются либо отмежеваться, либо остановить ее, в то время как простой народ в отчаянии от голода и лишений требует более радикальных социальных изменений. Так случилось во Франции на закате якобинцев, когда нувориши требовали отмены закона о максимуме и свободы торговли. Тогда-то простой люд понял, что все революционные завоевания – обман, что Свобода – это всего лишь свобода труженика продавать свою рабочую силу, а Равенство означает для него возможность торговаться со своим нанимателем на рынке труда на номинально равных условиях. В Англии такой момент наступил, когда диггеры и левеллеры осознали власть собственности в Английской республике. Разочарование было жестоким. В партии революции начались расколы. Лидеры разрывались между разными течениями. И вот весь накал страсти и действий, бывший созидательной силой революции во время ее подъема, становится силой разрушающей в период застоя и упадка. Похожее положение мы находим и в России сразу же после окончания гражданской войны, когда крестьянство вынудило правительство Ленина признать частную собственность и вновь ввести свободу торговли, хотя «рабочая оппозиция» заклеймила его действия как предательство дела социализма и продолжала выступать за всеобщее равенство.

Трудности русской революции усугублялись еще и тем, что Россия столкнулась к тому же с противоречиями, присущими социалистической революции, происшедшей в слаборазвитой стране. Маркс говорил о зародыше социализма, зреющем и набирающем силу в чреве буржуазного общества. Можно сказать, что в России социалистическая революция совершилась, когда зародыш социализма находился еще на ранней стадии развития, когда ему было еще далеко до зрелости. Нельзя сказать, что социализм оказался мертворожденным ребенком, но нельзя также сказать, что этот ребенок оказался полноценным.

Можно спросить, что же понимают под этим метафорическим образом марксисты? Вопрос этот, без сомнения, имеет касательство к нашей теме и, кстати, также к проблемам западного общества. Маркс описывает, как современная промышленность, заменив независимых ремесленников и фермеров наемными рабочими, изменила таким образом весь процесс зарабатывания на жизнь, весь процесс производства, поскольку теперь на смену индивидуальной деятельности оторванных друг от друга производителей пришел коллективный совместный труд большого числа рабочих. По мере разделения труда и наступления технического прогресса производительные силы становятся все более взаимозависимыми, становится также заметной тенденция к их социальной интеграции на национальном и даже международном уровне. Именно в этом и состоит обобществление процесса производства – тот самый зародыш социализма в чреве капитализма. Этот вид производственного процесса требует уже общественного контроля и планирования, а этому препятствуют частное собственничество и контроль. Частный контроль, даже осуществляемый крупными современными корпорациями, разъединяет и дезорганизует тот в основе своей комплексный механизм, который действительно и логически необходимо интегрировать.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});